Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове

– Поэтому о своем участии в деле нужно рассказывать обстоятельно и подробно...

– Я уже рассказал решительно все. Мне совершенно нечего добавить.

– Я перебью, ротмистр... Мы располагаем сведениями, Ульянов, что вы были одним из наиболее активных организаторов замысла на жизнь государя. Вы подтверждаете это?

– Нет, господин прокурор, не подтверждаю. Я вообще не был организатором замысла на жизнь государя императора.

– Ну не организатором - как бы это найти нужное слово... Инициатором, да?

– Инициатором тоже.

– Не хотите ли вы сказать, что ваша роль в деле сводилась только к интеллектуальному участию?

– Приблизительно так и было.

– Но вы же организовали вступление в заговор нескольких лиц, которые обвиняются сейчас по одному с вами делу.

– Я всего лишь несколько раз беседовал с некоторыми из обвиняемых.

– О чем?

– О многом... О ненормальностях существующего строя, например.

– Еще о чем?

– О тех путях, которыми этот строй должен быть исправлен.

– Какие же это пути?

– Пропаганда. Просветительская деятельность. Культурная работа.

– Пропаганда чего?

– Экономических идеалов.

– Господин прокурор, теперь я вас перебью... Александр Ильич, вот вы говорите: экономические идеалы, просветительская деятельность, культурная работа... А бомбы? Отравленные пули?

– Террор необходим, чтобы вынудить правительство к уступкам.

– К уступкам? В чью же пользу?

– В пользу наиболее ясно выраженных требований общества.

– Общество может требовать все, что угодно, стремиться к любым идеалам, но зачем же царя убивать? У него ведь семья, дети...

– Экономические идеалы, господин ротмистр, доступны только зрелому обществу. А эта зрелость достигается политическими свободами. В России же эти свободы отсутствуют полностью.

– Позвольте, но...

– Только при известном минимуме политических свобод целесообразна и продуктивна пропаганда экономических идеалов. Пока их нет - одни лишь бомбы и пули могут заставить правительство дать обществу эти свободы.

– Это программа вашей партии?

– Нет, это мои личные убеждения.

– И эти убеждения вы неоднократно пересказывали своим товарищам по университету?

– Некоторым из них, господин прокурор.

– Склоняя их тем самым к участию в покушении на государя?

– Все участники покушения, насколько мне известно, пришли к убеждению о необходимости террора самостоятельно. Путем зрелого и продолжительного размышления.

– Но вы же не станете отрицать, Ульянов, что, разговаривая о терроре с вашими однокурсниками, вы оказывали на них определенное влияние?

– Влияние это было ничтожно.

– Но оно же могло ускорить намерения этих лиц вступить в террористическую фракцию?

– Очень незначительно. Я повторяю: все участники покушения действовали вполне сознательно и убежденно.

– Александр Ильич, мне хотелось бы немного поговорить с вами насчет Андреюшкина. Не возражаете?

– Отчего же? Пожалуйста.

– Скажите, динамит вы изготовляли только из азотной кислоты?

– Да, только из азотной.

– А сама кислота? Где она была приготовлена?

– В каком смысле - где?

– Ну, скажем, в черте города или в дачной местности?

– Вся кислота была приготовлена в городе. А какое это имеет значение?

– Александр Ильич, мы же условились с вами, что вопросы задаю только я.

– Условились.

– Ну вот и прекрасно... Значит, вся кислота была сделана в городе...

– Да, в городе.

– А не скажете ли точнее, где именно в городе? По какому адресу?

– Мне бы не хотелось...

– ...говорить, что кислота производилась на квартире у Андреюшкина, так, что ли, Александр Ильич?

– Ну, не совсем так...

– И под вашим руководством и по вашим рецептам, а?

– Вся партия азотной кислоты, изготовленная на квартире Андреюшкина, оказалась слабой. Нитроглицерин из нее приготовлять было нельзя, и ее пришлось уничтожить.

– Каким способом?

– Мы вылили ее в Неву.

– Александр Ильич, а ведь вы нас путаете. Нехоро-шо-с... В Неву была вылита та часть кислоты, которую приготовляли у вас на квартире, а не у Андреюшкина. Та самая часть, которую привез из Вильно Канчер. Припоминаете?

– Вполне вероятно. Сейчас я уже не могу точно утверждать, какую именно часть кислоты пришлось уничтожить.

– Теперь относительно динамита, Ульянов... У кого на квартире вы делали его?

– Вы же знаете об этом, господин прокурор, со слов Канчера.

– А сейчас хотелось бы узнать с ваших слов.

– Извольте. Белый динамит приготовлялся мною.

– В Парголове?

– Да, в Парголове.

– Когда?

– В феврале.

– А точнее?

– В первой половине февраля.

– Так, дальше.

– ……………..

– Смелее, смелее.

– ……………..

– Почему же замолчали, Ульянов? Вы, наверное, хотите сказать, что динамит вы готовили в доме акушерки Ананьиной?

– Я давал уроки сыну госпожи Ананьиной.

– И одновременно?..

– В первых числах февраля я попросил Михаила Новорусского найти мне урок.

– Новорусский был вашим другом?

– Нет, просто знакомый.

– Он учился в университете?

– Нет, Новорусский был кандидат Духовной академии. Вы это прекрасно знаете сами.

– Продолжайте, Ульянов.

– Ананьина знала о ваших занятиях с динамитом?

– Новорусский договорился со своей тещей Ананьиной...

– Ульянов, отвечайте прямо на поставленный вопрос: Ананьина знала о том, что в ее доме делается динамит?

– Конечно, нет.

– А Новорусский?

– Тоже нет.

– Но ведь это он предложил вам поехать на дачу своей тещи?

– Нет, давать уроки в Парголове я вызвался сам.

– Между прочим, вина Новорусского от этого нисколько не уменьшится.