Пятьдесят оттенков свободы (любительский перевод)

– Что-то случилось. Я имею в виду, нечто иное, чем Ана, лежащая здесь без сознания.

Я нахмурился. Откуда она все знает? Она ничего не сказала, просто пристально уставилась на меня. Тишина заполнила палату, её нарушало лишь жужжание машин, проводящих мониторинг кровяного давления Беллы.

Блядь. Настырные женщины.Я раскололся под её пристальным вниманием, как впрочем, и всегда делал.

– Мы поссорились.

– Поссорились?

– Да. Перед тем как все случилось. Мы не разговаривали.

– Что ты имеешь в виду «не разговаривали»? Что ты натворил?

– Мам…

– Кристиан. Что ты натворил?

Я сглотнул. Дьявол. Слезы снова подступили к моим глазам. Черт. Это была просто моя усталость, просто мое волнение. Я сглотнул.

– Я был так зол, – прошептал я.

– Эй, – Грэйс взяла мою руку и сжала её. – Зол на Беллу? Почему, что она сделала?

– Она ничего не сделала.

– Я не понимаю.

– Ребенок. Это был шок. Я убежал.

Мама продолжала смотреть на меня, сжимая мою руку, и неожиданно я очутился на исповеди.

– Я виделся с Ириной, – прошептал я, и стыд поглотил меня. Глаза мамы округлились от шока, и она выпустила мою руку.

– Что значит «ты виделся»? – прошипела она с праведным негодованием.

Блядь. «Ты спал с ней?»Вопрос Беллы настиг меня из дня… вчерашнего? Сначала Ана, теперь моя мать.

– Ничего такого! Блядь, мам!

– Не кричи на меня, Кристиан. А что мне было думать?

– Мы просто поговорили. И напились.

– Напились? Дерьмо!

– Мам! Не матерись! Это звучит так неправильно.

Она плотно сжала губы.

– Ты единственный из моих детей, кто заставляет меня материться. Ты сказал мне, что порвал с ней все связи, – упрекнула она, пристально посмотрев на меня.

– Я знаю. Но увидев её в последний раз, я был шокирован. Ты знаешь... узнав о ребенке, я впервые почувствовал к ней... неприязнь.

– Неприязнь. Что ж, думаю это уже что-то, – пробормотала Грэйс сама себе. – Дети делают это с тобой, дорогой. Заставляют тебя увидеть мир в другом свете.

– До нее дошло.

– Хорошо.

– Я причинил Белле боль, – я едва мог промолвить эти слова.

– Ана знает, что ты виделся с ней?

– Да. Елена написала мне SMS, и Ана прочла его. Когда укладывала меня в кровать.

– Укладывала в кровать?

Я пожал плечами.

– Ты был слишком пьян?

Я покраснел.

– Ох, Кристиан! – она покачала головой, и я не знал, было ли это из-за отвращения или злости.

Она дотянулась и вновь сжала мою руку.

– Мы всегда причиняем боль тем, кого мы любим, дорогой. Ты должен будешь сказать ей, что сожалеешь. И иметь это в виду, и дать ей время.

– Она сказала, что уходит от меня, – мой голос было едва слышно, когда я выразил вслух свои опасения. Я смотрел на свою жену, чтобы успокоить себя, ведь она все еще была здесь, все еще жива. Я помолился еще раз о том, чтобы она проснулась.

– Ты поверил ей? – голос Грэйс смягчился.

– Сначала, да.

– Дорогой, ты всегда ожидаешь самое худшее от каждого, включая себя. Ты всегда был таким. Ана очень любит тебя, и это так же очевидно, как и то, что ты любишь её.

– Она была зла на меня.

– Уверена, что была. Я очень зла на тебя прямо сейчас. Думаю, ты можешь быть очень злым только на кого-то, кого действительно любишь, – она сжала мою руку. Это так успокаивало.

– Я думал об этом, и она показывала мне вновь и вновь, как сильно она любит меня… пока не подвергла свою собственную жизнь опасности.

– Да, она так и сделала.

– Ох, мам, почему она не просыпается? – и вдруг это все стало слишком для меня. Комок в горле, все это время душивший меня, теперь был раздавлен – ссорой, уходом Беллы, её состоянием на грани… черт… И хотя я пытался сдержать свои слезы… Я не смог. – Я чуть не потерял её, – еле слышно произнес я, выражая свой самый сильный страх.

– Кристиан, – ахнула Грэйс. Она обняла меня в тот момент, когда я окончательно сломался и впервые за всю мою жизнь заплакал в её руках. Она покачивала меня взад-вперед, целуя мои волосы и напевая нежные слова, позволяя мне плакать. Моя мама. Первая женщина, что спасла меня.

Я выпрямился и утер лицо; она тоже плакала.

– Ради всего святого, мам, прекрати плакать.

Её слезы тут же сменились улыбкой, и, быстро открыв свою сумку, она достала салфетку.

Дотянувшись ко мне, она ласково коснулась моего лица.

– Тебе понадобилось двадцать четыре года, чтобы позволить мне сделать это, – печально сказала она.