Река, что нас несет

На дороге показался всадник верхом на серой, почти сивой ослице. Он походил на обезьяну — таким сморщенным, маленьким, некрасивым было его лицо. Дамасо, отвечая на его приветствие, крикнул с явной издевкой:

— Куда держит путь славный кабальеро?

— В Осентехо, сеньор. Я холостильщик, к вашим услугам.

Все рассмеялись, даже Дамасо.

— На, выпей, — протянул он флягу, — Ты честно заработал глоток вина. А услуги свои прибереги для твоего отца, мне пока еще пригодится это орудие… А что, много желающих?

— Да вот еду холостить кабанов, чтобы обрастали салом, с вашего позволения. А вообще-то холощу всех: петухов, жеребцов… Даже кота, любимца экономки нашего сеньора священника, он не давал ей спать в январе своим мяуканьем.

Сплавщики покатывались со смеху. Не столько от слов холостильщика, сколько от его плутовских ужимок.

— Ну и как?

— Хозяину, конечно, хорошо, зачем ему в доме лишний самец. А вот брыська раздобрел, стал холеный, любо-дорого смотреть. По ночам больше не шляется. Ведет праведный образ жизни.

— Нелегко тебе приходится, добрый человек? — спросил Балагур.

— Нелегко тем, кто мне попадается под руку, а мне-то что. Трудно холостить только жаб.

— И много тебе платят?

— Какое там, разве что подарочек поднесут. А мне и не надо, я люблю свою работу. Я вдов, живу с замужней дочерью, у нее есть клочок землицы. Там кое-что собираем, да и малость подработать не вредно, так я полагаю.

Громкий крик осла заставил всех обернуться.

— Смотрите, смотрите! — сказал холостильщик. — Хотите оскоплю его бесплатно? Вон как лезет к моей ослице!

— Еще бы не лезть. Она у тебя очень уж аппетитненькая, — ответил Балагур. — Послушай, дружище, а она случаем не пылью ли покрылась?

— Нот. Поседела от большого ума.

— Неужто? — удивился Двужильный.

— Вся в меня. Даже в работе помогает.

— Черт подери! Уж не хочешь ли ты сказать, что она тоже холостит? — воскликнул Сухопарый под дружный смех.

— А тут и говорить нечего, так оно и есть! Спросите хоть у Тадео из Отера, из того селения, что внизу. Он ее стегал плетью, стегал, а она возьми и взбрыкни, да так метко, что теперь уж он ни на что не годен.

— Здорово! — воскликнул Балагур, вдоволь насмеявшись. — Но с моим Каналехасом у нее этот номер не пройдет! Он кричит, потому что на него весна действует.

— А я что говорил? — сказал Кривой, — Будто все разом распускается…

— Ему много не надо, — весело согласился холостильщик. И, заметив идущих по другому берегу людей, помахал им рукой. — Это карабинеры, — объяснил он, — Их служба еще похуже моей. Вечно ходят замызганные.

— Везет нам сегодня на прохожих, — заметил Белобрысый. — Можно подумать, что мы на городской улице.

— Уж если кто здесь прохожий, так это вы, — возразил холостильщик. — Мы-то ходим по своей земле.

— Что верно, то верно, — согласился с ним Американец. — Зато вы не ходите по реке. Разве что перейдете на другую сторону. А мы всегда с ней, ее путем следуем.

— Такова жизнь, — заключил Балагур, — У каждого свое достоинство.

Сплавщики снова принялись за работу, а обезьяноподобный человечек, отхлебнув еще немного вина, водрузился на свою ослицу и сказал на прощанье:

— Раз вам не нужны мои услуги… до новой встречи, друзья.

Шеннон шел вниз, вместе с остальными и размышлял над последними словами Балагура. Холостильщик отправился своей дорогой. Спустя некоторое время он повстречал незнакомца. Это был молодой мужчина в фуражке, меховой куртке, в сапогах, какие обычно носят в больших солениях вроде Молины или Приего. Он был без котомки, без переметной сумы, лишь с недавно срезанной палкой, однако лицо его было покрыто пылью и усталое, как после долгого пути. «Если он пойдет этой дорогой, то к вечеру догонит сплавщиков», — подумал холостильщик.

Меж том сплавщики занимались своим делом.

— Эй, Лоренсо! Сейчас у тебя будет затор! — крикнул Негр Обжоре, который работал в одиночку.

Но тот не ответил. Согнувшись, он что-то внимательно разглядывал на земле у подножия уступа. Затем вдруг вскочил, лицо его свела гримаса ужаса.

— Ко мне, скорее! — крикнул он и снова нагнулся.

Негр и Шеннон, которые могли ненадолго оставить работу, бросились к нему. Пока они добежали, Обжора, снова поднявшись, швырнул что-то в реку.

Он стоял перед скважиной, образовавшейся в земле после одного из тех обвалов, которые часто случались в эти дни, будто земля тоже хотела лопнуть, открыться. Скважина напоминала колодец, похожий на огромный глиняный кувшин в песчанике, внутри которого лежал распавшийся скелет. Все трое рассматривали его с любопытством.

— Доисторическое погребение, — объяснил Шеннон.

— Царство ему небесное! — проговорил только что подошедший Четырехпалый.

— Тут и мальчишка-то не поместится! — воскликнул Обжора.

— В те времена покойников хоронили в сидячем положении, — пояснил Шеннон. — А что ты бросил в реку?

— Старый нож!

— Длинный, загнутый кверху, с такой штуковиной на рукояти?

— Да он весь ржавый. Кому он нужен!

— Дурак! Это же доисторический меч.

— Это почему же я дурак, а? На что он может сгодиться?

— Он представляет собой большой научный интерес. По нему можно установить, к какой эпохе относится могила и какой народ здесь тогда жил.

— А мне-то что до этого? Мертвый он и есть мертвый! — презрительно буркнул Обжора, ногой спихнув немного земли в яму.

— Болван! Это же ценность. Музеи за это деньги платят!

— Деньги платят? — чуть не поперхнулся от удивления Обжора.

И резко нагнувшись, стал шарить среди костей. Он извлек оттуда несколько маленьких бронзовых пластинок — поржавевшие остатки какого-то украшения.

— А за это? — алчно спросил он.

— Боюсь, что нет… — ответил Шеннон, но, увидев его огорченное лицо, утешил: — Может быть, рядом есть другие могилы. Не исключено, что здесь кладбище… В ближайшем селении надо будет сказать властям; возможно, они тут захотят вести раскопки.