Рагнар Чёрная Грива

Однажды он обнаружил генетически изменённую кровь человека, засохшую на одной стороне скалы. Она слишком давно свернулась, чтобы можно было извлечь из неё хоть какую-то информацию, но история была ясна и так. Один из Волков прохромал сюда, чтобы передохнуть несколько минут после ранения. Ворейн также нашёл зуб, длиной с его палец и изогнутый, как полумесяц. На мгновение он подумал, что это зуб карнодона, но, повертев его в руках, охотник понял, что вряд ли был на Кретации зверь, которому принадлежал этот клык. Ничто в его памяти об охоте в родном мире не подсказывало животного с такой формой и остротой зубов. Но Ворейн видел такие клыки, один раз, но запомнил их ясно. Это было недавно.

'Клык кракена. Из меча Рагнара'.

Когда вторая неделя готовилась смениться третьей, он сделал открытие, заставившее его кровь замереть в жилах. Мёртвая змея, вдвое длиннее высокорослого мужчины, с чешуёй, утыканной хрящевыми шипами. Красные пятна на коричневой шкуре. Её голова была размозжена. Животное убили и отбросили в сторону, гневаясь. Без сомнения, это случилось, когда хищник упал с ветвей, чтобы укусить свою добычу.

Ворейн осторожно изучил остатки рта гадюки, способного раскрыться так широко, чтобы проглотить кулак охотника. Он ощупал пальцами четыре изогнутых кинжала слоновой кости, служившие змее клыками, и один из них оказался неповреждённым. Три были сломаны у самых корней.

С треском костей он разорвал пасть мёртвой змеи, чтобы заглянуть ей внутрь. Мясистые железы вверху её рта были увеличены даже после смерти. Гадюка умерла спустя несколько секунд после того, как впрыснула свой яд. Змея-грида. Её укус мог пробить даже суставы брони космодесантника.

Ворейн бросил тушу змеи обратно на колонию муравьёв, неспешно обгладывавших мертвечину, и двинулся дальше, обновив свои цели.

Он нашёл Волков на следующий день.

Точнее сказать, они нашли его.

III

Этот мир презирал человеческую жизнь. Будучи сыном зимнего мира, Рагнар знал кое-что о планетах, которые сражались, чтобы отвергнуть колонизацию. Кретация была истиной сестрой Фенриса по этому стремлению, и являлась кипяще-жарким ядовитым отражением Родного Мира.

После полутора месяцев в диких джунглях небольшая болезненность превратилась в боль, а боль стала подобна агонии. Низкие ветви высокого дерева оцарапали его лицо несколько дней назад, и царапины, сначала показавшиеся безобидными, сейчас распухли и превратились в зараженные постоянно зудящие рубцы, истекающие сырным запахом грязного гноя. Его доспехи в нескольких местах были пробиты когтями прыгающих и вопящих звероящеров - чудовищ размером с Громового Волка - и раны под быстротвердеющими заплатами бронецемента оставались воспалёнными и горящими, заставляя пламенеть его кровь и превращая его суставы в стекло.

Его усиленная физиология боролась за очищение организма от всех чужеродных инфекций, но проигрывала эту битву. Оба сердца стучали с выбивающейся из ритма частотой, и он почти ощущал, как его внутренние органы гудят и пульсируют, сопротивляясь тем ядам, что насытили его кровоток.

Единственная пища, которую он ел за шесть недель, была горькой плотной плотью охотившихся на них ящериц. И это мясо не насыщало, а только отгоняло голод, выворачивая в то же время кишки в мучительных судорогах.

Нальфиру было ещё хуже. Один глаз барда опух и закрылся от жала полосатого насекомого размером с палец. Односекундного контакта с паразитом было довольно, чтобы лицо покраснело, а подкожные вены почернели и просвечивали сквозь кожу. Несколько раз его укусили и ранили зубы и когти зверей, пробившие броню. Его тело сражалось с заразой настолько сильно, что отказала бионическая рука, больше не отзываясь на команды мозга.

– Моё тело отвергает её, - сказал бард, когда его конечность отказала впервые.
– Оно восприняло фальшивые нервы и мышцы, как внешнюю угрозу и проклятую инфекцию, и пытается исцелиться.

Оба Волка понимали, что уже давно бы умерли, не обладай они физиологией Адептус Астартес, поддерживающей их, и не имея своей брони из священного керамита, защищающего плоть. Даже их пост-человеческая выносливость нуждалась в подкреплении сил, и им требовались еда и питье, чтобы продолжать движение. Богатые паразитами речные воды, даже прокалённые над костром и профильтрованные через камни, все равно заставляли их внутренности сжиматься в спазмах. Кровососущие насекомые преследовали их, словно медленная ленивая дымка, выпивающая генномодифицированную жидкость из вен Волков.

Однажды ночью на привале, глядя на редкие звёзды, мерцающие сквозь полог джунглей, Нальфир сказал с философским видом:

– Если Фенрис стремится окрасить снег в красное кровью своих людей, то Кретация - мир, отравляющий их так, что их мясо и кости потом питают её проклятую ядовитую землю.

– Поэтическая мысль. Было бы чудесно, если бы у озвучившего её не было чёрной рвоты, так некрасиво высыхающей на его грудной пластине.

Нальфир размахнулся в сторону Рагнара своей деактивированной бионической рукой, отогнав того с хрюканьем одобрения.

Через несколько дней после отказа бионического протеза в локте и плече Нальфира появилась новая боль.

– Фантомные боли, - сначала настаивал Рагнар.

– Э, может быть. Может, - отвечал Нальфир.

А ещё через несколько часов бионическая рука начала сжиматься и дрожать. Боль под бронёй Нальфира распространилась на его бицепс.

– Болит слишком сильно, чтобы боль была призрачной, - сказал бард. Он мог игнорировать это - как мог избегнуть любой боли, всех видов - но мышечные спазмы раздражали его. Его нервная система была изношена испытаниями, которым подвергала их эта планета, и больше не могла передавать сигналы от мозга с какой-либо уверенностью и надёжностью. Половину времени он был погружен в горячечный бред, ругаясь на десятках языков разных миров Имперского космоса.

Нальфир следовал за Рагнаром, позволив Кровавому Когтю возглавить их маленькую группу - ел, когда Рагнар приказывал ему есть, и спал, когда Рагнар приказывал отдыхать.

– На нас охотятся, - объявил самый молодой воин вечером, воняющим созревшим потом и жаром от все ещё злобного заходящего солнца. Они пробирались вдвоём по колено в грязи через болото.

Нальфир повернул голову, и сплюнул сталактит густой кровавой слюны. Одноглазый и несчастный, он пошатнулся, погрузившись в грязь по пояс. Что-то вроде угря скользнуло в грязи рядом с его ногой, оставляя извилистый слизистый след.

Рагнар протянул руку, предлагая помощь, но бард отбил её прочь. Когда Нальфир снова поднялся на ноги, ему пришлось прочистить горло от кровавой мокроты, прежде чем он мог что-либо внятно произнести.

– Кто охотится? Зачем?

– Посмотри сам.

Нальфир повернул голову, силясь рассмотреть цель оставшимся глазом. Рагнар указывал куда-то... в грязь... возле берега болота. Он увидел чёткий, безошибочно узнаваемый отпечаток бронированного башмака силового доспеха, и бессильно заморгал, стараясь прогнать туман из мыслей.