Расплата

— Ах да, все время забываю! Вы ждете мифического наследника Ренарда. Я вынужден огорчить Вас, Кристина — ждать Вам придется очень долго. У меня никогда не было брата. А тот, кого вы все так ждете — всего лишь сын одной из служанок. Он вошел в спальню, когда отец был уже не в себе, бился в предсмертной агонии. Вот и назвал его сыном — чего только не привидится сумасшедшим. Вот и вся ваша красивая легенда. Так что зря ждете. Как Вы понимаете, бреда умирающего сумасшедшего недостаточно, чтобы безродный случайный мальчишка стал королем.

— Я Вам не верю, — прошипела Кристина, и кажется, даже страх ее отступил, уступая место откровенной злости.

— Это Ваше право. Но ваш король — я. И рано или поздно, но вам всем придется смириться с этим. По-хорошему ли, по-плохому ли, но придется. Советую сделать это по-хорошему, потому что если я приду к вам сам — не обессудьте.

— Пойдете войной на безоружных людей?

Она смелела на глазах, и Филипп никак не мог определиться, нравится ему это или нет. Забавная девушка. То трясется, как лист на ветру, то дерзит… А теперь и вовсе смотрит на него открыто, с вызовом, будто от ее маленького бунта что-то изменится! Так дышит тяжело, глупышка… Возмущается. И совсем не видит, как призывно вздымаются сейчас небольшие ее грудки под атласом простенького платья.

— Войны не будет. Вас уничтожат в течение часа. Лично Вас, Кристина, я все-таки попрошу оставить в живых — Вы пригодитесь мне в ином качестве, — усмехнулся Филипп, откровенно скользя взглядом по затянутой в корсет груди бунтарки.

— Этого не будет никогда, Вам будет проще меня убить.

— Посмотрим. Я никогда не отступаю, Кристина — запомните это. Советую прежде хорошенько подумать, а потом уже лезть на рожон. Я видел Вас на реке несколько дней назад, и Вы мне понравились. Я хотел бы видеть Вашу благосклонность ко мне.

Взгляд утонул в небольшом вырезе наряда, бледнокожие пальцы коснулись нежной девичьей кожи, очерчивая край платья от плеча до самой ложбинки… Что дальше случилось, не поняла и сама Кристина — девушка вспыхнула от дерзкого прикосновения, ладонь ее сама собой со всей силы ударила Филиппа по лицу. Филипп оцепенел, а Кристина, воспользовавшись заминкой, вдруг резко оттолкнула его и юркнула в приоткрытую дверь, едва не снеся в ту же секунду вошедшего в зал Адриана.

— Ого! — не удержался маркиз, переводя взгляд с разъяренного Филиппа на спину убегающей девушки. — Вернуть?

— Не надо, — процедил сквозь зубы Филипп.

— Лихая девушка.

— Ничего, эту дурь легко из нее выбить.

— Убьешь?

— Зачем же?

— Она не покорится.

— Куда она денется? Вот что, Адриан, глаз с девчонки не спускай. Я не знаю, что с этой тварью сделаю, но поверь, она сильно пожалеет.

* * *

По темным мрачным лабиринтам бежала она, не чуя ног, будто свора бешеных собак гналась за ней по пятам, обещая разорвать в эту же минуту. Дороги она не помнила, бежала наугад. Найти бы зал… Да к черту все! Продавшихся сопоселенцев, оставившего ее Камиля… Хотелось одного: оказаться в стенах своего дома, прижаться к отцу, обнять любимую сестренку; проснуться и понять, что не было ни всадников на озере, ни приглашения, ни разговора с Филиппом. Кристина бежала, путаясь в платье, слезы отчаянные бежали по щекам… Выбежала на улицу и бросилась к повозкам — благо, извозчики еще не разъехались, ожидая содрать немалую цену с презренных отшельников.

— Увезите меня обратно! — выкрикнула она, шмыгая носом. — Я вдвойне Вам заплачу, только быстрее!

Обратно… К отцу, что весь вечер места себе не находит — как она там, что с ней? Не по себе ему от одной только мысли, что в эту минуту подонок где-то рядом с его девочкой бродит.

Когда к дому, громыхая, подъехала повозка, душа барона возликовала, облегченно выдохнув, и тут же насторожилась — рано дочь вернулась, случилось что-то. Он выскочил навстречу Кристине, а она бросилась к нему, прижалась, чуть дрожа и едва не плача.

— Что? Что случилось, Кристина? — всполошился мужчина, обнимая дочь.

Кристина только головой замотала: ничего! Ничего не случилось! А сама дрожит, с собой справиться не может.

— Ты виделась с ним? Что он сказал тебе? — и тут же, не дожидаясь и без того очевидного ответа, головой замотал, причитая: — Тварь! Тварь! Тварь…

Нет, не надо ничего ему знать; уж если Филипп задумал что, то не защитит ее отец — только зазря себя погубит. А если обойдется, то и переживать понапрасну не стоит. Нет, не надо ему знать, что во Дворце произошло!

— Не волнуйся, отец, все в порядке, я просто с Камилем поругалась.

— С Камилем?! — удивился мужчина, только теперь осознав, что приехала-то она одна — без жениха, без других ренардистов.

— Да, с Камилем. Прости, отец, давай не будем сейчас об этом — устала я от всего… Можно я спать пойду?

И убежала, не дожидаясь отцовского ответа.

Кристина прошмыгнула в спальню, со злостью избавилась от пропахшего дворцовыми запахами платья и юркнула под одеяло, замотавшись в него по самые уши, словно в теплый мягкий кокон, который смог бы защитить ее от Филиппа. На затаившуюся сестренку даже не взглянула — все мерещилось ей, что Филипп смотрит на нее своими холодными, пустыми, словно мертвыми, глазами; что руки его путь к побегу отрезают, что поступь его гнетущую слышит и голос ледяной — не спрашивающий. Приказывающий. Кристина замоталась в одеяло и всхлипнула, не удержавшись.

— Кристиночка, — пропищал рядом с ней тоненький, немного испуганный голосок, — что с тобой? Ты плачешь?

Эмма робко коснулась плеча сестры, а Кристина вздрогнула и вдруг резко выбралась из своего спасительного «кокона», обернувшись к сестренке:

— Эмма, — с мольбой сквозь слезы проговорила Кристина, — пообещай мне, что никогда, ни при каких условиях ты даже близко не подойдешь к этому отродью! Что дурь свою восторженную из головы выкинешь! Что ренардисткой останешься и не позволишь никому обмануть себя сладкими речами и пустыми обещаниями! Пообещай, Эмма!

— Хорошо, — растерянно проговорила Эмма. — Кристиночка, успокойся, не плачь только! Он что, правда, хотел, чтобы ты…

— Да. Именно этого он и хотел. Я сбежала оттуда, и что теперь будет, я не знаю. Отцу — ни слова об этом! Я сказала ему, что с Камилем поругалась, потому и вернулась рано.

— А что же Камиль? Он не смог тебя защитить?

— Защитить? — горько усмехнулась Кристина. — Он поди и не заметил, что меня там уже нет. Я просила его, я умоляла его одну меня не оставлять, а он оставил… Они все продались Филиппу! Он чудовище, Эмма. Богатое, властное чудовище. Но не об этом речь, Эммочка, — я не хочу, чтобы эта грязь тебя коснулась. Он ведь на реке не только меня видел, и звал он нас обеих. Не продавайся Филиппу, я прошу тебя. Эммочка, береги себя, не маячь перед ним, что бы ни случилось. Я прошу тебя, Эмма…

Глава 8

Крытая повозка мчалась по столице Риантии, скрывая за темными шторками графа де Леронда. Вот уже почти неделя, как он здесь — приехал в разгар праздника в честь отца, посчитав, что ни Филиппу, ни жаждущим разгуляться стражникам будет не до него. Он не просчитался. Просочиться через кордон удалось тихо и незаметно, не вызвав ни малейшего подозрения — Этьена не ждали, а неприметного графа из далекой провинции и вовсе не посчитали достойным своего внимания.

Вот уже почти неделю объезжает он, скрываясь в полумраке полуразваленной повозки, владения своего отца и узнать не может: пять лет назад он бежал из другой столицы — красивой, чистой, приветливой. Сейчас же перед ним распахнула пьяные объятия падшая, растрепанная, увядшая старуха, неизменно выглядывающая из лиц обрюзгших пузатых аристократов с поволокой в глазах и ярких, вызывающе раскрытых тел куртизанок, с интересом, оценивающе поглядывающих на залетного гостя в черном костюме со скромной отделкой серебряной нитью. Они смотрели на него и оценивали. Некоторые, особенно шустрые, спешили предложить себя и проверить свои догадки о толщине его кошелька, не зная, что кошелек его уже успели благополучно спереть два дня назад, стоило ему только замешкаться в толпе (благо, ожидавший чего-то подобного, он никогда не носил все деньги с собой, предусмотрительно упрятав сбережения по углам своей комнатушки в небольшой неприметной гостинице); получая отказ, тут же вешались на других, более сговорчивых господ, позабывших о чести, достоинстве и собственной безопасности. Этьен с тоской смотрел на них и пытался угадать, что же случилось за эти пять лет его отсутствия, как возможно все то, что видит он сквозь мутное окошко повозки. Не такой он ожидал увидеть Риантию. Не такой он ожидал увидеть некогда цветущую столицу.