Развод. Он влюбился

— Я был таким дураком, Лен, — прошептал в трубку, чувствуя, как пульсирует сердце от раскаяния и желания вернуть все как прежде.

— Ничего. Поправишься, — сказала она. — Кости заживут и будешь как новенький. Еще в марафоне поучаствуешь.

Он надрывно улыбнулся. Такая вот его бывшая жена…сильная, неунывающая, молодец…

— Да какой марафон. Восстанавливаться долго. Как буду на четвёртый этаж ползать если лифт сломается, вообще не представляю. И по дому. Вдруг упаду? Как вставать? По хозяйству как шуршать? Я же теперь один…

Он горестно замолчал на середине фразы. Чувствовал, что Елена понимала его раскаяние, что ей искренне жаль его – не чужие ведь! Полжизни вместе провели, а это сильнее любых обид и недоразумений.

Он ждал ее следующих слов с трепетом и надеждой. Так волновался, что почти не дышал.

— Спроси у Олеси, сохранился ли у нее номер Людмилы Степановны Борисовой, — посоветовала Лена.

— Кто это?

— Сиделка. Чудесная женщина. По хозяйству поможет, помоет, подмоет, накормит, уколы сделает. Если потребуется, может и круглосуточно за тобой присматривать. И кстати, вместо костылей пока можешь взять кресло с приводом. Будешь гонять. В интернете глянь – их полно, выберешь себе по вкусу. Или можно с барахолки б/ушное купить… В общем, ты сам смотри, как тебе там удобнее. Давай, поправляйся. Мне пора. С праздником тебя.

— Лен…

В трубке уже гудки, в душе – пепелище из растоптанных надежд.

Он-то рассчитывал, что она растрогается, скажет: «Не переживай, Лешка, прорвемся!» и предложит свою помощь, а он смиренно примет ее.

А она предложила сиделку, которая в случае чего жопу может подмыть, да кресло для инвалидов.

Сказать, что Жданов был разочарован – это ничего не сказать.

Он даже разозлился на бывшую жену. Разве можно быть такой жестокой! Да, он оступился! Но судьба его и так наказала! Зачем еще добивать? Чего она хочет этим добиться?

И тут же внутренний голос бесстрастно прошептал, что Лена ничего не собирается добиваться. Что ей просто все равно понял он, не понял, раскаялся ли, наказан ли.

Он просто больше не нужен ей ни в каком виде. И возвращаться она не собирается. Тем более из жалости.

Открытие было неприятным и очень болезненным, но Алексей все еще надеялся переломить ситуацию в свою пользу и достучаться до бывшей семьи.

Поэтому, собравшись духом, позвонил дочери.

Она не сразу, но все-таки ответила и это вселяло определенные надежды на успех.

— Даша, здравствуй! — глухо произнес он, — как твои дела?

— Прекрасно.

— Мама сказала, что у тебя будет малыш?

— Будет.

Разговор не клеился. Жданов не знал, как ее расположить к себе, а сама Даша не явно не рвалась к разговорам по душам. Даже не спросила, как он себя чувствовал!

Это было обидно.

— Я бы хотел, чтобы ты приехала ко мне.

— Зачем? — в голосе искреннее удивление, как будто ее к себе звал не пострадавший отец, а какой-то посторонний мужик.

— Я соскучился… и решил…

Кажется, его решения волновали Дашу в последнюю очередь:

— Пап…чего ты от меня хочешь?

— Уважения! — раздраженно сказал он, обиженный холодностью дочери, — сочувствия и поддержки!

— Слушай… — она тяжко вздохнула в трубку, — ты сделал свой выбор тогда. Поэтому звони Марине и проси поддержки у нее.

— Мы разводимся! — выпалил он, — разве мама тебе об этом не сказала?

— У нас с мамой полно более интересных тем для разговоров, — в каждом слове колючки и холод.

Когда его маленькая, веселая дочь успела стать такой равнодушной?

— Даш, я понимаю, что ты обижена. Да, я поступил некрасиво, но я осознал это. Я надеюсь, ты сумеешь меня простить, и мы наладим прежние отношения, — он говорил смиренно, с надрывом, уверенный, что дочь почувствует всю силу его раскаяния. Поймет.

Однако вместо понимания, раздалось категоричное, хлесткое:

— Нет.

— Да почему?! — не выдержал он.

— Тебя не было рядом в самые сложные моменты. Мало того, ты сам стал причиной этих моментов. Отказался от нас в погоне за своей новой любовью, не вспоминал, не помогал. Растоптал сердце матери. Не защитил меня, когда твоя женушка решила снова вмешаться в мою жизнь, — Даше хлестала равнодушными словами, от которых Жданов вздрагивал, словно от ударов, — а теперь смеешь рассчитывать на какое-то сочувствие? Примирение? Прости, но ты…посторонний.

От этих слов по спине волной прошли ледяные мурашки:

— Даша! Как у тебя язык вообще поворачивается такое говорить? Разве я был плохим отцом все эти годы? Разве я не старался? Разве не заслужил хотя бы шанса?

— Как ты там говорил? Отказываться от настоящей любви и счастья ради великовозрастной дочери, у которой своя взрослая жизнь – это последнее дело? Так вот, пап, я и правда выросла. И в моей жизни нет места для предателей. Я искренне желаю тебе здоровья, счастья и пожалуйста…оставь меня в покое.

На этом разговор оборвался и черная дыра, образовавшаяся у Жданова за ребрами, стала еще больше.

Разве так можно с собственным отцом? Разве он не имеет права на ошибку, как любой другой среднестатистический человек?! На одну никчемную ошибку?!

Он просто оступился! Как можно быть такими жестокими?! Неужели теперь до конца дней надо попрекать теми неосмотрительными словами?

От обиды и злости у него разболелась голова и поднялось давление, пришлось просить у медсестры укол, чтобы просто поспать.

Тяжело быть отверженным и очень обидно. Особенно когда считаешь, что твоя ошибка хоть и существенная, но все-таки не настолько убийственная, чтобы за нее быть вычеркнутым из чьей-то жизни.

Жданов еще надеялся, что Лена с Дашей передумают. Поймут, что нельзя быть такими жестокими и равнодушными к чужой беде. Раскаются, позвонят. Смогут его нормально выслушать и простить.

Как бы ни так!

Ни одна ни другая не набирали его номера, не писали сообщений, не спрашивали, как у него дела. В итоге он сам, как побитый пес, названивал им, написывал, надеясь со временем пробить ту стену отчуждения, что они выстроили вокруг себя.

Однако ощущение, что он лишний на этом празднике жизни, крепло день ото дня.

Лишний. Ненужный. Жалкий. Всеми брошенный и незаслуженно забытый.

Виктора, его соседа по палате, выписали две недели назад. Встречать его собралась вся семья. С цветами, шарами и радостными улыбками. Его ждали тепло и уют родного дома, забота близких, вкусная еда и вечера, рядом с теми, кто был дорог.

У самого Алексея выписка тоже была не за горами. И встречать его в лучшем случае приедет сестра – если сумеет отпроситься с работы. И пусть родители сказали, привезти его к ним, чтобы первое врем не ползать в квартиру на четвертый этажи и быть хоть под каким-то присмотром. Это все равно было не то.