Река рождается ручьями. Повесть об Александре Ульянове

«Комедианты, - думает Саша, - дешевые комедианты. Неужели вот на такие же простейшие крючки попались Горкун и Канчер?»

– Я уже сообщил, - это вслух, - что принимал участие в изготовлении только двух снарядов. Ни о каких других средствах нападения на царя мне ничего не известно.

– Позвольте, Ульянов, - скороговоркой зачастил Котляревский, - но ведь вы же знали лиц, которые должны были совершить покушение, то есть бросать снаряды?

– Да, знал.

– Сколько их было?

– Я отказываюсь отвечать на этот вопрос.

– Но мы-то знаем, сколько их было!
– неожиданно закричал пронзительным голосом товарищ прокурора.

– Их было трое! Значит, и снарядов было три!

– Если вы все знаете, тогда нелепо продолжать эту комедию вопросов, на которые у вас уже имеются ответы,

– Вы должны сказать, кто изготовил третий снаряд!

«Хотите использовать мой ответ при допросе других товарищей? Нет, от меня вы не добьетесь того, чего я не захочу сказать сам. Напрасная затея».

Он вдруг обозлился на Котляревского. Тупица. Посредственность. Ничтожество. Не может отличить, кто ловится на его примитивные штучки, а кто нет...

– Кто доставил к вам на квартиру азотную кислоту и белый динамит?
– снова начал товарищ прокурора.

– Отвечать отказываюсь.

– Кому вы возвратили приготовленные снаряды?

– Отвечать отказываюсь.

– Кто вместе с вами набивал снаряды динамитом?

– Я это делал один.

– Но снарядов было три?

– Да, три.

– А вы сделали два?

– Два.

– Где же хранился третий снаряд?

– Не знаю.

– Вы также утверждаете, что вам было неизвестно число прямых участников нападения на государя?

– Да, неизвестно.

– Желаете показать что-либо об участии в вашем деле арестованного Андреюшкина?

– Нет, не желаю. Я устал. Прошу отправить меня в крепость.

– Генералова?

– Не желаю.

– Осипанова?

– Нет.

– А не могли бы вы объяснить, Ульянов, какая роль в организации покушения была отведена Иосифу Лукашевичу?

– Не могу объяснить.

– Но вам же знакома эта фамилия?

– Да, знакома. Это мой однокурсник по университету.

– Тогда в чем же дело?

– Я прошу отвезти меня в крепость.

– Я не понимаю вас, Ульянов. Вы снова начинаете упорствовать.

«Молчать. Только молчать. И требовать отправки назад в камеру. Иначе не выдержат нервы. Потеряешь контроль над чувствами. И тогда возможны ошибки. А этого я себе не прощу...»

Ротмистр Лютов, потянувшись, хрустнув костяшками пальцев, поднялся из-за стола.

– Я думаю, что сегодня уже следует заканчивать вопросы, - сказал он дружелюбно, поглядывая на Сашу.
– Александр Ильич устал, да ведь и мы тоже люди живые. Пора закусить, отдохнуть. Желудочный сок - он ведь не зря вырабатывается. Что там наука на этот счет говорит, Александр Ильич, а?

Саша молчал.

– Последний вопрос, - упрямо поджал губы товарищ прокурора.
– На какое время было назначено покушение? Потрудитесь, Ульянов, назвать час более точно.

– Ну откуда же ему знать об этом?
– добродушно рассмеялся жандарм.
– Ведь Александр Ильич у нас техник. Он покушениями не занимается. Он только бомбы динамитом набивает.

Ротмистр сделал знак писарям - вызвать конвой. Иванов и Хмелинский вышли.

– Между прочим, - Лютов положил Саше сзади руку на плечо, - товарищи ваши более разговорчивы и откровенны. Я, конечно, понимаю - принципы и так далее. Но ведь этак можно и в смешное положение попасть...

Вошел конвой.

– Расстаемся не надолго, Александр Ильич, - разгладил Лютов усы.
– Всего лишь до завтра. Подумайте о моих словах. Не надо усложнять жизнь себе, а заодно и нам. Помните о ваших братьях в Симбирске.

Когда Ульянова увели, Котляревский нервно встал, шумно отодвинул стул.

– Я удивлен вашей бестактностью, ротмистр, - обиженно заговорил он, собирая листы протокола.
– Почему вы прервали мои вопросы? Ведь он уже начал раскрываться. Он подтвердил показания Канчера по поводу...

– А я удивлен вашей ненаблюдательностью, господин товарищ прокурора!
– грубо оборвал Котляревского Лютов.
– Он уже закрылся, ушел в себя, а вы все еще продолжали спрашивать о каких-то мелочах. Вы же знаете мнение государя: взяты мальчишки! Основные участники заговора на свободе. В любую минуту покушение может быть повторено!

Ротмистр грузно прошелся по комнате.

– Нужно нащупать их связи на свободе. Нужно дать понять Ульянову, что мы знаем об этих связях.

– Я полагаю, что все связи давно уже обрублены. По делу арестовано около восьмидесяти человек. Их организация полностью разгромлена.

– Когда казнили желябовцев, все тоже были уверены, что террористов в стране больше нет. Однако ровно через год Желваков и Халтурин убили в Одессе Стрельникова. Вы знаете об этом не хуже, чем я.

Лютов поправил воротник мундира, дотронулся рукой до шеи.

– Если что-нибудь подобное повторится и сейчас, нам не простят этого никогда. Вот о чем нужно думать больше всего.

Котляревский молча перебирал листы протокола.

– Завтра он заговорит совсем по-другому, - ротмистр щелкнул пальцами, сделал уверенный жест рукой.
– Завтра он назовет новых участников заговора. Ему нужна ночь, чтобы решиться на это. И если он не дурак, то он понял сегодня, что нам от него нужно прежде всего. А он далеко не дурак, и мы с вами имели возможность убедиться в этом.

Глава шестая

1

Симбирский холм - посредине России. Скачи от него в любую сторону - одной и той же длины будет дорога до края русской земли... Крестами и куполами своих соборов высоко вознесен холм над Волгой - похож на шишкастый шлем на голове былинного богатыря, врос в местность лобасто, плечисто, осанисто, кряжисто. С вершины его, как с дозорной вышки, гляди не наглядишься. Особенно в начале весны, когда новой синью распахнуты далекие горизонты и, предшествуя разливу вод, переполнена половодьем света бездонная чаша неба над головой.

Весна идет с юга, из-под Астрахани, след в след за солнцем, рождая новые краски, звуки, пробуждая соки земли, настраивая голоса и сердца на юный, светлый мажор. Ушли на север, в Казань и Нижний, кривые дороги: теперь там не в санях, в корытах ездить. Последние метели-пощелейницы еще стеклят лужи, но зиме все равно конец: громче песня большой синицы, осыпаются семенами сосновые шишки, серебристым теплым инеем опушила верба свои первые почки.

Снега лежат еще синие, спокойные, хотя и знают, что лежать им осталось совсем недолго: сквозь них уже проступают будущие голубые прожилки ручьев, нетерпеливое мартовское солнце уже высвечивает под ними дерзкую зелень будущих трав.