Реабилитация
Шрифт:
Корсаков с головой ушел в работу, здесь для талантливого врача открывались отличные перспективы, и я жутко радовалась за него. Не было человека в мире, более достойного, чем мой сердечный друг Саша.
А я…. А что я?
Я монотонно переворачивала листы календаря и вела подробные записи дневников своих тренировок. Мне предстояло решить, что именно для меня важно, и я сошлась на мысли, что мне стоит закончить этот «проект», а уже потом, думать о своей личной жизни.
Ухаживания Соколова, сошли, на нет, здесь клин клином вышибло. Корсаков подсиживал того, на месте заведующего отделением и Игорь Дмитриевич трусливо поджал хвост.
– Вика.
Бумаги веером разлетаясь, выпадают из моих рук.
– Напугал?
Александр поднимает белые листы и придирчиво оглядывает мои босые ступни.
– О чем задумалась, маленькая?
Он так и остался сидеть на корточках у моей кровати в комнате.
– Да ни о чем, и обо всем, одновременно.
Попыталась исказить его театральный тон.
– А ты все бьешься в закрытые двери?
Мужчины не должны так витиевато выражаться, даже моего пятибалльного мозга, иногда мало на то, чтобы понять его.
– О чем ты?
– Да, я вот все думаю, - театральным жестом приваливается к моим коленям, сев по-турецки, - долго ты хоронить себя будешь?
Пинаю его в спину и откатываюсь на дальний угол кровати. Каждое его слово, могло вывести меня из себя мгновенно. Ну как можно быть таким идиотом?
– Я не хороню себя! Я работаю!
– Вижу, - откладывает в сторону листы моих дневников, - я, кстати, в отличие от тебя познакомился с Мариной Касаткиной.
Едкая горечь скапливается у меня во рту, но я отлично умею себя контролировать, поэтому лишь вежливо спрашиваю, и как ему представительница прекрасного пола?
– Довольно привлекательна.
– Значит, красивая?
– Я этого не сказал, - погрозил он мне пальцем, - она стерва, это видно невооруженным глазом, а еще Егор Щукин для нее принципиальная цель, и она от своего не отступиться.
– Зачем ты мне об этом рассказываешь?
– А тебе не интересно?
– Алекс!
Вздыхает, возводя глаза к потолку.
– Я не хочу, чтобы ты страдала, маленькая. А этот парень, заставит тебя страдать, так или иначе. Останься он хромым, в чем лично я уверен, ты будешь корить себя за профессиональную несостоятельность, а встань он на лед, ты станешь частью его воспоминаний, причем не самых приятных.
Не в бровь, а в глаз.
– Алекс, вот я все диву дивлюсь, как с таким языком, ты дожил до стольких лет?
– Волкова, ты ведь дожила до двадцати шести?!
– Пяти!
Машинально поправила я.
– Вик, не решение проблемы сидеть в четырех стенах и избегать его и его родственников.
Может это и есть высший коэффициент любви, когда вот так, как Корсаков, налаживаешь жизнь женщины, в которую влюблен, пусть даже с другим парнем? Либо я слепа и он корыстен, либо мне стоит протирать иногда его нимб.
– Алекс, не трави душу.
Я попыталась всмотреться в его голубые глаза. Глаза Егора были темнее, у Александра же они были почти прозрачными, с чуть заметным ободком вокруг радужки.
– Как знаешь.
Мужчина, поднявшись с пола, собрался уходить. Остановить его, просило сердце. С Корсаковым было легко, он заполнял собой холодную пустоту комнаты. И складывалось ощущение, что разожгли камин. Но у него что – то намечалось с Ольгой, и мешать ни ему не девушке не хотелось. Слишком хорошо,
я относилась к ней, и слишком любила его. И слишком была запутана в себе самой.– Алекс?
– Что?
Пробурчал он у самой двери.
– Тебе нравится Ольга?
Вопрос остановил его и, привалившись к дверному косяку, он смотрел на меня долгие секунды, прежде чем ответить.
– Не так, как ты.
От его слов я скривилась, выдав свое малодушие.
– Не бери в голову, мои чувства к тебе, сугубо моя проблема.
И он закрыл дверь с другой стороны.
В комнате осталась лишь глупая, глупая дурочка, которая губила жизнь собственными руками и заходила в этих пытках все дальше. Человек и без того живет, ничтожно мало. Рак может развиться из одной единственной клетки, доза заражения СПИДом, капля крови на кончике иглы. Все мы ходит под прицелом винтовки, под названием – жизнь. И никто не знает, когда ей взбрендит в голову, нажать на курок, рассмеявшись.
Я смотрюсь в зеркало – вот она я, красивая, успешная, молодая. Но что делает меня лучше всех остальных людей на этой планете? Кто знает, какая комбинация необходимых навыков и внешнего лоска выигрышна? Может, меня за красоту убьют, а кого – то за уродство навеки полюбят. Может в голове Егора уже зреет раковая опухоль, а Корсакова через пару лет схватит сердечный приступ.
Что если я опоздаю?
А хуже?
Что если уже опоздала?!
Смахиваю подступившие к глазам слезы. Я уже не маленькая, пугаться жизни, но я слишком мятежна, мириться с ней. Я спорю с ходом вещей, заложенным столетиями. Я пытаюсь урвать у времени слишком многое, и слишком многих. Порой, я прошу невозможное, и получаю нереальное.
А порой, я остаюсь с носом!
Глава 19.
Выхожу из дому раз в три дня, много сплю днем и почти не сплю ночью, не читаю, не пишу. Я жду. Бывает, когда впереди праздник или особенное событие, за неделю почти не живешь, смотришь в светлое послепослезавтра, не замечая обыкновенные среду, четверг, пятницу.
И праздник потом обязан окупить эти пропущенные дни, но никогда не окупает, всегда остается тень недовольства, потому что нет такого события, которое могло бы компенсировать напрасно потраченный кусок жизни. Иногда ждут событий неконкретных: «Сейчас как-нибудь, а вот весной, весной…»
А ведь только конец января и, учитывая, что ты всю осень Нового года ждала, жить-то когда? Ждут хорошей погоды, отпуска, похудения, понедельника. Ждут человека. А нужно ли?
Марта Кетро, “Горький шоколад. Книга утешений”
Я стояла у дверей палаты Егора и не отважилась сделать шаг ему навстречу. Это всего лишь очередная тренировка, убеждала я себя. Всего лишь моя работа, мой долг, то за что мне платят деньги.
– Доброе утро.
Я тихо прикрыла за собой дверь, пытаясь вести себя как можно более непринужденно.
– Привет.
Настроение Егора в отличие от моего, было на высоте.
– Наши снова выиграли, - без умолку болтал он, передавая мне ход матча. А я только и успевала качать головой, в как мне казалось, нужные моменты, потому что не понимала ничего.
– Тебе не интересно? У тебя выражение вселенской скуки на лице, Вик!
Разминаю его ноги, наши мышцы болят одинаково, это нелегко для хрупкой девушки, обращаться с мужчиной вдвое тяжелее тебя.
– Я просто не понимаю в этом ничего.