Пять минут жизни

На мне не было бейджа. Рита вытащила меня из комнаты отдыха, прежде чем я успел его надеть.

– Да. – Мой голос был грубым. – Это я.

Улыбка Теи вспыхнула, как чертово солнце после десятилетия серых облаков и дождя.

Она протянула руку и сказала:

– Приятно официально познакомиться с тобой, Джимми.

У меня не было слов. Я боялся открыть рот. Я взял ее руку, мягкую и теплую, и Тея, как обычно, от души тряхнула мою.

– Ого, это безумие, – сказала она со смехом, светясь от счастья. – Безумно и хорошо и просто…

– Чудо, – выдохнул я.

– Да. В точку. – Она подошла ближе ко мне, как будто мы были одни, а не в комнате, полной людей. – И я была права.

– Насчет ч-чего?

– Насчет тебя.

Ее улыбка была яркой, застенчивой и смелой одновременно. Тея все еще не отпускала мою руку.

– Ты мне не приснился.

Часть II

Глава 19 Тея

Я впервые открываю глаза…

Больничная комната, слегка размытая. Меня окружили врачи. Симпатичная молодая женщина доктор по имени Чен сказала, что мне сделали операцию по восстановлению моей памяти. Я кивнула, мол, поняла, но на самом деле не поняла. Не совсем. Я теряла память? Они сказали, что у меня было всего несколько минут сознания, но это же бессмыслица. Я всегда была там. Просыпалась и засыпала. То, что они называли амнезией, казалось мне бесконечным сном в крошечной безвоздушной коробке. Операция вытащила меня, разбудила. Я снова могла дышать. Снова могла думать.

Я жива…

Радость наполнила меня адреналином.

Другой доктор с австралийским акцентом задал мне вопросы:

Помню ли я свое имя? Дату рождения?

Да и да.

Помню ли я автомобильную аварию?

Нет.

Я вспомнила, как мы вчетвером – я, Делия, мама и папа – стоим в фойе и делаем фотографию на мой телефон. На… выпускной Делии. Точно. Она была в головном уборе и мантии.

Это воспоминание было одним концом книгодержателя. Другим была больница, а между ними – пустые тома, страницы которых медленно заполнялись словами. Строки, слова, ароматы или фрагмент песни. Очередное знакомое лицо открывало дорогу новым воспоминаниям.

Делия оставалась рядом со мной все два дня, пока я была в больнице. Моя сестра словно бы постарела больше чем на два года. Каждый раз, крепко обнимая, она смотрела на меня так, словно я внеземная форма жизни. Все смотрели на меня – специалисты, медсестры, – а я смотрела на эту жизнь, которая была намного ярче и богаче, чем мне помнилось.

– Когда придут мама и папа? – спросила я.

– Скоро, – ответила Делия. – Отдохни.

Я так устала после операции. Я хотела спать, но боялась, что закрою глаза, и все это исчезнет.

Я не хочу больше спать. Я хочу жить.

Но я уснула и проснулась, и все, что вернулось, никуда от меня не делось.

Я никуда не делась.

Когда я поправилась, меня отвезли в санаторий «Горный хребет», где я, по-видимому, и жила в течение последних двух лет. Все в старом здании было одновременно чужим и знакомым. Формы и запахи. Дерево и пыль. Дезинфицирующее средство и освежитель. Я шла сквозь бесконечный туман дежавю.

– Я знаю это место, – сказала я в фойе, стоя перед натюрмортом с фруктами в миске. – Я знаю эту картину.

Красиво, не правда ли? То, как свет падает на изгиб яблока…

Слова были моими собственными. Я разговаривала с кем-то перед этой картиной. Мужчина. Высокий. Темные волосы. Темная куртка. Я почти могла его увидеть… Мираж в моей обширной пустыне небытия.

Они отвели меня наверх в комнату отдыха, и там был он.

Стоял возле двери. В белом, а не в черном. Он был там, но как будто собирался уйти. Я узнала квадратную челюсть и мягкость его глаз. Очередные врата воспоминаний открылись. Залитые солнцем дни. Музыка. Этот мужчина пел мне. Он включал мне на своем телефоне мои любимые танцевальные песни. Он спас меня, когда…

Я прогнала это темное воспоминание. Разберусь с ним позже. Точно так же, как с тем, что Делия не говорила о наших родителях. Позже.

Когда я пересекла комнату, ко мне вернулось больше – солнце, музыка и… краски. Да. Он принес мне краски. Холст. Он вернул меня к жизни…

И теперь я стояла перед ним, и мое сердце бешено стучало.

Черт возьми, он был великолепен. Красивые карие глаза. Щетина вдоль квадратного подбородка. Мускулы, сила – а еще мягкость.

– Привет, – сказала я. Этот парень заставлял меня стесняться, а я никогда в жизни не стеснялась.

Адамово яблоко дернулось на его горле, когда он тяжело сглотнул и сказал:

– Здравствуй.

«Это Джим». Имя всплыло из глубин моего разума.

Я увидела черные буквы на белом пластике. Бейдж. Но он не носил бейдж, да и все равно тот не был мне нужен. Я вспомнила его имя самостоятельно. Как и то, что он не Джим, а…

– Ты Джимми. Правильно?

– Да. Это я.

Это он. Мой Джимми.

Я чуть не рассмеялась. Что за глупая мысль! Он был не мой, но я разрывалась от счастья, что он здесь. Я протянула руку.

– Приятно официально познакомиться с тобой, Джимми, – сказала я, и его грядущее прикосновение вновь вызвало у меня волну смущения.

Его большая, сильная рука со шрамами на костяшках поглотила мою. Я тряхнула его, но не отпустила.

– Ого, это безумие, – сказала я. Мои щеки болели от улыбки. – Безумно и хорошо и просто…

– Чудо, – сказал он.

Боже, как он смотрел на меня. Я поискала воспоминания, связанные с Джимми, там же больше, чем просто разговор и музыка? Наверняка, учитывая, насколько я уже к нему привязалась. Я нашла только отголоски разговоров о Марке Антонии и Клеопатре. И как Джимми защищал меня от больного ублюдка, что заставлял меня его трогать. Джимми оттаскивает его прочь, прогоняет. Джимми обнимает меня и поет, обещая, что последует за мной во тьму.

– Да. В точку. – Я подошла ближе, все еще не отнимая руки. – И я была права.

– Насчет ч-чего?

– Насчет тебя. Ты мне не приснился.

Он был выше меня на целых шесть дюймов. Его голова слегка наклонилась, как будто он собирался меня поцеловать. Безумие. Я только что познакомилась с ним, Бога ради.

Ничего подобного. Мы встретились давно. Мы встречались снова и снова. На этот раз, вместо того чтобы ускользнуть туда, куда меня забирала амнезия, я осталась здесь. Если Джимми хотел поцеловать меня перед всеми этими людьми, то ладно, потому что я тоже хотела его поцеловать. Очень. Мне следовало снять шляпу, если можно так выразиться, перед врачами, которые подарили мне пробуждение, потому что, боже мой, этот человек был сексуален как в самом очевидном, так и в скрытом смысле.