Рапсодия под солнцем

И тут снова, сука, вспышка-воспоминание. Аш. Злость. Ненависть. Зубы, что вгрызаются в мое плечо. Кровь, кровь, боль… Встряхиваюсь, пытаясь выбросить это из себя. Мерзость какая!

— У тебя нет выбора, царевич. Он часть тебя. Вы одно целое.

— Зачем он дрался с Ашем? — морщусь я, так как перед глазами так и стоит эта кровавая пелена. Я даже представить не могу, как вообще можно умудриться поссориться с Ашем? Он же как цветочек, нежный и ранимый!

И Аман начинает рассказывать. Только не про Аша, а с самого начала, с того момента, как я очнулся, и тот дикий чуть не сожрал ребенка. И чем дольше я слушаю, тем больше хочется добраться до той бутылки с виски, что валяется меж подушек. Оказывается то, что я расхаживал тут в повязке, далеко не самое ужасное. На том моменте, где Аман рассказывает о том, что решился со мной переспать, я морщусь. Меня очень напрягает мысль, что, когда я был в несознанке, моим телом кто-то пользовался. Но кроме этого есть что-то ещё, что я никак не могу уловить, оно ускользает от меня, улетая. А Аман, не замечая моего состояния, говорит и говорит, вываливая на меня все новые и новые подробности.

Когда он рассказывает о том, что звал меня, я готов поклясться, что ничего такого не слышал. Я вообще не помню, чтобы хоть как-то существовал эти дни. Для меня все действительно выглядит так, будто я уснул на свой день рождения и проснулся на пляже.

Он переходит на «кошек» и на свое решение не возвращать меня, из-за чего мне хочется его стукнуть. Вообще нормальный? Зашпилился, значит, с вампиром-нудистом — и хорошо у него все!

Желание рисовать меня ни капли не удивляет, я действительно это люблю, правда об этом мало кто знает. Ну как люблю… ходил в детстве ко мне учитель, учил, но мне это быстро надоело. Ну и потом периодически накатывало, я тогда доставал кисточки, но снова ненадолго. Зато вот непроходимый тупизм вампира во мне заставляет морщиться. Как можно бездумно кидаться на то, что тебя отключает, и даже не пытаться придумать что-то иное? Идиота кусок. И Аман уверяет, что мы одно целое? Да щас.

Закончив рассказ, Аман находит пустой пакет из-под донорской крови и выдавливает себе пару капель. Дождавшись, пока он вылижет остатки, залепляю ему затрещину. Ибо не хуй!

— За то, что нагло пользовался моим телом, пока я не знал!

— Ну вообще-то… Это твое тело нагло пользовалось мной.

— Да конечно! Сам говоришь, вампир как ребенок был, всему у тебя учился! Извращенец, вот ты кто!

— Он хищник. Учился да, но все равно инстинкты на первом месте. Он меня защищал и трахал, так что я намереваюсь на тебя отыграться.

— Айей, бедный несчастный Аман, ещё скажи, что страдал от этого! Рыдал, небось, бедный в подушку, из-за того, что хищный вампир тебя насиловал! — ругаюсь, а самого на ржач пропирает. Возможно, это нервное.

— Нет, но я успел соскучиться по определенной части твоего тела.

— Эй, эй, полегче, — шутливо кричу и откидываю уже, наверное, третью сигарету в «окошко», упираюсь руками в грудь. — Чисто теоретически, ты мне, между прочим, изменял!

— С тобой.

Обнимает меня под мое не сильное сопротивление и обратно на подушки укладывает, но я все равно возмущаюсь:

— Хочешь сказать, что совсем не заметил разницы?!

— Заметил, царевич. Вы разные, хоть и одинаковые. Я люблю обе части тебя, Ниррай.

— Оправдания, — фыркаю я и провожу по его груди рукой, оглаживая. — Вот так вот, поспал три недельки, а он уже шашни с хищником завел, ещё и влюбился…

— Было бы странно, если бы я любил тебя наполовину.

— Странно все, что происходит… Аман… — зову я, хотя и так понятно, что он меня слушает, но мне надо было. — Не обижайся на брата. Кабы не он и остальные, я б так и бегал в набедренной повязке по острову, изображая обезьянку.

— Мне больше нравится, когда ты голый и не бегаешь, — говорит и начинает рубашку мою расстёгивать. И мне бы возмутиться, но я лежу, не сопротивляясь, слушая его как загипнотизированный. — А то я тебя догнать не могу, слишком быстрый.

Этот вот момент со слишком быстрым мною очень интересен, но Аман продолжает и говорит уже более серьезно и на другую тему:

— Они тебя вернули, да, и это будет причиной, почему я их когда-нибудь прощу. Когда-нибудь, но не сейчас. Способ, что они выбрали — ужасен. Я думал сам сдохну, смотря, как ты мучаешься. Даже из благих побуждений, так поступать нельзя. Если бы они нас просто убили, было бы гуманнее.

Пуговицы на моей рубашке заканчиваются, и он распахивает ее, рукой по торсу проводит. Мне всегда было приятно с ним, и секс очень нравился, но сейчас от его прикосновений с моим телом что-то нереальное творится — хочется прижиматься, тереться, от каждого прикосновения будто тепло расходится. Это мое? Или как та ревность? Или с обновленным телом я и более чувствительным стал? Не понимаю… Я слишком многого не понимаю…

Аман сам сокращает то крошечное расстояние, что было между нами, и целует, да так, что те мурашки, которые по моей коже ранее бегали, по ходу, в пляс пустились. И тут снова, вспышка-воспоминание. Но не такая, как раньше. Я будто под водой, будто между мной и происходящим огромная толща, искривляющая действительность. Ощущение, что я не сам участвую, а будто со стороны смотрю… мне тепло, хорошо и так спокойно, так легко, как никогда не было. Я как в колыбели качаюсь, мягкой, нежной. И тут тихий-тихий зов. Не сразу понимаю, что это кто-то зовёт меня, по имени. Да, это точно мое имя… плыву туда, на зов, и тут ощущаю прикосновения. Они будоражат, пронзают удовольствием.

— Ниррай… — раскатистое «р» на стоне, и я вспоминаю. Аман! Я помню его, я… резкий толчок, и я улетаю куда-то вниз, туда, где мягкость и теплота, туда, где совсем тихо…

Вскрикиваю от боли, зажав руками виски. Голова раскалывается, перед глазами опять эти кровавые вспышки. Да что такое-то! Ещё и тошнота! Очаровательно!

Где-то в другой вселенной слышу, как Аман выдыхает, наверное, разочарованно, рядом ложится, меня за живот к себе притягивая, и гладить начинает. А я пытаюсь вспомнить, понять, что это было, но попытки приносят лишь новые волны боли.

— Аман… Со мной не так что-то… — шепчу, не отпуская виски. Да что такое хоть?! Разве это так должно было быть? Почему ни у кого ничего подобного не было?!

— Вижу. Ты не хочешь объединяться, да?

— Нет… точнее, это не то… — жмурюсь от боли, пытаясь унять тошноту, и вдыхаю полной грудью. — Мне кажется, я не спал… Я не уверен…

— Когда Аш выпустил своего вампира, он сказал, что был в месте, где ему хорошо и спокойно, и он даже не думал возвращаться. Пока Ирсан его не позвал, — рассказывает и, положив руки мне на голову, начинает лёгкими движениями массировать, хоть чуть-чуть, но снимая боль. — И потом, придя в себя, он вспомнил, что происходило. Возможно, и ты вспомнишь, просто у него это было недолго, в отличие от тебя, поэтому тебе плохо от вспышек-воспоминаний, их больше же. Это же оно было?

— Да… наверное. Я не знаю. Аман, позови Аша. Пожалуйста.

Аман в момент срывается и убегает, а я оглядываю это странное убежище в поисках воды. Ничего такого не нахожу, но тут и Аман возвращается, сразу ко мне укладываясь, а через пару секунд прилетает Аш в футболке и с влажными волосами. Дождь уже закончился, да и солнце давно взошло, и я понимаю, что вырвал Аша из ванны. Тут же становится стыдно. Я же сам его отдыхать к Ирсану отправил, а теперь вот дёргаю.

— Что-то случилось? — спрашивает Аш обеспокоенно, и я спешу извиниться:

— Прости, пожалуйста, я совсем забыл, что ты отдыхаешь. Ты можешь рассказать, что чувствовал перед тем, как в тело свое вернуться? В тот раз, когда вампир верх взял.

Аш проходит вглубь беседки и, усевшись на одну из подушек, говорит:

— Могу. Я так злился, так боялся, что сам его вызвал, и меня словно выкинуло. Знаешь, как если спиной упасть в воду. Не больно, и ты погружаешься всё глубже, но тебе не нужен воздух. И там так хорошо, тихо. Как в коконе. У тебя всё прекрасно. Вот я там сидел и такое ощущение, что всё забыл, ни о чём не думал. А потом услышал что-то. Я даже и не понял сначала, что конкретно это было, но почувствовал, что мне куда-то нужно. И я поплыл. Вверх. И все отчетливее слышал голос Ирса, и все светлее становилось. А потом я — снова я.