Пятьдесят три карты

километров, на следующий день вечером поезд подошел к пер

рону городского вокзала в Кельне. Я весь день проспал и

все-равно чувствовал себя разбитым и усталым. Едва поезд

остановился, ко мне в купе влетел тесть.

– Рэм, оставь свои вещи здесь, их возьмет мой секре

тарь, и скорей едем со мной.

Я побежал вслед за ним и от ошеломления необыкновенной

встречей опомнился только в машине.

– Что случилось?

– Позавчера ночью скоропостижно скончалась наша девоч

ка.

Это известие поразило меня, как гром, но я, к своему

стыду и ужасу, не почувствовал горечи утраты. Больше того,

у меня даже мелькнула мысль, что она очень своевременно

умерла. Через несколько минут мы приехали домой. Все здание

было увито цветами и траурными лентами. Большие зеркала в

вестибюле прикрыты черным крепом. Даже на лестнице были

постланы черные ковры. Элиза лежала в гостинной на столе.

Гроб и покрывало были устланы черным бархатом так, что сре

ди них я не сразу рассмотрел восковое лицо моей жены. Ко

мне подошел наш домашний врач Конрад Фог. Он осторожно взял

меня под руки и отвел в сторону.

– Ничего нельзя было сделать, у нее паралич дыхательных

мышц. За день до этого случая она неловко вышла из машины и

ударилась затылком об угол дверцы. Весь день у нее болела

голова. К вечеру, правда, ей стало лучше, а на следующий

день она сказала мне, что совершенно здорова... И вот ночью

умерла в постели, очевидно, даже не проснувшись... Он скор

бно помолчал.

– Рэм, сейчас едем в крематорий, больше нельзя держать

тело дома. Машины у под'езда, ты садись в первую. Эльзу пе

ренесут туда.

– Хорошо.

Пришли рабочие переносить гроб и тесть убежал к ним. В

это время из соседнего зала вышли все пришедшие проводить

мою жену. Среди скорбных фигур я сразу заметил молодую кра

савицу Мари со своим рыхлым стариком-мужем. Она была на го

лову выше его и, не видя мужа перед глазами, частенько за

бывала о его присутствии, переговариваясь с ухажерами

взглядом через голову. Совсем недавно это был предмет моих

мечтаний, и несколько раз я пытался с ней подружиться, но

безуспешно, она была занята тяжелым флиртом с американским

полковником из штаба оккупационных войск. Теперь она, слег

ка улыбаясь, искала мои глаза пристальным требовательным

взглядом, но для меня она была уже не интересна. Я осматри

вал гостей и сквозь маску деланной скорби то там, то здесь

замечал явные признаки скуки. Кое-кто, переговариваясь, ти

хо смеялся, прикрывая рот рукой. Кто-то шепотом рассказывал

новый анекдот, на него зашикали. Только старики, чувствуя

своим дряхлым телом дыхание смерти, неотрывно следили за

гробом с явным удивлением, что в нем еще не они. Но вот

гроб освободили от цветов и шесть дюжих молодцов опустили

его в могилу. Я вышел последним. У двери меня ждала Мари,

предусмотрительно отправив вперед мужа.

– Рэм, здравствуй, сочувствую твоему горю.

– Спасибо, - холодно ответил я, пытаясь отвязаться от

нее. Мы были уже у выхода и она, чувствуя, что сопровождать

дальше меня неудобно, скороговоркой шепнула:

– Завтра вечером у меня банкет, будут все свои, прихо

ди.

Я ничего не ответил. Из крематория вернулись поздно.

Тесть, убитый горем, не хотел в эту ночь оставаться один и

попросил меня побыть с ним. Время подходило к двеннадцати,

я, скрепя сердце, согласился. Мы сидели в его комнате, и он

все время говорил о дочке, расхваливая ее многочисленные

добродетели. Я,не слыша его, с ужасом следил за стрелками

своих часов. В кабинете старика часов не было. Они своим

стуком напоминали ему об уходящей жизни. Без трех минут

двеннадцать я вышел из кабинета, предупредив, что сейчас же

вернусь. Войдя в свою комнату, я заперся на ключ и, не за

жигая света, уселся к столу. Через несколько минут раздался

тонкий мелодичный звон, и я увидел в полумраке женскую фи

гуру. Она потопталась на месте и тихо спросила:

– Здесь есть кто-нибудь?

Я ничего не ответил. Я хоть и хотел, чтобы она пришла,

но боялся за ее несвоевременное появление. Она осторожно

пошла к двери, вытянув вперед одну руку.

– Как темно...
– прошептала она. У двери она останови

лась и стала шарить по стене, отыскивая выключатель.

– Не надо зажигать свет, - тихо сказал я.

– Ой, кто здесь?
– испуганно вскрикнула она, повернув

шись ко мне.

– Это я.

– Почему здесь так темно? Вы здесь живете?

– Да, а темно потому, что я хочу побыть в темноте.

– Но ведь страшно.

– Нисколько. Бояться нечего.

– Я хочу вас видеть.

– Идите ко мне.

Она подошла. Я увидел голые плечи, отливающие лунной

белизной, и золотоголовую головку с большими испуганными

глазами. Я обнял ее за талию и посадил на колени. Она попы

талась протестовать.

– Послушай меня, - остановил я ее безуспешное барах

танье. Она затихла.

– У меня умерла жена и я должен сейчас идти к безутеш

ному тестю, он ждет меня в своем кабинете. Вы подождите ме

ня здесь. Я скоро вернусь.

– А я буду здесь совсем одна, в темноте?

– Ну что же. Это всего несколько минут.

– Я все равно боюсь.

– Ну, я зажгу свет.

Она подумала.

– Ну, хорошо, я подожду.

Если через полчаса вы не вернетесь, я приду к вам.