Пятьдесят три карты

вскрикнула и забилась, как пойманный птенец.

– Не надо, умоляю, - на ее глаза навернулись слезы.

И я отпустил ее.

– Тебе неприятно?

Она ничего не ответила и, уткнувшись в одеяло, непод

вижно лежала, сотрясаемая нервной дрожью. Я склонился к

ней.

– Но ведь я ничего плохого тебе не сделал. Я хотел,

чтобы тебе было хорошо. Тебе же приятно, когда я целую твою

грудь. Разве нет? Она посмотрела на меня своими изумрудными

глазами и кивнула головой.

– Ну так дай, я еще раз поцелую. Дай. Мои поцелуи дос

тавят тебе столько удовольствия. Не бойся. Она растерянно

посмотрела на меня и я понял, что она колеблется.

– Не нужно бояться. Это не причинит тебе вреда. Это так

приятно. Ну же.

Она опустила руки, державшие край одеяла, чтобы я мог

его откинуть. И я это сделал. Она прикрыла грудь руками,

глядя на меня со страхом и мольбой.

– Не бойся, глупышка, я ничего не сделаю своими руками.

Она послушалась. И вот перед моими глазами снова сон. Я

стал целовать ее в сумасшедшем исступлении, не видя, к чему

прикасаются мои губы. Все ее нежное благоухающее тело пред

ставлялось мне олицетворением самого прекрасного на земле.

Я целовал ее руки и плечи, шею и грудь, бедра и ноги. В

сладостном изнеможении я касался лицом ее мягкого живота,

самозабвенно вылизывая впадину пупка. Ее сотрясали судороги

сладострастия. Она закрыла глаза и безвольно отдалась во

власть моих жгучих ласк. Вдруг, в бессознательном порыве

похоти, я рывком раздвинул ее ноги и приник губами к пол

ным, мягким и липким губам влагалища. Валенсия дернулась

всем телом, пытаясь оторваться от меня, уперлась руками в

мою голову. Но волна сладострастной истомы сковала ее чле

ны, она бессильно распласталась передо мной с тихим слезным

стоном. Я долго лизал языком нераспустившийся бутон любви,

ощущая кончиком языка каждый бугорок, каждую складочку. Она

затихла и вся погрузилась в трепетное вкушение сладости,

которая жарким потоком разлилась по ее телу от моих губ.

Совершенно обезумев от похоти, я лег на двочку , разведя в

стороны девственные губы ее цветка, воткнул изо всей силы

свой дерзкий меч. Она вскрикнула от боли и, обхватив меня

своими руками, содрогнулась в рыданиях.

– О, как мне нехорошо! Что со мной сделали? Мне так не

хорошо!

Потрясенный всем случившимся, я растерянно смотрел на

нее, не зная, как утешить. А она, бледная и обессиленная,

шептала:

– Что со мной? Что вы сделали? Мне плохо. Она исчезла,

не услыщав от меня ни единого слова утешения, оставив меня

в смятении и смутном ощущении тяжелой вины перед ней и пе

ред богом.

Рэм опустил голову на стол и замолчал. Мы сидели, по

давленные его рассказом, растерянные и ошеломленные. Он

вдруг порывисто встал и, пройдя по комнате, уже другим го

лосом сказал:

– Ну что ж. Выпьем. Что было, то прошло. Мы выпили и он

сразу продолжил свой рассказ.

Глава 7

Уще долго я сидел, подавленный случившимся, стараясь

об'яснить себе, как это произошло. Потом вытер свой окровав

ленный член о простыню и лег спать. В восемь часов, как

обычно, меня поднял Макс. Тесть ехал на завод. Я встал, пре

возмогая сонливость и, наскоро позавтракав, вышел к под'ез

ду. Тесть уже сидел в машине.

– Ты что-то плохо выглядишь, Рэм. Ты не здоров?

– Здоров. Просто я не выспался. Вчера до часу я был на

банкете у Мари.

– Она все такая же?

– Такая.

– Ты сегодня сходи в литейный цех. Вайс опаздывает с от

ливкой заготовок станин для 150-миллиметровых орудий. Побудь

там до обеда и посмотри, в чем там загвоздка.

– Хорошо.

Мы поехали на завод. Тесть ушел к себе в правление, а я

поплелся в цех. Болела голова, во рту пересохло, тяжелые но

ги не слушались. Я несколько раз спотыкался о рельсы и чуть

не разбил себе нос. Наконец, я добрался до цеха. На меня

дохнуло кислым запахом кокса. В полусумраке огромного, узко

го, как тоннель, здания у ярких квадратов отливочных печей,

как черти в аду, копошились потные грязные люди. Стоял ка

кой-то ровный и сильный рабочий шум. Я вошел в кабинет на

чальника цеха.

– Что у тебя случилось?
– спросил я у Вайса. Увидев ме

ня, он расплылся в приветливой улыбке.

– Рэм, дружище, здравствуй. Ты уже вернулся?
– вернулся.

– Не об этом речь. Что у тебя с отливками? Шеф не дово

лен. Просил проследить за тобой. Вайс обиделся.

– Я не виноват. Сталь идет низкого качества, в литье

много брака, вот и все, вот и не справляются.

– Ну, пошли в цех.

Я ужасно хотел спать, у меня слипались глаза и подкаши

вались ноги. Я чуть не сел на неостывшую отливку. Вайс взял

меня под руку. Мы пошли к литейщикам. Я, как сквозь пелену,

видел людей, яркую струну расплавленного металла и слышыл

монотонный голос Вайса, об'яснявшего, что происходит.

– Ну вот, смотри сам, что случилось - опять брак, - ус

лышал я, очнувшись, голос Вайса. Ничего не соображая, я пос

мотрел на отлитую станину и попросил Вайса отвести меня к

себе в кабинет.

– Я очень хочу спать, - сказал я ему, когда мы вернулись

из цеха.

– Ложись на кровать в комнате дежурного диспетчера.

Он отвел меня туда, и я, только коснувшись подушки голо

вой, мгновенно уснул. Через час Вайс разбудил меня и я,