Рейд за бессмертием
Шрифт:
— Вот, кто нам нужен! Редкая птица. Справитесь? — я показал на абрека, радостно осклабившись.
Узнал его сразу. Тот самый тип из Темиргоя, который командовал, когда меня пытали. Что, гад, пришел твой черед? Девяткин кивнул, не отводя глаз от приближавшихся всадников.
— Бросимся из кустов разом. Додоро, твой — задний. Коркмас — твой тот, кто в центре. Я беру на себя панцирника. Игнашка со мной на подстраховке. Вы, Вашбродь, не лезьте.
Не зря я говорил Филипсону, что группа Девяткина стоит сотни бойцов. Сработали слаженно и чисто. Додоро вскочил на ноги и метнул аркан. Сбросил с коня всадника и мигом запеленал, как грудничка.
— Один, считай, уже не жилец — показал унтер на подраненного Коркмасом. — Вы с ним попробуйте потолковать. А мы пока оставшуюся парочку к разговору по душам подготовим. Только вы, Вашбродь, не лезьте. И не подглядывайте. Ничего хорошего не увидите.
Никакого желания смотреть воочию на полевой экспресс-допрос у меня и не было. Попытался расспросить раненого, но он жалобно стонал и постоянно отвлекался на сдавленные крики из укрытой на горном склоне ложбины. Я и сам косил одним глазом в ту сторону, бинтуя широкую рану пострадавшему.
— Молчит? — спросил меня Вася, внезапно выглянув из-за густых кустов. — Ну, мы сейчас это мигом поправим. И бинты зря не тратьте. Сходите, поболтайте с их главным. Отпираться не будет.
Валявшийся на земле окровавленный беззубый голый человек совсем не был похож на того гордого абрека, которым он был всего полчаса назад. Столько ужаса в глазах я еще не видел в своей жизни. Меня он узнал. Сплевывая сгустки крови, с трудом выдавил из себя:
— Ты в своем праве, Зелим-бей! Убей меня! Не нужно мучить.
— Расскажи, что происходит в лагере.
Черкес запираться не стал.
— Все принесли присягу Цава-карар, и каждый знает, что это значит победить или умереть.
— Кто главный?
— Выбрали двух уорков — братьев, Цаци Али и Магомета.
— Почему не Берзега?
— Старый лис по своему обыкновению старается оставаться в тени. Объявится, если будет победа.
— Откуда здесь люди из Темиргоя?
— Мы пришли с шапсугом Тугужуко Кызбечем.
Вот это плохо. Очень плохо! Выходит, здесь собрались не только прибрежные черкесы, но и с левого берега Кубани.
— Когда запланирована атака?
— Сегодня ночью лагерь перенесут поближе к Туапсе. К реке Шепси. Ожидается полная луна. Смогут добраться большой толпой, не растеряв половины людей по дороге.
— Почему ты ушел?
— Нет там, на равнине, ни единства, ни порядка. Провалится атака. Я в таком не участвую.
«Ну, да! Ты больше по налетам на кубанские станицы специалист. Любитель насильников и пыток, не по душе тебе картечь! Надо тебя добить, чтобы не мучился».
Я задумался. Подозвал членов своей группы.
— Разделимся. Кому-то идти в крепость предупредить об атаке в ближайшее время. Кому-то возвращаться к князю Аслан-бею и передать мое послание. Раз выбрали Вельяминовское укрепление, следующим на очереди станет Михайловское.
— Я тоже так думаю, — подтвердил Девяткин. — Там земли
рода Кочениссы. Если она еще играет роль лидера, уговорит отправиться туда. К джигетам могу послать только Коркмаса. Он в одиночку доберется. За своего сойдет. Вопросов к нему не будет, если встретит местных. Ты, как, Коркмас, согласен?— Съезжу! — спокойно ответил кумык.
— Почему не я? — вскинулся Додоро.
— Хочешь пропустить самое веселье?
— Нет! Тогда, чур, я в крепость пойду.
— Договорились!
— Это ж какую добычу придется бросать, — сокрушался Игнашка, вертя в руках панцирь, заляпанный кровью.
— Хорош болтать! Нам еще черкесов опередить надо, — прервал причитания казака Вася. — Я, Вашбродь, вот как кумекаю. Нам на Шепси никакого резона нету задерживаться. Сразу к Туапсе рванем. Додоро проводим и точку встречи наметим. Места те хорошо знаю. Есть там горочка подходящая. Не та, что на противоположном от крепости речном берегу, а прямо над ней. Горцы туда не полезут. Делать им там нечего.
— Знакомые горочки — что та, что другая — улыбнулся я. — Есть там еще Каштановая Щель. Думаю, через нее горцы и подойдут.
— Выходит, бывали? Я горочку-то перед Щелью штурмовал с отрядом, когда моряков спасали.
— А я через Каштановую выкупленных моряков выводил.
Мы рассмеялись. Тогда все гладко вышло, а как оно сейчас повернется?
— Коркмас! Я тебе записку сейчас напишу. Отдашь балаклавцам лично в руки. Назад не возвращайся. Смысла нету, не найдешь ты нас. Как-нибудь выбирайся в Грузию и домой.
Кумык спокойно кивнул. Вот же железный характер у человека! В одиночку, через враждебные земли, через весь Кавказ — и не тени беспокойства. Впрочем, и нам предстоит не прогулка к теще на блины.
— Пистолетики можно забрать, Вашбродь? — влез тороватый Игнашка в мои раздумья. — И ружьишко! Богатое! Рублей на сто серебром потянет!
Вася. Вельяминовское укрепление, 29 февраля 1839 года.
Летом в крепости вышел смешной случай. Приехал Раевский. Устроил всем разнос. И за размытые крутости бруствера, и за развалившиеся частью ружейные бойницы. А более всего за количество больных, словно в этом был виноват оставленный за главного капитан Папахристо. Генерал оправданий слушать не захотел.
— Арестовать лекаря Нечипуренку и отправить на «Язоне».
Раевский перепутал пароходы «Колхиду» и «Язон». От последнего после крушения 31 мая 1838 года остался лишь один котел на берегу. Вот исполнительный Папахристо и посадил несчастного лекаря в этот котел. Генерал потом извинялся…
Старичок-комендант безумно боялся начальства, но перед врагом не робел. Он заранее знал, что атака будет. Сами горцы предупредили, прислав парламентера.
— Сдавайтесь или всех вырежем!
— Русские будут биться до последней капли крови, но форт не сдадут! — гордо ответил старый грек.
Предупреждение от лазутчика, отправленного штабс-капитаном Варваци, пришлось кстати, как и прибывшая накануне гренадерская рота навагинцев в неполном составе, которую по своей инициативе привез на пароходе Филипсон[1]. Гарнизон никак не мог оправиться от косившей всех подряд лихорадки.
— Сподобил Боже и генерал, вас мне прислали! — восторгался Папахристо, пожимая руку подпоручику Худобашеву и свято веря, что приказ о подкреплении отдал лично Раевский. — Будет приступ, отобьемся гранатами! А не отобьемся, подорву пороховой погреб. Такой себе приказ дал!