Рапсодия под солнцем

На последнем яйце (и оно точно последнее, я проверил!) торможу, пытаясь угадать, что там, и отчего-то начинаю нервничать.

— Так и будешь на него пялиться? — Нетерпеливо ёрзает Аш. — Давай, я вскрою, если ты такой телок.

Отодвигаю брата, чтоб не вздумал и пытаться. Мой подарок, я и бью яйца! Нажимаю пальцами на скорлупу, и по ней разбегаются тоненькие трещинки, еще немного… и все осыпается, оставляя в ладони браслет. В виде черной массивной цепочки замкнутой на восьмерку. Знак бесконечности. И крохотная лента записки: «Я люблю тебя. Давай проведем вместе вечность?»

Аш пищит над ухом, а я неверяще гляжу на браслет. Я-то думал… А он…

У меня даже мысли не хотят собираться в кучу, просто сижу и пялюсь, пока не огребаю лёгкий подзатыльник от брата и негодующее:

— И чего сидишь? Давай, руки в ноги и возвращай его!

А я… Не уверен, что теперь он этого хочет, но все равно подхватываю курицу и все фигурки-символы, убегая с этим в комнату. Устроив статуэтки на полке, я наскоро ополаскиваюсь и, напялив первое, что под руку подвернулось, хватаю браслет и торможу. А где второй-то я и не знаю. Приходится потратить еще десять минут, наведя в нашей спальне полнейший хаос, но нахожу. Лежит себе, одинокий, тоскует, в самом дальнем углу самого неудобного ящика.

Такое ощущение, что я опаздываю… Не знаю, просто чувствую, что нужно срочно к Нирраю, поэтому убираю оба браслета в герметичный пакет и бегу к океану. Пусть скорость у меня и вампирская, но чтобы добраться до Большой земли в кратчайшие сроки, требуется большее. Потом я мечусь по городу в поисках Ниррая или хотя бы пытаюсь уловить его аромат, но все это очень проблематично. Тут такой необъятный «шведский стол»! И это очень большая проблема.

Обегаю все места, куда бы он мог податься. В пентхаусе лишь Араклай и Онцилла, зато я учуял его запах — значит, точно здесь был. Ищу дальше. В клубах его нет, на работе тоже, как и там, где можно было бы устроить сборище, даже на развалинах моего старого дома никого… хотя да, с чего бы ему сюда приходить.

Я бегаю и ищу. На пределе сил: легкие горят, голод скручивает нутро. Прочесав Монтре вдоль и поперек, несусь за город и лишь по счастливой случайности улавливаю остаточный шлейф родного аромата. Круто меняю направление и лечу по следу. Наконец-то! Ниррай сидит на траве под персиковым деревом и лопает сочную мякоть плода. Торможу и оседаю перед ним на колени. Жадно хватаю ртом воздух, пытаясь отдышаться, слова не идут — только сипы да хрипы.

Ниррай склоняет голову набок и устремляет на меня удивленный взор, но молчит. Ждет, пока я окуклюсь. Постепенно дыхалка выравнивается, легкие перестают гореть как на костре, и я, прокашлявшись на всякий случай, говорю:

— Прости меня, я дурак. Я подумал, что ты не хочешь быть со мной. Расстроился и загнался. Ниррай, прости. Ты знаешь, я очень тебя люблю и, собрав все статуэтки, понял, к чему это было.

Перескакиваю с одного на другое, начиная частить. Сам это понимаю, но не могу тормознуть, напротив, спешу ещё больше, пока не услышал слова, после которых хоть с обрыва…

— Я совсем не умею принимать подарки, возможно потому, что получал их только от Аша и как-то… Это были или рисунки, или поделки. Да, он потом вырос, но… Я не о том… Ниррай, я ценю тебя и то, что ты мне подарил. Прости, что так туго соображаю. И все же… я хочу знать: ты не передумал? Ты еще хочешь прожить со мной вечность?

— Ты рылся в мусорке?.. Серьезно?! Зачем?

— Так ведь подарок! И не рылся, она ж прямо сверху лежала. Я потом помылся, ты не думай! Пожалуйста, скажи, у меня ещё есть шанс всё вернуть?

— Но почему сегодня? Из-за того, что я решил развеяться?

Отчаянно мотаю головой и отвечаю:

— Я ни в коей мере не против, что ты гуляешь. Я делал нам кресло и отвлекся… Ну, в смысле, делал после того, как работу закончил, теперь должно настояться, прежде чем дать девочке выпить… В общем, Аш пришел и растормошил меня. И я не понимаю, как сам не допер до этого. Я у тебя совсем идиот. Ниррай, прости, что заставил тебя так долго ждать!

— Аман, ты не идиот. Ты просто и не пытался понять мой замысел. Но я не понимаю, что изменилось? Растормошил, в смысле, заставил найти курицу эту долбаную?

— Растормошил — то есть вывел из черной депрессии. Я ведь растерялся и вообще не понял, что яиц-символов у несушки несколько. Сразу уверовал в свои страхи, что ты просто не хочешь со мной быть.

Голод грызет живот, но ближайший «донор» далеко, да и не стоит нападать на первого встречного, поэтому нагибаюсь и откусываю от персика добрую половину. Сочный и сладкий, и хоть вообще не кровь и ничем ее не напоминает, все равно вкусно.

Ниррай сует мне остатки и, встав, просто уходит… Да на хуй мне персик — мне ты нужен! Откинув влажную сладость, подрываюсь и, налетев, хватаю, сгребая его в объятия.

— Даже не думай! — сообщаю сразу.

— Я теперь быстрее и сильнее.

— В курсе. Поэтому и не вздумай сбегать — не догоню. Яви милосердие и останься со мной, царевич.

— Ты собрался связать свою жизнь с существом, которое, способно, не желая признаваться, издеваться над тобой в самый ответственный для тебя день. Я не вижу своей связи с этим диким. А ты — мазохист. Или как там это называется, когда человеку нравится страдать?

— С тобой. Я хочу быть с тобой. Вредным, кусачим и иногда колючим. Сейчас я понимаю, что ты бы не стал, но тогда… Я переволновался. Так боялся отказа, что сам все испортил.

Он молчит. И я — совсем уже ничего не понимаю. Ни — что делать, ни — что будет… Полная неопределенность, но отпускать его не хочу, да он и не рвется.

— Помнишь ресторанчик в персиковом саду? — спрашивает, после долгой паузы. — Далеко отсюда?

— Конечно помню. Шатры, и ты на подушках, в моей футболке. Не очень. Хочешь туда?

— Я его искал. Шел на запах персиков, но так и не нашел. Отнесешь меня?

Разворачиваю Ниррая к себе и поднимаю на руки, тут же срываясь на бег. Даже не думаю спрашивать, зачем нам туда, просто мчусь на пределе возможностей. Ведь я всегда хочу быть с ним рядом, и не имеет значения где — там или тут.

В ночи каждый шатер подсвечен цветными, тускловатыми лампами, создавая некую ауру загадочности. Повсюду ощущаются людские запахи, и голод напоминает о себе с новой силой, но я игнорирую его, потому что сейчас самое важное (и куда важнее моей жажды) — Ниррай. Заношу драгоценный груз в свободный шатер и опускаю на подушки. Ниррай берет планшет и делает заказ — два ужина «для настроения». Я в выборе никак не участвую — мне все равно на еду, по крайней мере вот такую — человеческую. В десяти метрах от нас тот, чья кровь пахнет красной рыбой на свежей, теплой булке со слегка подтаявшим сливочным маслом. В попытке абстрагироваться медленно дышу ртом.

В ожидании заказа оглядываю себя и теряю короткий смешок. Н-да, видок «сказочный»: футболка Ниррая отчаянно тесна в груди, рукав порван, шорты покрыты коркой грязи и пыли. Кто посмотрит, наверняка подумает, что я сюда прямиком со свалки явился.

— В детстве мама говорила, что любовь — это самое прекрасное, что можно испытать, — шепчу, сам не понимая для чего. — Она оказалась права. И пусть не всегда всё так, как нам бы хотелось, пускай иногда кажется, что все летит в тартарары, но я счастлив, что я нашел тебя. Ну или ты меня. Ты же мне тогда ногу зажал своей тачкой. Эффектное знакомство вышло.