Рапсодия под солнцем

Затягиваюсь еще раз и, потушив сигарету в пепельнице на столе, выпиваю кровь из пакета, после чего сажусь на лавочку и устраиваю голову Ниррая у себя на ноге.

— Это нечестно, царевич, — сообщаю ему тихо, все же надеясь, что Мур не будет сильно вслушиваться. — Ты хотел уйти и ушёл, а я остался. Почему ты не подумал о том, что я без тебя просто не захочу продолжать существовать? Ниррай, я же только с тобой жить начал, а ты забрал это у меня. И я теперь не вижу никакого смысла. В доме все за тебя переживают и совсем не понимают, что происходит. Твой отец и твой друг, они тебя любят. И я люблю тебя, царевич, слышишь?!

Запрокидываю голову и чуть стукаюсь о столб, поддерживающий крышу. Почему я не сказал ему, когда еще мог? А почему он не сказал?

— Я знаю, как поступить правильно, только этого не сделаю. Я не смогу и другим не дам. Но и отпускать тебя опасно. Для людей. Я не знаю, что дальше. Совсем не знаю…

Сейчас идеальный момент, чтобы убить его. Он без сознания и обездвижен. И это был бы идеальный исход для человечества, но… Нет. Я готов сам убивать за него, для него, даже с пониманием, что мой царевич уже не вернется. Я просто не могу по-другому. А может, я просто лелею надежду, что это когда-нибудь изменится?

— Я очень хочу к тебе, Ниррай. Где бы ты ни находился. Только не знаю, возможно ли подобное. Но я попробую, если после смерти есть хоть что-то, я буду искать тебя.

Я слышу шаги и знаю, что это отец Ниррая, только совсем не понимаю, что сказать ему сейчас. Что вообще можно сказать в подобном случае?..

Он подходит к беседке и зависает, смотря на сына неверящим взглядом. Понимаю, я тоже не хочу в это верить.

— Шанс… Шанс есть?.. — спрашивает потеряно, переводя взгляд на меня. И возможно, мне нужно ему соврать, только я этого сделать не смогу.

— Я не знаю. Буду пробовать.

Он подходит еще ближе, неотрывно смотря на сына, но дотронуться не рискует.

— Ему больно?

— Нет. Ему — нет. Вампир в нем просто подавлен.

— Если что-то нужно…

Знать бы еще чем тут можно помочь… А у меня вообще ни одной мысли по этому поводу. Такое ощущение, что у меня мозг из головы вынули. Но говорю я другое:

— Я буду пробовать. Он мне тоже нужен.

Мы больше ни о чем не разговариваем. Он садится на соседнюю лавочку, и мы просто молча курим. Я пытаюсь решить, что делать дальше. Ведь держать Ниррая так вечно, точно не вариант, но, как назло, ни одной мысли. В конце концов я начинаю говорить вслух, не сильно надеясь на совет, но вдруг ответ сам ко мне придет, просто я сейчас слишком зациклился, а надо все разложить по полочкам.

— Он оставил мне письмо, и в нем было очевидно, что он прощается, значит, он хотел уйти. Только по непонятным причинам согласился на вакцину.

— Он… Это не он, — перебивает меня его отец. — Это побочный эффект вакцины. Все, кому ее поставили, хотели умереть. У Ниррая это проявлялось немного не так, как у большинства. Он никогда не пробовал наложить на себя руки… Ходил по грани, но специально — никогда. Я уверен, на самом деле он любил жизнь…

— Значит, часть его хотела уйти, а часть — остаться, поэтому он и согласился. Без его согласия ничего бы вообще не получилось, я бы его даже не уколол. Я не понимаю, почему не сработало полностью. Почему получился только вампир, а не как мы, наполовину. У Аша тоже было ДС, и он обратился. Хотя как пример он ужасный, ведь первая вакцина была недоработана. А Мур умирал, и все равно сработало.

— Мурлыко сказал, что его… его сердце остановилось в два пятнадцать. Это время его рождения.

— Да, но вакцина была введена за два часа до этого. Должно было подействовать. Он должен был очнуться… последние, улучшенные, примерно столько времени и действуют, это не так, как со мной. Тело уже перестроилось, пришла Сила. Возможно ли, что человеческая часть просто отдала управление телом вампиру, а сама уснула внутри?..

— Выходит, нам надо сохранить тело в целостности до тех пор, пока человеческая часть не выспится? — он говорит с надеждой, а у меня появляется мысль…

— А что если ему и правда просто нужен отдых? Он говорил мне, что устал. Значит, есть вероятность, что отдохнув, он сам вернется. Да, нам нужно сохранить тело, желательно еще при этом, чтобы он не убивал никого, а то потом ему может это сильно не понравиться.

— Я могу доставить сюда «холодильник». В нем тело может храниться десятилетиями.

— Да, давайте. Только поскорее.

Хоть вампирская Сила и исцелит его потом, все равно разложение не то, что должно с ним происходить.

— Будет в течение часа. Что-то, может, конкретное ещё надо? Янтарь? Ещё кровь?

Я уже хочу отказаться, потому что если Ниррай будет спать в «холодильнике», ему вообще ничего не будет нужно. Но если это не сработает в ближайшее время, нам нужно будет придумывать что-то еще. Выпускать его в мир нельзя, а значит, нужна закрытая территория, где бы он смог функционировать, но не сбежать, а для этого понадобится и то, и другое.

— Да. Янтарь и кровь, но это не срочно. Если Ниррай решит отсыпаться слишком долго, будем пробовать другие варианты.

Отец Ниррая кивает и, встав с лавки, неуверенно касается руки сына, но это длится всего секунду, и он, резко развернувшись, уходит. А я… Я радуюсь, потому что у меня снова появилась надежда. Маленькая такая, но она уже трепещет внутри. Я буду пробовать еще и еще, пока не получится.

Мы остаемся в тишине, и лишь одинокий сверчок, не пойми откуда тут взявшийся, стрекочет из темноты. Я молчу, я уже не знаю, что мне сказать царевичу. Не потому что нечего, а потому что хочу знать, что он меня слышит. Надеюсь, мне еще представится такая возможность.

А через час приходит Мур, вырывая из какого-то непонятного транса с поглаживанием головы Ниррая и полной отключкой собственного мозга. Он сообщает, что «холодильник» прибыл, и я, подхватив царевича на руки, отношу его во временное пристанище. А уложив, поворачиваюсь к Муру и говорю тихо, чтобы больше никто не слышал, из людей, по крайней мере:

— Я не ебу, что делать.

Часть 12. Результаты теста

Мур

Вид Ниррая за стеклом «гробика» и морально умершего Амана окончательно вывели меня из себя. Это… Кощунственно. Это настолько неправильно, насколько только может быть. Мне даже думать об этом тяжело, на коже холодный пот выступает, а видеть так совсем. Нельзя так. Если человек умер — его надо отпустить. Но, видя состояние Амана, я не могу заставить себя ему это сказать. Это как добить раненого, у которого ещё есть слабая, но надежда.

Я так ухожу в себя, что в комнату возвращаюсь на автомате, не замечая ничего вокруг, и лишь голос Мила заставляет меня выйти из этого странного транса.

— Ты тоже мог стать таким?

Поворачиваюсь к нему и только теперь понимаю, что сижу на краю кровати, и на ней же лежит Мил.

— Не знаю… — вздыхаю и тянусь за расчёской — на голове после нервов Амана воронье гнездо. — Возможно. Но, в отличие от Ниррая, я очень хотел жить.

— Это никак не исправить?

— Тоже не знаю. И никто не знает. Он… умер там, в беседке. В один миг его сердце перестало биться, и пропало дыхание. Я думал все, не подействовало, и тут он открыл глаза. Мне кажется, Ниррая уже нет.