Разорвать порочный круг
Шрифт:
— Сходить за водой? — когда же услышала заветное «Да», улыбнулась, еще раз чмокнула Рамси в лоб и после этого заспешила в общую комнату, торопясь скорее вернуться сюда с водой.
========== Отпуская ==========
Из соседней комнаты доносился стук деревянной утвари, а наравне с ним слышался и более высокий и звонкий стук посуды. Из-за неплотно прикрытой двери хоть и не открывался обзор на общее помещение, однако прорывались в спальню шорохи и позвякивания из второй комнаты, позволившие отслеживать передвижения Сансы. Ожидание возвращения жены выходило более продолжительным, чем рассчитывал на то Рамси, однако долетавшие до его ушей звуки и услышанные от жены заверения, что она вернется, возымели
В тот миг, когда Волчица уже было собралась покинуть покои, Болтон ощутил настоящую панику, которая обрушилась бы на него в полную силу, лишь жена ступила бы за порог этой комнаты. И, когда Санса внезапно присела обратно на постель, он чуть было не кинулся к ней, чтобы ухватиться за нее и помешать уйти. Чудом сдержавшись, а точнее просто-напросто не успев сделать ничего из этого, он застыл тогда на месте, словно пригвозденный, и только и мог, что смотреть на Волчицу и пробовать понять, передумала ли она уходить. Не сразу ему удалось прийти в себя и успокоиться, а еще более трудным стало принять решение поверить и довериться ей. Лишь спокойствие рыжеволосой девушки и ее приятность помогли Рамси сосредоточиться на ней и на настоящем, и он, уловив, что принятие решения предоставлялось ему, а вместе с тем убедившись, что Санса не намеревалась причинить ему боль или страдание, нашел в себе силы отпустить ее.
Когда за дверью стали слышны шаги дочери Старка, сердце в груди бастарда забилось быстрее да перед глазами всё поплыло и размылось от появившегося на долю секунды головокружения, что ровно так же быстро исчезло, оставив позади себя слабость и спутанные мысли. При виде вошедшей в спальню Волчицы в мгновение ока воспрявший духом и наполнившийся радостью, Рамси с заметным облегчением на лице посмотрел на нее и обратил внимание, что вернулась она сюда не только с чаркой, но и с двумя глиняными тарелками в руках. Однако прихваченная сюда вода и еда волновали его куда менее, чем возвратившаяся Санса. Было даже любопытным, продолжат ли они разговор или нет. Если Санса того пожелает, то он ей не откажет — это было непривычным и странным, однако, вопреки всему, от ответов на вопросы жены становилось гораздо легче, складывалось такое ощущение, что с каждым новым словом он скидывал с себя один из череды страхов и начинал чувствовать себя после этого свободнее, и появлялось ощущение, что мог рассказать жене всё, что угодно, и ничего ужасного следом за этим не последовало бы. Даже наоборот.
Рамси следил за каждым движением Волчицы, наблюдал за тем, как она поставила наполненные чем-то миски на прикроватную тумбочку, рядом с ней — чарку и, почему-то улыбаясь ему краешками губ, присела на постель. Почему она улыбалась? Что ее обрадовало? Ему тоже надо было улыбнуться? У него были причины для этого?
Не зная, как поступить, он в растерянности и неуверенности взглянул на девушку, а черты лица той, к непониманию последнего, внезапно смягчились, и она тихо произнесла, дотрагиваясь рукой до его щеки:
— Все хорошо, я принесла тебе воды и ужин, — Санса ласково гладила его по лицу и убирала с глаз выбившиеся пряди. Эти прикосновения теплой руки к коже были сродни дуновению ветра в разгар жаркого дня: успокаивали и расслабляли, и хотелось, чтобы Волчица не прекращала свои ласки. Пускай спрашивает, о чем только пожелает, только пусть говорит все тем же мягким, воркующим голосом в размеренном, ласкающем слух тоне. — Будет лучше, если ты поешь, ведь тебе надо набираться сил, чтобы рана хорошо заживала.
Санса была права, говорила о том, что действительно ему было необходимо, и было приятно и необычно осознавать такое. Впервые кто-то так заботился о нем, знал, в чем он нуждался и что было лучше для него. Рамси готов был попробовать довериться Волчице и пламенно про себя желал, чтобы она оправдала оказываемое ей доверие, помогла разобраться в происходящем и позаботилась о том, чтобы он находился в безопасности. Он очень нуждался в этом сейчас, когда ни в чем не был уверен и не чувствовал уверенности в самом себе. Неприятно было признаваться себе, что ему было страшно выйти из этого дома, оказаться
там, снаружи, где он ничего не смог бы контролировать и не смог бы защитить ни себя, ни Сансу. Однако, к сожалению, пока ничего с собой поделать не получалось. Наверное, это было временным, он просто еще не полностью отошел от нападения разбойников и нуждался в отдыхе.Ладонь жены приятно и аккуратно касалась лица, отчего внутри все трепетало и забывался даже давший о себе знать голод. Наслаждаясь уделяемым ему вниманием и нежностью, с которой прикасалась к нему девушка, Рамси прикрыл глаза и прижался к ее руке, которая теперь задерживалась не только на его щеке, но и касалась шеи, головы, затылка, время от времени опускалась к изгибу шеи, и проскальзывая под ворот рубахи, поглаживала и там. Ласки Волчицы были столь приятными и желанными, а от маленькой улыбки на ее губах, с которой она смотрела на него, в груди зарождались тепло и легкость и начинало неудержимо тянуть к жене, возникало желание придвинуться к ней поближе. В один миг Болтону даже захотелось прижаться к Сансе и просто сидеть, положив голову ей на плечо, и ощущать, как ее рука будет бегать по его спине и плечам, перебирать волосы, вызывая своими щекотливыми касаниями мурашки по телу. Однако внутри продолжал срабатывать некий стопор, о который спотыкалась решительность, и не хватало понимания того, было ли ему позволено коснуться жены или нет: ведь бастард опасался разозлить или раздражить ее — вдруг она тогда уйдет?
При мысли об этом внутри все на мгновение сжалось и содрогнулось, но мягкая ладонь жены и нежные прикосновения никуда не исчезли, и она сама все так же тепло улыбалась бастарду. Это дружелюбие девушки и никак не изменившееся поведение сумели придать Рамси толику уверенности, и только начавшие зарождаться волнение и напряжение как рукой сняло. Вместо них внутри обосновалось подобие умиротворения, а интуиция подсказала, что можно было расслабиться и в ближайшие минуты не ожидать подвоха. Но о каком подвохе он сейчас мог подумать? Это же была Санса, она не должна была причинить ему вреда, точно не физического. По меньшей мере, Рамси так думал и, скорее всего, верил бы в это до последнего мига.
Волчица медленно провела рукой по щеке, а затем все так же медленно отняла ее от лица закрывшего от удовольствия глаза бастарда и спросила, кидая быстрый взор на прикроватную тумбочку:
— Поешь, пока не остыло? Или попить сперва хочешь? — она, не отводя глаз от мужа, переставила к себе на колени тарелку да взяла в руки чарку.
До места, где буквально секунду назад была теплая ладонь девушки, коснулся холодный воздух да даже от такого незначительного изменения возникло чувство покинутости, которое подталкивало потянуться следом за пропавшей со своего места на щеке рукой. Открыв глаза и устремив взор к жене, Рамси хрипло проговорил:
— Пить.
Чарка с водой тут же оказалась перед Рамси, и он без промедления ее взял и поспешил сделать один глоток, после которого опустил чарку вниз и внимательно посмотрел на Старк. Она тоже глядела на него. На ее лице не отражалось ничего, кроме спокойствия, из-за чего для бастарда представлялось сложным предположить, о чем думала она сейчас. Не чувствуя за собой права пожирать жену взглядом и боясь глядеть на нее в упор, он разорвал зрительный контакт и поднес к губам чашку. Попивая маленькими глотками и то и дело убирая ото рта чарку, Болтон наполовину осушил ее, а затем замер на месте, потупив взор к своим коленям и стал выжидать следующего шага или слова от Сансы, смотреть на которую старался избегать. Ведь если он будет придерживаться этой тактики, то навряд ли чем-то разозлит ее или угодит в плохую ситуацию.
Посидеть в молчании вышло совсем не долго, и в очень скором времени тишину нарушил голос Волчицы:
— Ты упоминал Вонючку, но я не совсем поняла, о ком ты говорил и что… что имел в виду.
Она протянула Болтону миску с гуляшом и, отдав, забрала у него чарку. Беря из рук жены ложку, Рамси хрипло произнес, окидывая оценивающим взором свою первую и, предположительно, последнюю еду за день:
— Вонючка — это слуга, отданный мне отцом. Он жил вместе со мной и матерью на мельнице.