Расплата

Мимо проходящие поселенцы с любопытством поглядывали на соседа — слухи об оказанной баронским дочерям чести в момент разлетелись среди ренардистов.

— Ну? И что вы молчите?

Помрачневший барон собрал дочерей за столом, требуя объяснений. Девушки молчали и только плечами пожимали: мол, знать не знаем, ведать не ведаем! Особенно хорошо удавалось изображать святую невинность Эмме — она действительно пока еще не понимала, откуда сам король прознал об их существовании, а потому уж очень достоверно уверяла отца, что его дочери самые примерные, самые послушные дочери на свете!

Кристина же после недолгих раздумий очень быстро сопоставила странное приглашение с недавним их приключением, и спасибо Эмме, перетянувшей все внимание отца на себя, заметно побледнела, вспоминая светловолосого всадника на белоснежном коне. Она была на коронации Филиппа и, хоть и издали, но видела юношу с удивительно светлыми для Королевского Семейства волосами. Мысль о том, что встретить на реке они могли не абы кого, а самого Филиппа, заставила землю заметно покачнуться, и ей-Богу, если б не сидела Кристина сейчас на стуле — непременно б рухнула под тяжестью открытия.

Девушка с трудом взяла себя в руки и посмотрела на сестренку — беззаботную, наивную свою душеньку, щебечущую без умолку, и, черт возьми, в глазах егозы читался искренний восторг и предвкушение занятнейшего путешествия в мир королевского двора! Казалось, чертята в невинных ее глазках уже отплясывают на балу, ловят восхищенные взгляды и кокетливо шелестят подолом платья по мрамору дворцового зала! Пока Эмма мысленно уже строила глазки королю, Кристина хваталась за голову — страшно даже представить, зачем вдруг они понадобились Филиппу. Впрочем, что тут думать? Слухи о любвеобильности молодого короля уже давно просочились во все уголки Риантии.

— Эмма, пойди погуляй, — неожиданно и для самой Эммы, и для отца, проговорила Кристина.

— Зачем?! — не поняла девушка.

— Эмма!

Кристина не сдержалась, прикрикнула на сестренку; Эмма сникла, слезы обиды заблестели в глазках — никогда в жизни Кристина не разговаривала с ней так.

— Эмма, оставь нас с Кристиной, — вмешался отец, с тревогой глядя на старшую дочь.

Эмма ушла. Отец хмурился и в ожидании смотрел на старшую дочь.

— Кристина, что происходит?

— Эмму нельзя туда пускать. Глупенькая она еще, мотылек. Полетит на пламя — сгорит.

— А кто ее туда отпускать собирается? Ни ты, ни Эмма туда не пойдете.

Сжалось сердечко Кристины, хоть плачь теперь! Как отцу сознаться, что Филипп именно их ждет, и праздник этот лишь прикрытие, чтобы их с Эммой выманить? Отказаться… Последствия непредсказуемы — Филипп сильнее, он и сам может явиться сюда, бойню устроить...

— Пойду, отец, — тихо проговорила Кристина. — Но без Эммы.

— Я сказал, не пойдешь! — рявкнул мужчина, со всей силы стукнув кулаком по столу.

— Камиля с собой возьму — ничего плохого мне Филипп не сделает, не бойся.

— Кристина, ты слышишь меня? Ты никуда не пойдешь. Ты, видимо, забыла…

— Отец, я ничего не забыла! Но не идти туда нельзя. Он нас ждет — что будет, если не явимся? Силы неравны, захочет беды натворить — натворит, и тогда пощады не будет никому: ни нам, ни всем остальным. Не беспокойся за меня. Там он ничего мне не сделает — там слишком много людей будет, он не посмеет. Я за Эмму боюсь — она еще многого не понимает, и что такое Филипп, она не знает.

— А ты, значит, знаешь? И все понимаешь?

— Знаю. И никогда на сторону Филиппа не встану!

— Кристина, да плевать ему, на чьей ты стороне! Ты что, не понимаешь, зачем ему молоденькие девушки?

— Понимаю, — глухо ответила Кристина, едва заметно поежившись от одной только мысли, что ее и Эмму Филипп присмотрел для своего гарема. — А если и так, то тем более Эмму спасать надо — она ребенок совсем еще...

— А тебя? Тебя спасать как прикажешь? Нет, девочка моя, ты никуда не пойдешь! Все! Это даже не обсуждается! — замотал головой сникший духом отец. — К упырю этому… Нет… Нет, Кристина! Даже не думай! Пусть что хочет делает, но не отдам я ему ни тебя, ни Эмму! Хватит с меня того, что я уже потерял вашу мать!

— Отец, — едва не плача, Кристина крепко сжала руку родителя. — Не бойся за меня, я справлюсь. А вот если Филипп сюда явится... Сам. Что тогда делать будем, отец? А сам не сунется, так людей своих пришлет — мы-то что сделать сможем? Голыми руками с его армией воевать будем? А что потом с Эммой будет? Со мной? С другими девушками?

— Да плевать мне на других! Я не собираюсь отдавать ему на откуп тебя!

— Ну почему на откуп? Не станет же он на людях преследовать меня или силой удерживать! Я с Камилем буду — не тронет меня Филипп. Ну а если встречи искать станет — выясню, что ему нужно от нас, и дам понять, что ренардистки не по его зубам, что ренардистки никогда не прогнутся под его волю и уж тем более не станут игрушками для его утех. Не переживай за меня, отец, со мной все в порядке будет. Не надо злить зверя — если будет война, мы ее проиграем. Значит, нужно поддерживать пусть иллюзию, но мира.

— Кристина, — в бессильном отчаянии замотал головой бедный отец, — ну почему? Почему он именно вас выбрал?

— Я не знаю. Я не знаю, отец! Правда, не знаю! — уверяла она, а у самой аж коленки задрожали — влипли они с Эммой, по самые уши влипли.

Глава 7

Настал заветный день. За тридцать с лишним верст потянулись в сторону столицы повозки ряженых отшельников. С тоской провожали взглядом старики свою молодежь: словно сговорившись, твердили дети, что никак нельзя Филиппу отказать — война будет. А у самих глазки засияли, спинки гордо повыпрямлялись… Принаряжались долго, кропотливо… В предпраздничном азарте наставлений родительских уже никто не слушал, а старики злились, ругали бестолковых своих, безудержных детей, даже запрещать пытались, удержать, да только бессильны они оказались перед юношеским пылом и раскрытыми для неискушенных душ радушными объятиями Филиппа. Уехали дети, единицы остались дома. С тоской в глазах провожала Кристину обиженная до глубины души Эмма.

Когда услужливо распахнулись перед гостями двери белоснежного Дворца, остатки сомнений покинули даже самых робких — здесь свет, здесь радость, и совсем не страшно… Улыбчивые слуги как родных встретили отшельников и проводили в зал.

Кристину всеобщий радостный азарт не коснулся — все не покидало девушку дурное предчувствие, и здесь, среди шума и лживого блеска, она чувствовала себя неуютно. Хотелось поскорее покинуть полный ряженых гостей просторный зал, пропитавшийся табаком, вином и духами. Здесь лживо все и чуждо, а вид вчерашних чопорных сопоселенцев, вырвавшихся из-под опеки грозных своих стариков, откровенно пугал — самозабвенно отдавались они мгновеньям новой, чужой жизни, боясь упустить, растерять чувство пьяной свободы от родительского гнета. Казалось, приди сюда сейчас Филипп, они с радостью присягнут ему на верность, купившись на заманчивый блеск щедрого на роскошь короля. Кристина обернулась на спутника, а внутри все защемило от задорного огонька в глазах Камиля — видать, если б не она, он тоже был бы не прочь порезвиться вместе с остальными, позабыв обо всех опасностях и наставлениях.

— Камиль, я прошу тебя, не оставляй меня одну, — с мольбой в голосе прижалась Кристина к своему жениху, боясь, что еще немного, и он сорвется, не выдержит искушения, а она останется наедине со своим страхом. Пока молодые ренардисты разевали рты от предложенных им яств и развлечений, девушка вглядывалась в мелькающие лица, опасаясь среди них увидеть Филиппа.

* * *

— Ну? Что скажешь?

Филипп с Адрианом стояли на балконе и разглядывали пеструю толпу. Отсюда вид как на ладони — по центру зала кружили в веселом быстром танце уставшие от пристального ока и изгнания ренардисты и смирившиеся с неприятным соседством преданные королю горожане; по укромным закуткам расползлись любители схлестнуться с фортуной в карточном бою, а длинные столы, уставленные деликатесами, уже облепились изголодавшимися отшельниками.