Реабилитация
Шрифт:
Егор спал, хотя по его выражению лица можно было точно сказать, что парню, как и мне, снились кошмары. Но его грудная клетка мерно вздымается, а значит, он как минимум жив. Это странно, за кого - то настолько бояться. А если бы он умер? Всякое ведь бывает. Точно зная об этом, я старалась ни к кому не привязываться. Я просто боялась схоронить свое сердце раньше, своего тела.
Провожу пальцами по краю простыни скомканной у его руки. Страх пробирается иголками под кожу и мне становится очень холодно. Если бы у меня спросили, нужна ли любовь в жизни? Я бы, не задумываясь, ответила, что нет. Любовь болезнь, вирус, паразит. Любовь заставляет совершать вами
Суициды – любовь.
Депрессии – любовь.
Убийства в состоянии аффекта – тоже, любовь!
Однажды моей пациенткой стала тридцатилетняя пышущая здоровьем женщина, которая в один прекрасный день выбросилась из окна. Ее муж умер, в результате длительной болезни, а она не могла жить без него. Я осуждала ее каждый день наших занятий. Как она, взрослый человек могла оставить пятилетнюю дочь, без последней опоры в жизни?
Перевела взгляд на Егора.
А если бы умер он?
Сноп боли разорвал каждое нервное окончание в теле. Нет, я не умерла бы, не наложила бы на себя руки, не стала бы винить весь мир во вселенской несправедливости. Я бы тихо, скуля как дворняжка, день ото дня доживала отведенное мне время.
Я действительно воспитала в себе сильную женщину.
Но, слава Богу, он жив. Пусть не для меня, пусть мне придется все равно отдать его миру, хоккею, Марине. Пусть!
Но он будет жить, он будет стоять на ногах.
Склонив голову на бок, улыбаюсь темноте. Правду говорят, если долго вглядываться в бездну, бездна начинает вглядываться в вас. Вот и сейчас, я ощущала незримое присутствие высших сил, здесь и сейчас творилось какое – то древнее таинство. Касаясь его кожи, моя голова переставала болеть, а из тела уходила усталость.
Николай Константинович, всегда говорил, - у тебя золотые руки, девочка, но ты не понимаешь одного, исцеление, происходит только любовью!
Для меня это заявление было глупым, до дрожи. Как можно излечить с помощью того, чего и вовсе нет?!
Человек склонен ошибаться.
Может это материнский инстинкт, в конце концов? Ведь единственными долгими отношениями в моей жизни были отношения с Корсаковым, и чувства в них совсем не походили на те, что сейчас орут в моей груди.
– Вика?
Егор просыпается, подталкиваемый скорее каким – то своим внутренним чувством, ведь я сижу тихо, как мышка.
– Ты что?
Парень приподнимается на локтях и проводит рукой по моим волосам, в месте травмы. Это странно, но боли я не чувствую.
– Ты как?
Слегка отстраняюсь.
– Все в порядке.
– Я чертовски перепугался. И не мог ничего сделать! Ничего!
Я понимала его негодование, ощущать себя немощным, действительно отвратительное чувство. Тем более для мужчины.
– Так случается Егор. Порой мы действительно не в силах ничего сделать.
– Они ударили тебя!
Парень сквозь сжатые зубы процедил слова и впился в меня долгим взглядом.
– Просто ударили! Ни за что!
Странно осознавать, что есть в этом мире люди, для которых такое поведение дикость. На мой взгляд, так мир уже давно привык к насилию.
– Они потеряли мужа и сына, - в оправдание выдала я.
– И что? Ты пыталась помочь.
Вздыхаю, все же Егор действительно мал, понимать такие вещи. Некоторый опыт, возможно, получить лишь с течением времени.
– Но не помогла, Егор. Им нужно переложить на кого – то ответственность.
– Чушь!
Он злился. Нелегко впервые осознавать, что черное, это не всегда противоположность белому.
–
Егор, ты давай спи.Вырывается, пытаюсь инстинктивно встать с кровати.
– Не указывай мне!
– Егор не веди себя как ребенок.
Слова слетают с губ быстрее, чем я успеваю сообразить, к чему это может привести.
– Тогда какого черта, ты забыла в палате инвалида – подростка? А? Может, закончим играть в кошки мышки и наконец, ты объяснишь, что чувствуешь на самом деле?
Слетаю с кровати как ошпаренная. Тело жжет, мысли путаются. Мне вмиг становится нечем дышать. Не привыкла я к тому, что кто – то может противостоять мне.
– Чувствах?
По-вороньи каркаю я, ужасаясь своего голоса.
– Иди к черту!
Орет на меня парень, и я ужасно боюсь, что наша стычка перебудит весь этаж.
– Егор!
– Пошла вон отсюда!
– Не ори!
Я подлетаю и затыкаю его рот ладонью, но он отшвыривает мою руку прочь.
– Я сказал, иди к черту!
Рука чешется дать ему пощечину, но я сдерживаю себя. Это было бы уже слишком.
– Егор не будь глупцом, пожалуйста!
Сверлит меня гневным взглядом, но я вижу, как опускаются его плечи. Вспышка ярости прошла, и теперь он, как и я, мало понимает, что мы тут устроили. И это просто чудо, что в палату еще ни кто не прорвался на наши крики.
– Перебор.
Выдыхаем мы оба.
– Да, уж,- шепчу я одними губами и вновь сажусь на кровать.
– Извини.
Перевожу на него задумчивый взгляд. Не стоит, извиняться. Но все же приятно осознавать, что злился он не на меня, а на ситуацию, в целом.
– Принято.
Мы смеемся, напоминая в данный момент двух сумасшедших в стенах психиатрической лечебницы. Только так можно объяснить крики и смех. Только так можно объяснить, почему в три ночи двое не совсем взрослых людей выясняют суть не совсем взрослых отношений. Которых и быть то не должно.
– Вопрос, тем не менее, не снимается.
Выдыхаю.
– Знаю.
Глава 18.
Если ты врач, то тебе не просто завести друзей, потому что, ты всё время видишь, как тонка грань, между жизнью и смертью. Может быть потому что, мы каждый день смотрим в лицо смерти. Мы понимаем, что жизнь, каждая её минута даётся нам взаймы, а люди, которых мы позволяем себе любить рано или поздно дойдут до конца своего пути. Поэтому некоторые врачи вовсе не хотят заводить друзей. А мы, все остальные делаем свою работу, чтобы отодвинуть этот конец. Отодвинуть его, как можно дальше.
Grey’s Anatomy
Вы знаете, что такое Сизифов труд? Сизиф - в древнегреческой мифологии строитель и царь Коринфа, после смерти приговорённый богами вкатывать на гору, расположенную в Тартаре, тяжёлый камень, который, едва достигнув вершины, раз за разом скатывался вниз. Вот так и лечение Егора, медленно, но все же шло в гору, оставалось лишь тешить надежду на то, что потом мы не скатимся под гору.
Середина октября, парню уже дали разрешение вставать с опорой на костыли, и наши тренировки стали еще жестче и продолжительнее. Егору так же разрешено посещение родственниками, и я была рада видеть его мать и младшего брата. Дима показался мне очень приятным и скромным парнем. По выходным, когда у меня было свободное время, Щукина навещали и друзья по команде, но я не вмешивалась в эти его личные дела. Даже приезд Марины не выбил меня из колеи, после того скандального случая, я установила дистанцию в нашем общении и не собиралась ее нарушать.