Ричард Длинные Руки – герцог

– И что?

– Ты всего лишь человек.

Я собрал волю в кулак, негоже стоять вот так и выслушивать, как отчитывают, словно мальчишку, вскинул голову и прямо посмотрел в его сияющее золотом лицо.

– С кем имею честь?

– Михаил, – проговорил он. – Разве мы еще не встречались?

– Вы все на одно лицо, – ответил я дерзко. – Боитесь индивидуальности?.. Хорошо, а я – Ричард Длинные Руки. Герцог, кстати.

Он скрестил руки на груди, я невольно сравнил, увы, у меня и руки потоньше, и сама грудь не такая широченно-выпуклая, озлился и с еще большей дерзостью вперил в него взгляд.

– Мы знаем, – произнес он могучим, но сладким голосом, неприятное сочетание, – кто ты есть, смертный… Если ты еще не окончательно отринул Господа от своего уже черного сердца, то слушай повеление. Доныне ты шел хотя и по опасной дороге, но удерживался от полного падения. Но сейчас вот-вот погубишь душу… окончательно.

– И что ты хочешь? – спросил я.

Михаил покачал головой.

– Я? Ничего.

– Тогда что предлагаешь? – поинтересовался я почти зло. – Ах да, ты же не способен ничего предложить, только посланник… Ну, что должен передать?

Он сказал тем же ровным голосом, не выказывая недовольства откровенным недружелюбием:

– Ты не должен больше ходить в тот мир, который называешь Темным. Никогда. И ты должен отказаться от нынешней поездки.

Я покосился на сэра Фридриха, для него все еще длится единое мгновение, ничего не увидит и не расскажет.

– Почему? – спросил я с настороженностью. – Вам чем-то дорога та Янтарная Капля?

– Господь прозревает, – ответил он, – что ты хочешь сделать. И потому хочет удержать тебя с твоими недобрыми замыслами.

Я спросил в удивлении:

– А что я хочу сделать? Скажи, а то я пока ничего не соображаю. Вариантов масса.

Он покачал головой.

– Только Господь знает.

– Хорошо, – сказал я, – тогда почему мне стало нельзя?

Он ответил после паузы:

– Тот мир… его тоже создал Господь. Намного раньше. И Господь не хочет, чтобы ты туда ходил. Ибо замыслы твои ужасны.

Я пробормотал:

– Видать, Господь в самом деле прозревает дальше меня, потому что я думаю только о том, как уцелеть самому. Но ему виднее.

– Он видит все, – провозгласил он мощно, как вселенская труба, – он прозревает все. И пока ты не пал… окончательно, воздержись. У тебя и так слишком мало шансов на милосердие Господа.

Я пробормотал:

– Спасибо, что предупредил.

– Отмени свою поездку, – велел он мощным голосом, в котором было столько силы, что во мне дрогнуло сердце. – Она приведет тебя не только к гибели, а… хуже…

– Что хуже? – спросил я невольно.

Он ответил высокомерно-ласково:

– Погубишь душу.

– А-а – сказал я, – хорошо, в любом случае спасибо за любезное предупреждение.

Он ухитрился кивнуть, совершенно не склоняя головы, надо бы научиться, отступил, и немыслимый свет охватил его с такой мощью, что золотая фигура мгновенно растворилась.

Свет исчез сразу по всей длине, но я все равно посмотрел вверх, будто мог увидеть, как он поднимается в высоту, подобно скоростному лифту.

– Предупреждение, – пробормотал я, – или ультиматум?

Глава 15

Сэр Фридрих зашевелился и договорил виноватым голосом:

– ….могла ощутить меня… У меня есть заклятие, могу чувствовать ловушки и даже обезвреживать иногда. Наверное, в этой книге таилось нечто нехорошее.

– Возможно, – сказал я коротко. – Сэр Фридрих, давайте сделаем так. Марсель Паньоль покажет вам замок. Если где увидите ловушки, можете их убрать. То же самое и с книгами. А я, к сожалению, должен срочно покинуть Альтенбаумбург. Но мы с вами еще увидимся!

Он начал благодарить витиевато и запутанно, я бодро улыбнулся и покинул зал, а во двор вышел быстрой деловой походкой. Рыцари уже на конях, за ними по лошадям рассаживается с десяток тяжеловооруженных воинов. Все люди графа Стерлинга, он гордо именует их лучшими из лучших, помимо тяжелых мечей у них у всех за спиной блестят стальными пластинами массивные арбалеты.

– Выезжаем, – сказал я коротко. – Можно – с песней. Хотя из гуманизма не настаиваю!

Бобик носился от нас к воротам и обратно, показывая, что он тоже жаждет быть с нами, а не на кухне.

– Да, конечно, – сказал я коротко. – Но никаких драк с людьми! Смотришь издали. Зверушек можешь ловить и давить, сколько пожелаешь. Но не больше.

Он взвизгнул от счастья, подпрыгнул и лизнул в нос. Зайчик презрительно фыркнул и повернулся к нему задом.

Я махнул рукой.

– Выезжаем!.. Благородный граф Гатер, я надеюсь наслаждаться вашим присутствием всю дорогу.

– Польщен, ваша светлость!

– Заодно и дорогу покажете.

Гатер просиял.

– Да-да, ваша светлость! Правда, я там не бывал, но какой дурак не знает, где это проклятое место!.. Ох простите…

– Ничего, – сказал я великодушно. – Нельзя быть мудрым во всем. Иначе это не мудрец, а склад мусора.

Барон Уроншид взмахом послал вперед молодого рыцаря с баннером в руках, а когда они с трубачом отъехали на нужное расстояние, по взмаху его руки разом стронулся с места весь отряд.

Под знаменами Гатера и Стерлинга, как я прикинул, выехали их простые и баннерные рыцари, за бароном Уроншидом только двое оруженосцев, но отряд выглядит грозным и боеспособным еще и за счет тяжеловооруженных воинов графа Стерлинга. Он как самый богатый из моих вассалов держит дружину, числу которой и снаряжению может позавидовать и сам король Херлуф.

В небе воздушные раковины облаков, не белые вовсе, а нежно-оранжевые, дорога делает причудливые петли, я уже намерился срезать углы, но покосился на суровые лица рыцарей, вздохнул и напомнил себе, что здесь не спешат, даже когда уверены, что спешат очень-очень.

Солнце жжет головы и плечи с такой мощью, что когда проезжали вдоль пальмовой рощи в тени ее огромных листьев, что одновременно и ветви, не ощутили прохлады, тень слишком прозрачная и зыбкая, как душное марево.

Потом дорога ухнула вниз и долго пробиралась, подобно ручью, что ищет самые глубокие места, а с обеих сторон все выше и выше вздымаются стены, но, к счастью, расходятся медленно и величаво, как царственные ледники.

Гатер, не утерпев, начал жадно расспрашивать о Сен-Мари. Барон Уроншид, что сам хотел бы все узнать, но стесняется приставать с расспросами, поехал с другой стороны и едва не выпадал с седла, стараясь не пропустить ни слова.