Развод. Он влюбился

— Кать, отпусти ее.

Нет, мне было не жалко Марину. Я просто переживала, что если на вопли прибегут охранники, то у Катерины будут проблемы.

Петрова разжала пальцы, оттолкнула от себя скрюченную Марину, а потом еще и пинка ответила. Прямо под задницу! Бывшая подруженька со всего маха влетела в стену, с трудом удержавшись на ногах.

— Я этого так не оставлю! — выкрикнула она, пунцовая от унижения.

— Вали давай! Пока остатки лохм не повыдергивали! — Катя уперла руки в бока и шагнула к ней. — Еще раз к Максу или Дашке сунешься и пеняй на себя!

— Да я….

— Да никто ты поняла? Никто! Потаскуха лохматая! Ползи в ту дыру, из которой вылезла! И не отсвечивай.

Кто бы мог подумать, что в улыбчивой приветливой девушке кипел котел ярости и бесстрашия.

— Марин, чего тебе от меня надо? — хмуро спросила я, — зачем продолжаешь лезть в мою жизнь? Это ведь с твоей подачи Макс был в Синей розе?

— Да пошла ты! Святоша! — выплюнула она и, так и не ответив на мой вопрос, похромала прочь, — ненавижу! Всех вас!

Когда она скрылась за поворотом, Катька произнесла:

— Мерзкая такая девка…бррр…

— Мы раньше учились вместе, — призналась я, — она меня использовала… И теперь снова лезет в мою жизнь.

— Все-таки надо было ей волосню хорошенько прорядить, — горестно вздохнула Катя, — зря ты меня остановила.

Может, зря, а может и нет. Но то, как Петрова бросилась на нашу защиту…

— Спасибо тебе за то, что заступилась.

— Разве настоящие подруги могут поступать иначе? — совершенно искренне удивилась она.

А у меня после ее слов внутри что-то дрогнуло, надломилось, выпуская наружу тот гной, что скопился в душе.

— Эй, ты чего… Даша! — растерялась Катя, увидев мои слезы, — Что…

Я просто обняла ее. Уткнулась носом в плечо и снова бездарно разревелась.

Глава 18

Весь вечер я была как на иголках. Все ждала, что Даша сбежит с корпоратива и появится на пороге кафе, зареванная и несчастная, и мне снова придется всю ночь ее успокаивать, упражняясь в красноречии и прокачивая свой дар убеждения.

Может, зря я настояла, чтобы она туда шла? Может, надо было просто оставить в покое? Но мне показалось, что ей это нужно, что там у них с Максимом появится шанс и возможность поговорить.

Черт. Как же сложно с детьми. Особенно со взрослыми, когда их проблемы становятся гораздо сложнее сбитых коленок и дележки пупсиков.

У меня сердце болело за дочь.

Мне так хотелось, чтобы она была счастлива. Это единственное, о чем я просила судьбу. Чтобы моей девочке было хорошо, чтобы душа не кровоточила, и призраки прошлого остались в прошлом.

Чтобы она жила по-настоящему. Любила, верила, смеялась. Чтобы завела подруг, с которыми хоть в огонь, хоть в бушующий океан. Чтобы наслаждалась любовью.

Но для этого нужно сделать шаг. Один крошечный, но чертовски сложный шаг. Надо переступить через тот день, в котором все сломалось. Принять его как данность и отпустить. Потому что хороших дней больше. Гораздо больше. Целая жизнь, состоящая из хороших дней, надо просто открыть глаза и увидеть это.

Время шло, а дочь так и не приходила,

Пару раз я отправляла ей сообщения с вопросами «как дела?» и «все ли хорошо?», но ответа не было.

На душе скребли кошки, хотелось рвануть в Григ, убедиться, что с ней все в порядке, но я держалась.

Дочь справится. Она сильная, хоть и не подозревает об этом. Добрая, нежная, открытая. Надо просто разбить тот замок, который сковал ее душу после предательства отца.

И кажется, это должна сделать не я.

А когда градус напряжения достиг наивысшей точки, и я была готова все бросить и рвануть на выручку к Даше, она позвонила мне сама.

— Привет, мам.

На заднем фоне играла музыка, раздавались голоса. Сама Дашка звучала…нормально.

— Как дела? — спросила я, стараясь не обрушить на нее всю мощь своей материнской тревоги, — как вечер?

— Все хорошо. Тут весело.

Ей и правда весело или это ширма для меня?

Очень сложно понять, что на самом деле происходит, не видя ее глаза. Сегодня утром они были полны слез, а сейчас?

— Долго еще планируешь гулять?

— Не знаю, как пойдет… — она замялась, потом добавила, — я сегодня домой не приду. Останусь у Максима.

У меня как-то разом ослабели ноги. Пришлось опуститься на стул:

— Вы помирились?

— Помирились.

Неужели, мою девочку отпустило? Неужели, она смогла вырваться из порочного круга и сделать шаг навстречу своему счастью.

Боясь спугнуть удачу, я монотонно уточнила:

— Вы все выяснили, поговорили?

— Поговорили.

— Он смог все объяснить?

— Да нечего объяснять, — в трубке повисла странная звенящая пауза, а потом Даша как будто нехотя, выдала, — тут Марина была.

Я так резко подскочила со стула, что он откатился в сторону и ударился по шкафу с утварью. Кафе тут же наполнилось звоном и дребезжанием, напугав поздних немногочисленных посетителей, но мне было плевать:

— Какого черта она там забыла?

— Собиралась окончательно рассорить нас с Максимом. Приставала к нему, а потом, когда поняла, что бесполезно, хотела чего-то подмешать. Я думаю чего-то, от чего бы мозги отключились, и он…

— Даша, — просипела я, хватаясь за горло.

Мне было тяжело дышать. Больно дышать! Дочь и так в последнее время в жутком состоянии, а тут снова эта тварь со своими кознями.

— Ты почему сразу не позвонила? Помощь нужна?

— Нет, мам, — спокойно сказала она и, кажется, улыбнулась, — у меня действительно все в порядке.

— Ты уверена? Даш, если тебе плохо, не скрывай и не делай глупостей. Я могу приехать…Я прямо сейчас приеду… — как в тумане схватила сумочку и куртку с вешалки и бросилась к выходу.

— Не надо никуда приезжать. Все в полном порядке, честно. Помнишь, Катю Петрову с моей работы?

Я кивнула. Потом сообразила, что дочь меня не видит, и прохрипела в трубку:

— Помню.

Я действительно помнила. Юркая, остроглазая девчонка, которая, в те редкие разы, когда Дарья приходила на обед вместе с коллективом, неизменно пыталась растормошить ее и взять в оборот.