Рассвет Полночи. Херсонида

Дополнения 301 Там с улыбкой нежной боги Двоицу пернату зрят, Зрят лобзанья их, восторги И бессмертьем их дарят. Ты, - что царства поглощаешь, - Хрон, - седое божество, Что всечасно устрашаешь Трепетное естество! Прочь отсель с железом мрачным! Прочь!
– иль косу притупи, Или пламенником брачным, Если можно, растопи! 264. УСПОКОЕНИЕ РОССИЙСКОГО МАРОНА Как тихо день его, - как скромно К вечерней клонится стране, А лира солнцева - как томно Поникши млеет в тишине?
– Алански музы!
– воздохните! Но сей остаток века поздной, Тогда - как вечность предстоит, Блестя сквозь сумрак, стражей грозной, Еще денницы луч вторит; Мир Божий веет в запад жизни. Заря вечерня потухает; Но свет пурпуровый ея, Как утренний еще играет; И пламенна его струя, Как луч сквозь мглу восточный, льется.

302 Дополнения Сей сумрак тихий, но унылый Вдыхает мне тоску и страх, Что скоро свет сей прейдет милый; Но в Амфитритиных лесах 20 Еще я слышу соловья. Таков при старости маститой Российской наш Марон прямой, Блестящий, нежной, сановитой; Каков же был он дней весной? Каков в полудни лет своих? О россы\ был ли столь счастливый С Петровых славных дней меж вас Парнасский витязь терпеливый1, Как сей, - возникший на Парнас, 30 Сей бард, - сей Гений солнце-родный, Так, - многие певцы умеют Блистать в полуночной стране; И все их песни пламенеют; Но крылатеют ли оне К престолу небеси - толь живо? Когда он трогал струны лирны И петь мир нравственный желал; Какая мудрость!

– свет эфирный Игру его одушевлял? 40 Как дух его поет!
– что внемлет? 1 Подлинно между дарами поэта считается потребным великая терпеливость, или так называемая у римлян longanimitas, чтоб сочинять долгое время и со всею исправностию важные эпопеи. Таков и наш российский Марон. Всякое же лирическое творение по надлежащему есть плод вспыльчивого и непродолжительного восторга, хотя и он сам по себе драгоценен.

Дополнения 303 ММ. Херасков

304 Дополнения Когда он брал трубу священну Петь небо благодати нам, Склонившесь древле к Борисфену, Или российской славы храм, Воззванный из развалин слезных, Какое вышне вдохновенье Гремящий глас его живит? Какое мужество и бденье Толь важны жертвы пламенит 50 Владимиру и Иоанну ! Гул пения сквозь мрак, туманы С брегов Москвы сперва летел, Проник до Рейна и Секваны, Над их струями восшумел И там очаровал сердца. Там Гений и его Помпилий С Эгерией творцов в суде Сияние красот открыли, Подобно Северной звезде, 60 Гораздо ране Флориана1. 1 За несколько лет перед сим французский Меркурий, рецензируя Флорианова Нуму, приводит российского сочинителя также Нумы\ не зная, по-видимому, ни имени, ни дарований сего последнего, а судя о нем только по немецкому переводу, хотя с некоторою сбивчивостью, говорит к чести его так: «В Германии выдана в свет одна эпическая поэма, как перевод с российского языка, под таким же заглавием, как и у г. Флориана, Нума Помпилий. Немецкий, либо иперборейский сочинитель, не имея навыка к таким изворотам, к каковым сродны некоторые из наших одноземных писателей, взял себе за правило следовать во всех отношениях характеру своего героя, занятому из беспристрастного Плутарха. Жаль, что г. Флориан не ведал сего источника; он мог бы почерпнуть из него многие идеи и присвоить их к изящному своему перу.

Дополнения 305 Сим он пленил и дебрь и камень; Он многим бардам в грудь вложил Небесный песнопенья пламень; Он многих в мраке пробудил, О лестный жребий!
– и меня... Я долго в юности безвестной Еще во тьме себя не знал; Мой спящий Гений в сфере тесной Едва ль когда б из ней восстал; 70 Он век лежал бы в прахе скрытый. Я слышу лиры звук могущий, Дотоль непостижимый мне; Я слышу глас, меня зовущий К яснеющей вдали стране; Тут дух мой реет из под крова... Тогда Марон сей мне явился Аланских песней божеством; Никто, - лишь он с улыбкой тщился Мне указать небесный холм; 80 Он сгиб души моей раскрыл. Конечно, не легко переложить на наш язык главные черты сей иностранной поэмы, где Нума описывается восходящим в Капитолию и упраздняющим целеров; но г. Флориан умел бы извлечь некоторые места о весталках, равно как и о нимфе Эгерии. Сверх того, что сие последнее отношение имеет не простые и необыкновенные места нравственности, видна еще там отважность, возвышенность и глубокомыслие; там действующее лице говорит о Религии, как друг истины, а о Политике, как друг свободы.
– Г. Флориан без сумнения принял бы себе в пример сие чужеземное произведение и переселил бы красоты оного во втором или - если б для сего недоставало времени - в третьем издании своего Нумы».

306 Дополнения Так, - я сперва ему обязан, Коль мой соотчич внемлет мне; И чести знак мне им показан, Коль не стыдит чело мое Священных ветвей от дубравы. Где ж он? где бард сереброчелый, Где сладкогласный Феба жрец, Что пел весною Филомелой, В полудни жизни, как мудрец, А в вечер гласом лебединым! Где он?
– не там ли, в сени мирной, Где Аполлон вечерний спит?
– Он там; и прежний голос лирный В последний раз уже звучит; Но он и в сумрак дней пленяет. Так лебедь бела воспевает, Как смертный час свой ощутит, Крыле сребристы опускает, В последни на Меандр глядит, Гнет выю, - млеет, - издыхает. И он - пел кротко, но сердечно И дань душевную исторг; Потом уснет, - как лебедь, вечно; О Феб мой!
– приими весь долг, - Что я имею, - песнь и слезы...

Дополнения 307 265. НАДПИСЬ НА КОНЧИНУ КАМЕР-ФРЕЙЛИНЫ ЕК... М... Ж..., умершей на 18 году возраста Вчера, как роза, я цвела во славе, в силе. Сегодня час приспел; - и ввек увяла я. Заутра мать с сестрой придут к моей могиле, Поищут розы сей, но не найдут ея... Восплачут; но вотще?
– дух розы в горнем свете И ждет иной зари, чтоб спеть в нетленном цвете. 266. НА КОНЧИНУ Г<ОСПО)ЖИ ЯК(ОВЛЕ)ВОЙ от отцовского лица к детям Вот, дети, гроб ея - гроб матери бесценной! Крушитесь вы по ней!
– я в скорби изнемог; Источник слез моих среди тоски иссох; Подруги больше нет, - нет сей главы почтенной!

– Ах, чада!
– кто без ней ко груди вас прижмет? Кто в хладном сиротстве у сердца вас согреет?
– Но Тот, - что врановых птенцов младых жалеет, Хотя воззвал ее, - ток ваших слез отрет. 267. НА СМЕРТЬ Н.Н. Я чувствую в душе урон подруги милой; Пришлец!
– и ты с душей, - и ты вздохни по ней! А мой источник слез иссяк над сей могилой; Она прешла, - с ней все... кроме любви моей...

308 Дополнения 268. ИМН ВЕНЕРЕ* Многопрестольна, несравнена, Зевеса дщерь, краса небес, В улыбках нежных ухищренна, Гордящась прелестьми очес! К тебе, Киприда, припадаю; Смягчи тоску, чем я страдаю! Ты нежно иногда внимала Мой томный вопль, мой страстный глас, Как я твою власть ублажала; Услышь меня еще сейчас! Сойди, владычица блаженна, В сиянье лепот облеченна! Оставя кров отца священный, Сходила прежде ты с небес; Парящи горлицы2 впряженны Несли тебя среди колес; Я зрела, как они слетали, Крылами сизыми махали. Ты, сшедши с легкой колесницы, Птиц быстрых отлуча потом, И в виде выспренней царицы Вещала с ласковым челом: «Почто еще ко мне взываешь? Иль новый ропот повторяешь? Какое рвенье беспокоит? Могу ль мятеж сей укротить? 1 Сей имн почитается мастерским произведением славной греческой стихотворицы Сафы. Он переложен с лучших переводов, особливо с латынского и английского. 2 На других языках здесь запряжены воробьи.

Дополнения 309 Кто сей тиран, кого достоит Моим могуществом смирить? Кто люту страсть в тебе умножил? Скажи мне, Сафо\ - кто встревожил? Твоих ли недр он убегает? Сам скоро за тобой пойдет; Твои ль дары пренебрегает? Сам жертвовать тебе начнет; Он хладен.
– Скоро возгорится, Твоим веленьям покорится». О нежна мать сердец преданных! Еще молю, присущна будь! Смягчи огней свирепость тайных! Ослабь мою стесненну грудь И дай мне все, чего дух жаждет, Чем сердце пламенное страждет! 269. ПАРАФРАЗИС ПЕРВОЙ ПЕСНИ ЕВРЕЙСКОГО ПЕВЦА В ПОЛЬЗУ МОЛОДОЙ ЖЕНЩИНЫ Соч. г. Попия Блаженна та в женах супруга, Что к светским глупостям нейдет, Не клонит к грешным песням уха, Не сетует, что цугу нет. Супруг ей тщится угождати, Употребляя день и ночь, Чтобы любовь ей доказати, Чужих прелестниц гонит прочь.

310 Дополнения В ней самый сладкий плод созреет; Супруг же паче процветет; Сия жена во всем успеет, Что ни творит, пока живет. Не тако вероломки блудны, Питающи желанья студны; В блаженстве сем им части нет; Ртуть мозг и кости их пожрет. Но дщери чистые и скромны Супругов добрых обретут; Растленные же дряхлы, томны В больнице с срамом согниют. 270. ПЕСНЯ С ФРАНЦУЗСКОГО) In vino Veritas ets. В вине вся истина живее, - Пословица твердит давно; Чтоб чарка нам была милее, Бог истину вложил в вино; Сему закону покоряюсь; И я за питуха сочтен; Все мнят, что я вином пленяюсь; Но нет, - я истиной пленен. Все мнят, что сроду я охоты К наукам скучным не имел И, чтоб пожить мне без заботы, Я ставлю прихотям предел; Всяк думает и в уши трубит, Увидевши меня в хмелю: Он в рюмке лишь забаву любит; Нет, братцы!
– истину люблю.

Дополнения 311 Всяк думает, что пламень страстной Подчас мое сердечко жжет И что молодки только красной 20 Для счастья мне недостает; Так; подпиваю и с молодкой; И все шумят, что я хочу Искать утехи с сей красоткой; Эх, братцы!
– истины ищу. 271. НАДПИСЬ АКАДЕМИИ ХУДОЖЕСТВ ПРОФЕССОРУ СКУЛЬПТУРЫ Ф(ЕДОТУ) ИВ(АНОВИЧУ) ШУБИНУ Сын хладныя страны, где Гении восстали, Где Ломоносовы из мрака возблистали, - Из россов первый здесь резцом чудотворил И видом дышущих утесов изумил; Земные боги в них мир новый ощущали; Рим и Болония в нем Гения венчали; Екатерины дух, что нам открыл закон, Воззрел, и под его рукою мрамор дышет, Где, мнится, божество еще нам Правду пишет1.
– 10 Но сей наш Прометей, сей наш Пигмалион, Бездушных, диких скал прямой животворитель, Природы друг и сын, искусством же зиждитель, 1 Около половины прошлого века он был посылан из Академии художеств во Францию, откуда был посылан в Рим, где достоинством опытов своих обратил внимание многих знатоков, и между прочим герцога Глочестерского и графа Орлова в бытность их та- мо, и сделан членом Болонской академии. По возврате в Россию он многие продолжал работы, удостоен милостей Екатерины II; наконец сию государыню представил из мрамора в виде законодательницы; сам же скончался в майе мес(яце) сего года.
– Он был единоземец Ломоносова и первый из россиян скульптор.

312 Дополнения В ком покорителя она страшилась зреть, А с смертию его боялась умереть, - Сам спит под камнем сим, но к вечной славе зреет, Доколь наставница - Природа не истлеет. 272. СТИХИ К НЕКОТОРОЙ ИЗЯЩНОЙ ВОКАЛЬНОЙ МУЗЫКЕ В С(АНКТ) П(ЕТЕР)БУРГЕ Не сам ли Цинтий вечно-юный1, Оставя в тверди лирны струны, На семь певцов себя делит И стройным хором здесь гласит?
– Не он, - но сонм один отличный, Семь Цинтиев в себе вместив, Единство в целом сохранив И сливши лик свой седьмеричный, Гармонию небес разлил И в дольнем храме твердь открыл. 273. ГОД К ВЕЧНОСТИ Anni tacite labentis origo, Dexter ades ducibus. Ovid(ius) Крылатою покрытый славой При томном дней своих конце, С осанкой доброй, величавой, С улыбкой важной на лице, Исполн корыстьми недра тощи, Сын бездны, ветхий деньми год 1 Известно, что Цинтий, Кинфей, или Аполлон, бог музыки и гармонии.