Развод. Я календарь переверну

Я могу со своей стороны предложить только дружеское участие и поддержку.

Любовь?

Об этом пока рано говорить, конечно. Но эта женщина мне уже очень дорога.

Это как-то само собой происходит всегда. И очень быстро.

Или не происходит.

И тогда что ты не делай, как ни бейся. Нет любви.

Любовь.

Любовь это что-то очень простое и вместе с тем невероятно сложное.

Я влюбился в мою Ярославу как-то сразу. Провалился и всё. А она.

Нет она меня любила, тоже. Да. Но недостаточно, чтобы любить только меня. Не смогла забыть отца своей дочери. А мне было достаточно даже тех крох, что она давала. Заклинило.

Когда она умерла я, наверное, год был один. Не то, что не смотрел ни на кого. Не было потребности. Как будто похоронил себя как мужчину вместе с ней. Да и до её смерти, а уходила она хоть и быстро, но тяжело, так же какое-то время мы не были близки. Я уже посчитал - всё. Как мужчина я закончился.

Когда предложил дочери Ярославы, Виталине, выйти за меня — это было не про любовь, скорее про помощь и спасение. Она думала я спасаю её от бывшего, который хочет забрать ребёнка, а я скорее спасал их обоих от глупости, подталкивая друг к другу. Обнимал её, целовал — понарошку, разумеется, так, видимость создавал, чтобы этот её футболист безбашенный, Стена, наконец, понял, какую женщину потерял.

Но обнимая эту девочку я в какой-то момент понял, что завидую её парню.

А так еще хотелось любви.

Нет, не с ней, конечно. Я же её как дочь воспринимал. Да и до сих пор считаю её дочерью, а её детей — своими родными внуками. И они тоже ко мне тянутся, особенно Яська — дочь Стенина, которую назвали в честь моей Ярославы.

– Вы где-то далеко, Денис.

– Да, Ада, простите, танго — это иногда и воспоминания.

– Вы её любили?
– ах, как она сразу считала мои мысли. Женщина!

– Любил.

– А она?

– И она любила, только...

– Только?

– Театр она любила больше.

Безбожно лгу.

Не театр. И не свои роли. Не себя.

Его.

Этого идиота, который променял её на выгодный брак и ничего не знал о дочери.

Пока я ему не сказал.

– Вы мне расскажете?

– Разве это правильно танцевать танго с одной женщиной и рассказывать о другой?

– Разве правильно танцевать с одной и вспоминать другую?

– Простите, Ада. Я виноват.

– Я подумаю, как вас наказать.

Говорит и стреляет глазами в сторону Крестовского.

Чертовка.

Делает фигуру, поворот и ускользает из моих объятий идёт прямо к нему.

Раз!

Они сразу встают в позицию.

Два!

Шаг, шаг, еще, квадрат, кач, кач, резкий поворот. Ух!

Чёрт.

Наше танго сегодня было танцем воспоминаний, спокойствия.

Их танец - страсть. Чистая, обнажённая, без купюр.

А я зол, очень зол на себя. И на Германа. Подсуетился.

Чувствую, что здесь нас ждёт реальная битва, не на жизнь, а на смерть.

Подхожу ближе, улучаю момент и дергаю Аду на себя, забирая, кружу, перемещаясь подальше, прижимаю к себе.

– Я готов искупить вину.

– Кровью? — хищно улыбается наша добыча.

– Хотите моей крови?

– А если хочу?

– Что мне сделать? В морду ему дать?

– А что бы вы сделали?

– Если женщина хочет крови, нужно дать ей крови. — усмехаюсь, хотя намерения бить морду Герману у меня нет.

Но если будет нужно...

Он подходит сзади, как раз в момент паузы, когда мы застываем в паре, его рука у неё на талии и на плече, Герман разворачивает Аду к себе, но я не готов отпустить.

Мы стоим, втроём.

И снова Пьяццолла, на этот раз, полагаю, самый известный трек после «Либертанго».

Погружает нас в атмосферу хорошего Голливудского кино*.

«Вы хотите научится танцевать танго, донна?»

Но мы втроём, как же мы будем танцевать танго втроём?

Мы танцуем.

Начало, легкая игривая мелодия, она как смех красивой женщины.

Ада в руках Германа, шаг, шаг, кач, поворот, еще шаг, я двигаюсь за ними, я рядом, я тоже в этой паре.

Сейчас почему-то чувствую себя тем самым слепым полковником в отставке, Фрэнком*, и эта донна будет танцевать со мной.

Тадам-там-там, резко разворачиваю Аду, прижимая к себе, теперь моя партия, мои шаги. Я танцую лучше Германа. Старая школа.

Поворот, наклон, как красиво она умеет выгибать спину. Посмотрел бы я на этот фокус в постели.

Хочу её. Да. Эту женщину я хочу.

Эта женщина по мне.

Но по ней ли я? Вот вопрос.

И снова Герман. Острее, жёстче, яростнее.

Мы одни на танцполе. Остальные пары просто стоят по краю, наблюдая.

Это наш бенефис.

Герман чуть сбивается и Ада, смеется, откидывая голову назад, совсем как в кино, а он резко прижимает её, впечатывая в себя. А внутри меня волк, который скалит зубы и требует свою добычу.

Раз. Два. Три. Четыре.

Моя!

Я тоже прижимаю, тоже впечатываю. Еще крепче. На грани фола.

– Ах...

– Ты восхитительна.

Улыбается краешками губ.

– Поедешь со мной?

– Куда?

– Куда захочешь.

– Вдвоём?

– Бери детей и поехали.

Она удивлена. А я нет. Всё очень просто. Нужно просто предложить.

Как говорил Фрэнк? В танго всё просто, совершаешь ошибку и танцуешь дальше.

Так вот, в жизни всё так же. Совершаешь ошибку и снова идёшь вперёд.

И даже если ошибку совершил не ты, идти вперёд нужно.

Ада не совершала ошибок, разве её вина, что супруг оказался козлом?

Последнее дело винить в этом женщину.

Каждый сам знает свои ошибки и сам за них отвечает.

Герман опять перехватывает инициативу, и заканчивают танго они вдвоём.

Прижавшись друг к другу. Глядя друг другу в глаза.

Он в неё влюблён. Точно.

А она?

Что она? Эта загадочная донна. Самая простая женщина. Настоящая женщина.

Зал взрывается аплодисментами, народу сегодня на милонге много.

Герман ведёт Аду, я забираю, поворачиваю, чтобы она могла сесть в поклон, так делают это бальники. Красиво. Она умеет.