Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Приятелями мы стали с Яновским уже гораздо позднее, после его работы на киностудии в Одессе и в ВУФКУ в Харькове.

В тридцать четвертом году столицу Украины вернули из Харькова в Киев, переехала в Киев и вся "верхушка" литературы — тогда уже безгрупповая, под эгидой Оргкомитета будущего единого Союза писателей, — а нас с Яновским оставили в Харькове. Вот с тех пор мы с Юрием Ивановичем и стали неразлучны.

В летние месяцы мы каждый год ездили вместе отдыхать или лечиться — в Железноводск на Кавказе, в Дома писателей в Одессе, Хосте, на Ирпень или на дачу в Билыках (Лещиновке) на Полтавщине.

Немало

мы с Яновским и попутешествовали.

В конце лета тысяча девятьсот тридцать пятого года мы впятером: Яновский, я, Дикий, Муратов и Юхвид совершили большую поездку на автомашинах по Украине: Харьковщина, Сумщина, Полтавщина, юг Киевщины, Днепропетровщина и Криворожье.

Летом тридцать шестого — на машине вчетвером: Яновский, Мате Залка, Зенькевич и я — но городам и селам Полтавщины.

В сорок четвертом году, в дин войны, мы объехали Закарпатье, только что ставшее советским, — с севера на юг: от польской границы за Перечином и Люмшорами и до границ венгерской и румынской — за Хустом и Раковом.

Но сблизили нас безусловно не путешествия, не лечебные процедуры и даже не те или иные перипетии литературных судеб, а больше всего — только не примите это за острое СЛОВЦО — то, что мы постоянно спорили и ссорились: ведь у нас были абсолютно разные характеры, не сходны были все наши пристрастия и вкусы, наши творческие позиции в поисках и выработке собственного стиля. На этом я ниже разрешу себе остановиться подробнее.

А впрочем, спорили и ссорились мы и тогда, когда наши взгляды и принципы абсолютно сходились — в большом или малом.

Вспоминаю такой, можно сказать, анекдотический казус.

Было это во время одного из наших совместных пребываний в Железноводске.

Неожиданно возникла необходимость немедленно уехать, до окончания срока процедур. Осенью того года должен был состояться Первый всесоюзный съезд писателей, мы с Яновским — "презренные попутчики" — не были выделены делегатами с решающим голосом: я получил право "совещательного", а Юрий Иванович — вовсе никакого. Поэтому после нашего украинского съезда мы спокойнейшим образом отправились на Кавказ полоскать водичкой наши язвы желудка. Но вот вдруг в Железноводске получает Яновский телеграмму — не из украинского Оргкомитета, а из Москвы, от комиссии по организации съезда, — с приглашением быть… гостем съезда.

Юрии Иванович сразу заартачился: не поеду! Как это так — я буду только… гостем, когда делегатами с решающим голосом едут Антон Дикий, Кушнарев-Пример и другие, имеющие за душой по одному стишонку или одной-единственной неграмотной статейке!

Но через час чемоданы уже были упакованы, и оставалось раздобыть билеты. Дело это было нелегкое — ведь заказывать билеты на выезд с курорта надо было за две педели. Мы кинулись к дочери хозяйки нашей квартиры — она работала кассиршей на вокзале в Же-лезиоводске, где продавались билеты на поезда местного сообщения: Пятигорск — Ессентуки — Кисловодск. Она была молчаливо влюблена в Юрия Ивановича.

— Боже мой, для вас! — сказала она. — Только пообещайте мне, что в будущем году опять приедете…

Смотрела она при этом нежным взглядом на Юрия Ивановича.

Мы пообещали.

Она черкнула карандашиком по бумажке и протянула Юрию

Ивановичу записку.

— За час до прибытия поезда дадите эту записочку кассиру на вокзале в Минеральных Водах — и можете быть спокойны: касса в каждом поезде имеет броню на два мягких или международных места для неотложных надобностей. Вот видите, в конце я тут делаю приписку: "Пользуюсь случаем и передаю через друзей мой тебе долг…"

При этом она мило улыбнулась:

— Вы понимаете? Ну, дадите там что-нибудь сверх стоимости билетов… Ну, червонец…

Через час мы были на вокзале в Минеральных Водах и стояли перед расписанием движения поездов. Поездов на Харьков и через Харьков было целых шесть, и все, один за другим, проходили вечером, до поздней ночи. Ближайший, как раз через час, был курьерским с международным вагоном и вагоном-рестораном. Ура!

Юрий Иванович протянул мне записочку:

— Вот записка, Юра. Кажется, окошко кассы как раз открывается. И никого перед ним нет. Идите скорее, а я тем временем закажу чай…

— А… а почему, собственно, должен идти я? — Я поглядывал на записочку косым взглядом. — Ведь уважаемая патронесса дала эту бумажку вам…

— Почему мне? Записка на нас обоих. А… а… брать билеты — это у вас лучше получается, — пошутил Юрий Иванович.

Но я не принял шутливого тона:

— У меня вообще несчастливая рука: в лотерею проигрываю, в карты не везет, когда собираюсь ехать — никогда билетов нет… Не хочу вас подводить…

— Ну что вы! — Юрий Иванович снова улыбнулся, по на этот раз вынужденной улыбкой. — Тут же проигрыша быть не может. Дело верное. Только надо прибавить сверх стоимости еще червонец…

— Ну вот и прибавьте. Вот вам червонец.

— Но почему должен идти я? — рассердился Юрий Иванович.

— А почему я? Если б не чувства к вам уважаемой патронессы, — теперь уже улыбнулся я, криво и язвительно, — то мы бы этой записочки не имели…

— Обыкновенная деловая записка!

— Интимная и доверительная…

— Ну знаете!

— А как же? Ведь здесь о взятке речь. С этим довериться можно только близкому человеку…

Юрий Иванович взвился:

— Вы говорите глупости!

— То же самое слышу и от вас…

— Это же бессмыслица!

— Абсолютно с вами согласен.

Юрий Иванович взмолился:

— Идите же, берите билеты! Видите, кто-то подошел к кассе? Заберет броню, и мы останемся без билетов…

— Поедем следующим поездом.

Юрий Иванович перешел на суровый тон:

— Юра, вы пойдете брать билеты?

Я тоже занял холодно-официальную позицию:

— Нет, Юра, это вы пойдете брать билеты.

Мы помолчали некоторое время, каждый сдерживая раздражение, потом начали сначала:

— Юра, идите брать билеты!

— Нет, Юра, идите вы брать билеты.

— Я не пойду!

— И я не пойду!

Словом, курьерский пришел, постоял пять минут и отошел — на Москву, на Харьков; были в составе мягкий вагон, международный, вагон-ресторан… Но мы так к кассе и не подошли и билетов не взяли. Мы сидели у столика, сердито молчали и хлебали холодный чай. Очередной поезд должен был быть через полтора часа. Двадцать девять минут мы промолчали, на тридцатой Юрий Иванович холодно произнес:

Поделиться с друзьями: