Расплата

Там, внизу, веселый раздается смех, там жизнь течет… И мертвые, пустые души все так же хлещут свое пиво, заедая жирным подгоревшим поросенком. Хотелось одного. Умереть. Не видеть больше никогда эти довольные лоснящиеся морды, у которых из живого-то и осталось — желудок и то, что промеж ног болтается; не видеть больше оскалы похабные, не слышать мерзкие голоса…

Чуть жмурясь от ударившего по глазам света, она, шатаясь, прижимаясь голым телом к теплой деревянной стене, спускалась вниз. Людской гул стих, она знала — все внимание приковано сейчас лишь к ней одной. Плевать. На все плевать! Сейчас все закончится, не будет больше боли и стыда! После недолгого затишья посетители зашевелились, среди тихого шипения отчетливо послышалась непристойность в ее адрес. Плевать! Какой-то тип попытался преградить дорогу к выходу и, кажется, предложил «поразвлечься» с ним… Плевать! Обошла мерзавца и пошла дальше. Одна теперь цель, одна ей дорога. Там, за небольшой площадью есть роща, в роще — заводь. Когда-то, в далекие светлые времена ее детства, она без опаски гуляла с сестренкой в этих местах и в этой чертовой таверне когда-то подолгу стояла в очереди за свежей выпечкой… Когда это было? И было ли вообще?

Под гул людской молвы Кристина вышла из таверны. Уже давно стемнело, и прохладный ночной воздух приятно заполонил легкие. Ступая босыми ногами по остывшему камню, она почти бежала в сторону рощи — на этом свете ей больше места нет. Быстрее же, быстрее! Так не терпится поставить жирную точку во всем этом безумии, страшной кульминацией воплотившемся сегодня! Она бежала, чувствуя, как холодный ветер ласкает опороченное, бесстыже нагое ее тело, как капли еще не застывшей мужской похоти на ее коже зашевелились холодными ядовитыми змейками и побежали по ногам; как мокрые слипшиеся волосы, пропахшие насильниками, липнут к лицу, заставляя ненавидеть собственное тело все сильнее и сильнее… Кристина бежала. Бежала к спасительной заводи. Сейчас все закончится, еще чуть-чуть, всего несколько мучительных шагов…

Глядя в черную бездну, она вспоминала отцовскую улыбку и веселое щебетание Эммы… Долгие семейные прогулки по залитому солнцем городу… Веселое беззаботное детство и мамин смех…

Босая нога перешагнула каменное ограждение. Холодный ветер, возмутившись, влетел в рощу и потрепал раскиданные по плечам волосы. Холодно. Страшно. По позвоночнику дрожь пробежала… Надо только сделать шаг, последний шаг. Раз… два… три. Черная гладь шумно расступилась и через мгновенье сомкнулась, утащив в смертельных объятиях еще одну, очередную строптивую жертву чужой жестокости.

Глава 9

Спертый запах сырости и озноб отнюдь не укладывались в представления ни об аде, ни о рае. Для ада довольно прохладно, да и птицы вряд ли стали бы распевать такие веселые песни, которые хоть и не отчетливо, но все же доносятся до ее сознания. А в рай, насколько ей известно, самоубийц не пускают. Да и не похоже на рай — слишком холодно и беспокойно, слишком больно для, казалось бы, уже мертвого тела. А еще все время кажется, что бесконечная вода все тянет и тянет на черное дно — мутит, крутит, но почему-то никак не убивает… Превозмогая боль, Кристина открыла глаза. Светло здесь и прохладно — тонкая простыня на голом ее теле совсем не согревает. Девушка попыталась привстать и оглядеться в незнакомом месте — болит и ломит все, но все же чуть приподнялась, осмотрелась… А потом вдруг резко, позабыв про боль, подскочила с кровати и попятилась к стене, пытаясь прикрыться простыней, а попутно присматривая, чем можно было бы оборониться от невозмутимо сидящего в чужой комнате незнакомца.

Он сидел напротив, вальяжно растянувшись в кресле. Услышав шум, незнакомец открыл глаза, но даже не пошевелился — все так же продолжил сидеть, устремив свой карий взор на всполошившуюся девицу. Ни жалости, ни сочувствия, ни интереса в его глазах она не нашла.

— Кто Вы? — завопила она, сверля яростным взглядом мужчину. — Что Вы делаете здесь? Зачем притащили меня сюда?!

А он молчал. Все разглядывал ее, не сочтя нужным что-либо объяснять, лишь только немного удивился: довольно странное поведение для шлюхи — неужели его так испугалась? Промолчал.

— Отвечайте же! — закричала девушка. — Что еще Вам нужно от меня?!

— Ну надо же! — усмехнулся незнакомец. — Нужно было, наверно, оставить тебя в том болоте.

Ни единой попытки успокоить, объяснить — лишь только полный презрения взгляд, словно не девушка молодая сейчас стоит перед ним, а нечто мерзкое, склизкое, грязное… Не достойное даже его ответа. Кристина невольно поежилась от этого взгляда, натянула повыше простыню, затравленным зверьком исподлобья покосилась на незнакомца, отчаянно пытаясь разгадать его намерения. Так, значит, это он не дал ей умереть? Зачем? А может, он один из тех, кто растоптал ее, спрятавшись под маской? Не дал ей умереть, посчитав, что еще недостаточно поиздевался над ней? От одной только этой мысли все похолодело внутри; Кристина схватила с прикроватной тумбы фарфоровую статуэтку и прошипела сквозь подступившие слезы:

— Только тронь меня! Я разобью ее об твою голову, я клянусь тебе.

— Статуэтку на место поставь. Твое молодое и красивое тело состарится прежде, чем ты успеешь расплатиться за нее, — мрачно парировал незнакомец.

Как вспыхнули от возмущения ее глаза, он уже не видел — в ту же минуту в дверь робко постучали, и на пороге появился потрепанный годами седовласый мужчина. Не обращая внимания на полуголую девушку, он с почтением склонил голову перед постояльцем:

— К Вам лекарь, господин граф.

— Пригласите, — кивнул незнакомец, резко вскочил с кресла и направился к затаившей дыхание девушке.

— Не подходи! — выкрикнула она, глядя, как неумолимо он идет на нее.

— Не ори. Хватит уже истерить, пока не перебудила здесь всех.

Он и не думал останавливаться — подошел, перехватил занесенную для удара руку, да так бесцеремонно, что Кристина взвизгнула от боли; разжал ее ладошку и отобрал статуэтку.

— Это к тебе. Веди себя прилично, — буркнул сквозь зубы, отталкивая от себя девушку, и вышел из комнаты.

В полумраке крохотной комнатушки маялся в ожидании молодой мужчина. За дверью раздался детский крик и стук заносимой поклажи — похоже, новых постояльцев разместили по соседству; за стеной, в соседней комнате, вопила, отбиваясь от лекаря, его несостоявшаяся утопленница, отчаявшаяся разгадать, кто враг ей, а кто друг.

— Психопатка! — в сердцах тихо выругался Этьен.

Голос девушки становился все тише, крик сменился мольбой, а потом она и вовсе примолкла, и только тихий голос старика убаюкивающее шелестел за стенкой — нашли общий язык. Этьен ходил из угла в угол, вновь и вновь прокручивая в памяти вчерашнее происшествие. Что-то не складывалось в странном поведении куртизанки. Он видел, как она входила: в сопровождении мужчины сама добровольно поднялась наверх, ее никто не принуждал, и о помощи она не просила. Он видел, какой она вышла оттуда. Вполне обычная картина для публичного дома, вполне обыденная ситуация для жриц любви. Почему ж она решила свести счеты с жизнью? Новенькая в этом деле? Не привыкла к грубости? Ожидания легкого заработка разбились о суровую действительность? Что-то не складывалось в этой картине, что-то важное ускользало от него, не давая бросить девчонку на произвол судьбы. Пока он ломал голову над случившимся, дверь скрипнула и лекарь, задумчиво покачивая головой, вышел из комнаты.

— Ну что с ней? Можно ее отпускать? — нетерпеливо выпалил Этьен в надежде, что спасенная куртизанка не сильно помешает его планам благополучно вернуться в Абервик.

— Ее травмы не так серьезны, господин граф, заживет как на кошке, — проговорил лекарь, потирая куцую бородку. — Но вот ее душевное состояние вызывает у меня серьезные опасения — девушка на грани.

— Да ладно Вам, не преувеличивайте, какое может быть состояние у шлюхи… Переживет, не сахарная. Нет у меня времени возиться с ней.

— А с чего Вы взяли, что эта девушка — шлюха?

— А у Вас есть сомнения? Порядочные девушки не шатаются по тавернам в сомнительных компаниях и не напиваются. Видели бы Вы, в каком состоянии она вчера была — я столько не выпью, сколько выглушила эта девица.

— Не знаю, не видел, — развел руками старик, — но могу одно только Вам сказать — еще вчера эта девушка была невинна как в день своего появления на свет.

— Это она Вам сказала? — усмехнулся Этьен.

— Я — врач, мсье. И отличить блудницу от вчерашней девочки пока еще в состоянии.