Развод. Я календарь переверну
Шрифт:
Вообще, понять, что вам подают — крайне сложно было бы, если бы не объяснения шефа.
Например, что это такое в непонятной то ли розочке, то ли тарталетке? А это мороженое из картофеля. Скажете - ужас? Нет! Это очень вкусно. Правда, на один зубок. Но на то и высокая кухня.
Дворжецкий делает вид, что не разглядывает мои реакции внимательно, но именно это он и делает.
Неужели ждёт, что во мне взбунтуется рабоче-крестьянское прошлое предков, и я вскочу, завопив, что это издевательство и побегу набивать живот во «Вкусно и точка»?
Нет,
Не могу сдержать смех.
– Интересно, над чем?
– Вспомнила историю нашего княжеского рода.
– Любопытно.
– Просто вы так смотрите, думаете, мне не нравится?
– Я...- он улыбается, глаза мерцают в темноте, он в этот момент похож на Мефистофеля, или актёра, играющего дьявола в известной картине. — Я любуюсь тобой. Ты прекрасна.
– Спасибо.
Я умею ценить комплименты. Научилась.
Самым быстрым в приготовлении оказывается креветка.
Шеф разделывает её при нас. Реально несколько секунд и на тарелке то, что можно есть, в изысканном соусе.
Вкусно. На самом деле вкусно.
Как и чернёный лук — шалот, который карамелизируют в течение восьми месяцев. И японское натто из сброженных соевых бобов. И тарталетка из томатной воды с ‘икрой кижуча, нерки и форели с сельдереем. Равиоле с крабом, лапки перепела, рулет из каре ягненка с каштанами.
И, конечно, десерт.
Десерт, без сомнения, отвал башки во всем.
Начиная с внешнего вида — заплесневелый лимон, можете себе представить? О, да, это что-то нечто, как иногда говорит моя Ева. Чернёный лимон, который готовили без кислорода целых восемнадцать месяцев.
Денис шепчет на ухо.
– Мы только начинали ремонт здесь, а Никита уже поставил эти лимоны в специальное место.
Да, это сильно.
В целом лимон — милое и свежее пирожное из сливочного сыра.
– Его тоже мариновали несколько месяцев, - иронизирую я.
– Свежайшее, молоко буквально вчера из-под коровы, - парирует сам шеф.
Вкусно. И... несмотря на то, что все блюда были крохотными, я наелась.
Я сыта.
Правда.
И мне очень нравится общество Дворжецкого.
Его рука на моей ладони. Его взгляд.
Сейчас понимаю, что значит выражение — плавиться от взгляда. Реально плавлюсь.
Таю. Стекаю в трусики, ах-ах.
Да, секса хочется.
Но... не так же быстро?
Не на первом, по сути, свидании?
Хотя оно на самом деле второе.
Мы уже танцевали танго.
Почему-то вспоминаю не танец, в котором мы двигались вместе с Дворжецким, а то танго, на юбилее.
Герман, будь он не ладен!
Почему?
Сглатываю, силясь улыбнуться.
Гнать эти мысли, гнать, гнать.
С Германом у меня работа. Он помогает мне оставить муженька у разбитого корыта.
А Дворжецкий... Дворжецкий для души. Да?
Да.
– Поедемте, Ада, нас уже ждут.
– Кто?
– Зал, музыканты, паркет, ваши туфельки.
Ах-ах, каждая его реплика
точно выверена. Он хочет вывести меня на эмоции, заставить поддаться. А что же я? Поддаюсь?М-м-м... а так хочется, да?
Упасть в руки настоящего мужчины. Поднять лапки.
Просто быть женщиной.
Сла-абой!
Как же хочется быть слабой!
Он помогает мне застегнуть туфли. Прикосновение пальцев к лодыжке — самое острое эротическое переживание последних дней.
И взгляд. В глубине его глаз горит нефть. Пламенеет.
Как всё остро.
Просто потому, что у меня давно не было близости?
Но Филипп же предлагал? И я не повелась.
Или потому, что это был Филипп? Закрытый гештальт, задвинутый в дальний угол, чтобы скорее забыть.
А Дворжецкий?
Что он?
А... Герман?
Господи прости, мне тридцать восемь! Я мать, в скором будущем разведёнка с прицепом, с двумя!
Что со мной происходит?
Вторая весна?
Или осень?
Или бабье лето?
Как же приятно чувствовать горячую мужскую ладонь. Ладонь мужика, который тебя хочет!
Первые такты, мы встаём в позицию.
Сначала раскачка, всё просто, как разминка, шаг, еще шаг, еще, еще, поворот, и...
Герман?
– Я хотел бы пригласить на танец вашу даму.
Что?
(Прим. автора:- Время не имеет значения, значение имеет только жизнь!
– фраза из фильма «Пятый элемент» реж. Люк Бессон)
34.
Смотрю на адвоката, внутренне усмехаясь. Где ж ты раньше был, олень безрогий?
Теперь извини, кто даму гуляет, тот её и танцует, кажется, так говорят?
Нет, я к соперничеству отношусь спокойно.
Давай, поборемся.
Эта женщина достойна того, чтобы из-за неё пала Троя. Чтобы в её честь проводили рыцарские турниры. Слагали вирши, сочиняли оды и оперы.
Я готов к состязанию.
А вот готов ли господин Крестовский?
– Извините, дама сейчас занята.--отвечаю твёрдо. Поворот, еще, еще.
‘Спасибо моей маме, которая таскала меня на эти бальные танцы.
И еще одной женщине спасибо, главной в моей жизни, наверное, которая иногда заставляла меня надевать смокинг, туфли, заказывать в ресторане нужную музыку и приглашать её на милонгу.
Нельзя вспоминать женщину, с которой когда-то танцевал танго, во время танца с другой.
Это как вспоминать бывшую любовь, когда целуешь новую.
На лице у Аделаиды улыбка Джоконды.
Нравится ей. Нравится то, что из-за неё два мужика готовы устроить петушиные бои.
Кому не понравится?
Это же закон природы. Самцы дерутся за внимание. Кто-то сильнее хвост распушает, кто-то грудь выпячивает, кто-то громче всех поёт.
Интересно, что придётся делать мне?
Крестовский-то понятно — занимается разводом и тут уж он расстарается, я надеюсь. Не хотелось бы подключаться к этому, хотя ресурс найти можно. Но я уверен, что Герман более чем компетентен.