Ричард Длинные Руки — грандпринц

В спальне тепло, камин полыхает вовсю, накалилась даже стена, горячий воздух докатывается тугими волнами, Елизавета легла рядом обнаженная, даже одеялом не прикрылась, что и понятно: фигура в полном женском расцвете…

Я вытянулся навзничь во весь рост, она деловито принялась чесать мои семенники, они всегда почему-то чешутся, я некоторое время наслаждался, потом пришла в голову мысль, что это хоть и прекрасно, но в некоторой степени не совсем честно, повернул голову и посмотрел в ее ясное лицо со спокойными глазами мадонны.

Она чуть улыбнулась, полные губы красиво раздвинулись вверх-вниз и в стороны, обнажая два ряда ровных мелких зубов.

— Ричард?

Я проговорил с неловкостью:

— Елизавета… э-э… Бесс, все-таки мне как-то не по себе. Король Вольфганг кажется мне весьма достойным человеком. А мне обманывать достойного куда труднее, чем недостойного.

Она подняла на меня ясный взгляд чистых правдивых глаз.

— Ваше высочество?..

— Ричард, — напомнил я.

Она усмехнулась.

— Да когда такой тон, то уже ваше высочество, а не Ричард… Ну, хорошо, Ричард. Что не так?

— Я чувствую себя лжецом и вором, — объяснил я.

Она грустно улыбнулась.

— Страдает ваша мужская самооценка, без которой рыцарям и жизнь не мила?.. Успокойтесь, обмана нет. Он понимает, в чью постель я пошла.

— Ты ему сказала?

Она покачала головой.

— Нет, конечно. Некоторые наши поступки лучше не называть вслух. Когда они названы, нужно принимать какие-то меры, а так можно делать вид, что их и не было.

Я спросил в лоб:

— Тогда зачем?..

Она снова посмотрела мне в глаза прямо и честно.

— Вам правду или… как?

— Правду, — ответил я бездумно, но тут же сказал: — Хотя сама смотри. Иногда лучше бывает это «или как». Больше места для маневра.

Она проговорила, все так же не сводя с меня прямого взгляда.

— Могу правду.

— Я выдержу, — пообещал я.

— Правда в том, — сказала она медленно, — что… мы вас боимся, Ричард. Очень боимся.

Я сцепил зубы, нахлынуло чувство стыда, вот уж вляпался, да еще с каким удовольствием, и не говори, что не понял, не почувствовал раньше. Просто мужское самолюбие твердило, что это же как круто, когда король здесь во дворце, а его жена в моей постели, но вообще-то я вовсе не ловкий донжуан, прельстивший даму своей красотой, умом и прочими доблестями, а грубый завоеватель, которому если не дать, возьмет силой.

— А что изменится после этой постели? — проговорил я, глядя в сторону.

— Вы убедитесь, принц, — ответила она тихо, — что мы осознаем вашу грозную мощь. И… покорны ей.

— Ну…

— Вы сокрушили армию Мунтвига, — продолжала она, — наводившую ужас своими размерами. Вы можете одним махом захватить здешние королевства, обессиленные после ухода Мунтвига, который увел все наши войска…

Я пробормотал:

— Значит, вы двое таким образом показали мне, что полностью покорны моей воле?

— Да, — ответила она просто. — Неофициально. Без всяких манифестов, что могли бы потешить ваше самолюбие, но вызвать в народе недовольство, а то и волнения… А как такое приняли бы самолюбивые лорды, объяснять не надо.

Я вздохнул тяжело.

— Мудро. В самом деле мудро. Я поздравляю вас, Елизавета. Вас обоих. Теперь у меня останется некоторое чувство вины, что заставит относиться к вашему королевству не только дружески, но и защищать его, если понадобится.

— Чувство вины быстро выветривается, — напомнила она.

— Но не память, — ответил я. — Где бы я ни был, вспомню вас обоих, едва только подумаю о севере и северных королевствах. И снова нахлынет это сладкое чувство вседозволенности и в то же время вины…

Она переспросила с улыбкой:

— Сладкое?

— Еще какое, — заверил я честно. — Вторая половина моей души вполне свинская!

Она засмеялась:

— Так дайте ей все, чего она желает. Удовлетворите все самые грязные желания! Встаньте утром из этой постели чистеньким и невинным…

Глава 12

Утром фрейлины снова пришли помогать королеве одеваться. Как я понял, им велено держать языки за зубами, но в то же время расчет на то, что хоть одна да проговорится подруге или другу под страшной клятвой никому не рассказывать.

И пусть молва пойдет гулять по залам дворца, а то и выйдет наружу, но в таком виде это только сплетня, на которую можно реагировать, а можно и не обращать внимания, в то же время заинтересованные люди сразу оценят степень вероятности и сделают соответствующие выводы.

Один из этих выводов будет именно тот, на который и рассчитывает Елизавета и, думаю, король Вольфганг. Дескать, у королевской семьи есть могучий друг и задевать ее интересы теперь становится опасным.

Все понимая, я уже спокойнее наблюдал за сложным процессом одевания, как хорошо быть мужчиной, не нужны все эти тяжеленные штуки, свисающие из ушей и наверняка жутко мешающие… мне бы мешали неимоверно, массивное ожерелье в три ряда, где эти цепочки соединены золотыми фигурками, такое вот именуется вроде бы колье…

А все эти кольца и перстни, из-за которых пальцы приходится держать врастопырку?

Наконец одели через голову платье, потом еще и еще. Сравнительно изящная фигура Елизаветы стала похожей на копну, только и осталось от ее великолепного тела, что в низком вырезе платья, из-за которого отчетливо приподнимаются края двух белоснежных полушарий, где еще медленно тают красные следы от моих жарких губ, и которые я только что видел целиком и с удовольствием мял в ладонях.

Человечество, мелькнула мысль, именно потому и выжило, что научилось уступать. Сильные и заносчивые гибнут быстро, всегда же находится кто-то еще сильнее… А вот так, уступив и приняв субординацию, люди живут дальше, усложняют общество, развивают…

Елизавета, выходя из комнаты, обернулась и сказала с загадочной улыбкой через плечо:

— Леди Гизельда, леди Юнтига… помогите принцу Ричарду одеться и обуться. Он все старается делать сам, но вы этому решительно воспрепятствуйте!

Одна из фрейлин присела в чересчур послушном поклоне.

— Ваше величество, все будет исполнено!

— Не дадим и пальчиком пошевелить, — пискнула вторая.

Едва дверь за королевой захлопнулась, обе с жаром и повышенным энтузиазмом принялись одевать почетного гостя, чему я как-то быстро отвык сопротивляться, хотя и раньше не очень пытался.