Развод. Я календарь переверну
Шрифт:
Мы все трое идём к выходу.
– Мне нужно переодеться, - тяжело дыша после танца говорит Ада, сдувая прядь со лба. — Спасибо, вы оба были великолепны.
– Спасибо тебе, богиня.
– Спасибо, Аделаида, это ты была великолепна, без тебя не было бы танго.
Она уходит в дамскую раздевалку.
Мы в мужскую — нужно снять туфли, надеть пиджаки.
– Дворжецкий, зачем тебе это надо?
– Что?
– Вмешиваться в мою жизнь?
– Почему ты считаешь, что я вмешиваюсь?
– Тебя Кристина попросила?
–
– Не делай вид, что не понимаешь. В моей конторе ты общался только с ней.
Знаешь, что она была моей любовницей.
– Была? Может есть?
Мы оба дышим тяжело, стоим, друг напротив друга.
– Не твоё дело.
– Неужели? Ты не считаешь, что ей уже хватит связывать свою жизнь с кобелями и подонками?
– Ты считаешь, что ей лучше связать жизнь с таким как ты?
Этот кретин еще спрашивает?
Руки чешутся, у него, видимо, тоже.
– Я считаю, что она заслуживает правды и верности.
– Я никого не обманывал, с Кристиной у меня давно ничего нет.
– Неужели? Не ты был с ней в моём ресторане позавчера? — усмехаюсь, хотя и понимаю, что это подло.
– Был! Обсуждал дела! Какого хрена, Дворжецкий?
– Такого! Не позволю её обманывать!
– А ты не обманываешь? Все знают, что ты... ты сначала спал с одной женщиной, потом спал с её дочерью, теперь вообще хрен знает что?
– Порылся в грязном белье, да, Герман?
– Могу сказать о тебе то же самое!
– Я не буду оправдываться, тем более перед таким как ты.
– Какой я?
– Гнилой.
– Что? Ты...
Замах, удар, уворачиваюсь.
Мы снова танцуем, но на этот раз не танго.
Ты хотела крови, Ада? Будет тебе кровь.
Удар и первая кровь пущена, не моя. Алая струйка течет по его лицу.
Но Крестовский в долгу не остаётся. Еще удар. Твою мать, больно.
Краем глаза замечаю в дверном проёме Аделаиду.
Она стоит.
Спокойно.
Спокойно.
Сложив руки на груди.
Красивая.
Ноздри раздувает. Хочет сказать что-то, обругать нас, а потом.
Потом начинает смеяться, громко, с наслаждением. Ярко.
И тут я пропускаю хук справа.
(Прим. Автора: Здесь и далее речь идёт о картине "Запах женщины" режиссёра Мартина Бреста.
Сцена в которой слепой полковник танцует танго.
Я считаю это одной из лучших сцен в кинематографе в принципе, и лучшей сценой в которой есть танец.
Актёр Аль Пачино, сыгравший Фрэнка получил "Оскар")
35.
Я Аделаида, мне тридцать восемь, и я разведенка. Почти.
А ещё из-за меня подрались два шикарных мужика.
Ах-ах!
Бинго.
Знаете, о чём подумала в этот момент?
Догадаетесь?
Ага, именно.
А не пора ли найти третьего!
Вот-вот! Пока эти двое так сильно заняты друг другом.
Нет, конечно,
можно взять обоих. Но боюсь, в этом случае Боливар не выдержит двоих.Ха-ха. Нет, конечно, я не всерьёз.
Я даже думаю, вывезу ли я в принципе.
Даже по одному.
Очень уж не простые экземпляры.
Особенно, учитывая факт предстоящего развода.
Стоп.
То есть я сейчас реально выбираю?
Между Дворжецким и Крестовским?
Боже, фамилии-то какие благородные. Хотя, если учесть, что в девичестве я Островская, то всё нормально.
Не нормально то, что я выбираю.
Зачем?
Ну, зачем мне в принципе мужчина?
Хм, вопрос, конечно, интересный.
Думаю об этом, надевая пальто и выходя из здания, в котором проходил танцевальный вечер.
Мои красавцы увлеклись. Даже не заметили, что я ушла. И пальто мне подаёт чужой кавалер, восхищаясь танцем. Спасибо, конечно, но…
Вот и вся любовь.
А если серьёзно.
Ну, правда, зачем мне мужчина?
Что я там не видела?
Опять постоянно быть на стрёме? Особенно, после последних событий в моей жизни? Подспудно бояться, что и этот обманет? Предаст? Выпотрошит чувства?
Опять всегда быть в тонусе?
Ведь рядом с такими мужчинами нужно быть красивой, ухоженной, одетой с иголочки, в отличном настроении. Расслабляться нельзя, ведь рядом ОН. Или вернее ОС - образцовый самец!
Опять двадцать четыре на семь изображать восхищение?
Они же так это любят, когда ими восхищаются!
Говорить — милый, ты самый-самый, ты лучше всех, ты неповторим, ты единственный, ты просто чудо природы.
И не важно, что у чуда залысины и запах изо рта, или пивной животик и дряблые брыли — это же твоё чудо, родное, близкое, оно, если его не хвалить, хиреет, дурнеет, становится капризным, скатывается в сплин...
Нет, у меня, конечно, до совсем уж критических крайностей не доходило, я, слава Богу, всё еще пребываю в разуме.
Но без периодических дифирамбов не обходилось.
Макару почти всё время нужны были доказательства его значимости и крутости.
Он очень любил похвастаться своими достижениями и ему нравилось, когда я его хвалила.
Как с дрессированной собачкой. Она встаёт на задние лапки и ждёт вкусняшку.
Жесть.
Нет, девочки, вообще, кто сказал, что мужчина — венец творения, а?
По-моему так — в лучшем случае — венчик!
Они же слабые! Ну, правда! Морально гораздо слабее.
Не дай бог что не так — сразу какие-то загоны, драмы, стрессы.
Мы, женщины, гораздо более стрессоустойчивы!
У нас, если какой пипец грянет, мы лапки складываем? Нет, нифига! Наоборот! Мы как та лягушка в кувшине с молоком начинаем всеми четырьмя копытами бить, масло взбивать. Ищем пути отступления или наступления.
Выход ищем!
Потому что у нас что? Да! Правильно! Дети у нас.