Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
Американское, британское и французское правительства пытались свергнуть большевиков. Они бы их всех повесили, если бы у них была такая возможность. Представлять Советскую Россию на Западе было нелегкой задачей. Требовалась сильная воля, а ее у Литвинова было в избытке. Противники называли его упертым, упрямым, несговорчивым, чем, сами того не желая, делали ему массу комплиментов. Литвинову необходимо было убедить Запад в необходимости улучшить отношения с СССР, сославшись на практическую необходимость и взаимную выгоду. Главным образом это касалось торговли, экономического развития и уплаты части царского внешнего долга в обмен на мирное сосуществование. Запад, конечно, если бы мог, уничтожил бы большевиков подчистую, вот только под конец Первой мировой войны революционными настроениями было заражено большое количество людей. За то, чтобы не потерять комфорт своих кресел и элитных клубов, готовы были драться высшие слои общества в разных европейских столицах. «Fini les Boches, voila les Bolchos» («Прощайте, фрицы, берегитесь, большевики!») было их боевым кличем… из клубов и правительственных зданий. Простые люди, и в особенности солдаты, выжившие после четырех лет бойни, совершенно не хотели рисковать жизнью и здоровьем, сражаясь с большевиками в России. Если
Западные элиты, наконец, с большой неохотой примирились с необходимостью поддерживать отношения с советской властью в стиле «сам живи и дай жить другим», но не потому, что этого хотели, а потому что не видели других вариантов. Литвинов играл важную роль в 1920-е годы, пытаясь в трудных обстоятельствах добиться дипломатического признания и начать торговлю с Западом. Он больше не был симпатичным бандитом и торговцем оружием. Усы как у моржа и длинные темные волосы остались в прошлом, а с ними и плоский живот молодого человека. У Литвинова появился небольшой двойной подбородок и лысина, но он все же был похож на дипломата, хотя иногда и ходил со спутанными волосами и в мятом костюме, не всегда сидевшем по фигуре. С самого начала он вел себя как прагматик, как торговец, который пытался и Западу, и СССР продать идею разрядки. Но продавалась она довольно плохо, в том числе и в Москве, где многие его коллеги («наши ораторы», как называл их Литвинов) все еще выступали за мировую революцию. Для них отношения с Западом были временной уловкой. А для Литвинова и его коллег по НКИД единственной жизнеспособной политикой был прагматизм.
Небольшой скандал
Французский посол Эрбетт был не единственной проблемой Литвинова. В октябре 1929 года в полицейский участок, расположенный в роскошном VII округе Парижа, пришел посетитель. Это был советский дипломат Григорий Зиновьевич Беседовский, советник посольства СССР во Франции. Он сказал полиции, что ему необходимо организовать побег, так как его преследуют агенты ЧК. Согласно отчету, Беседовский был взволнован, так как его жену и сына удерживали в посольстве. Как выяснилось, даже у большевиков бывают семьи. Беседовский попросил полицейских вернуться в посольство вместе с ним, чтобы помочь вырвать родных из лап бывших коллег. Возможно, даже силой.
Слушая Беседовского, полицейские переглянулись. Они не знали, что думать, но согласились сопроводить его обратно в посольство. Но до этого попросили сдать браунинг, который лежал у него в кармане куртки. «Он мне нужен для самозащиты, — ответил Беседовский (я позволю себе пересказать его слова). — Вы не представляете, с чем я столкнулся. Поверьте, я знаю лучше других, что там происходит». Они приехали в посольство, и Беседовский от консьержа позвонил жене и попросил прийти туда вместе с сыном. Полицейские предположили, что, возможно, ее вовсе не держат в заложниках. Однако два сотрудника посольства начали громко ругаться с Беседовским прямо у них на глазах. Полицейские снова переглянулись, не зная, что и думать. «Да он просто сумасшедший! — сказал один из сотрудников. — Это длится уже несколько дней». Полицейские кивнули, но ничего не ответили.
Чтобы доказать, что никто никого не похищал, сотрудники показали полицейским собранный багаж Беседовского. Затем вышел еще один сотрудник рангом выше и подтвердил, что Беседовский сумасшедший. Он не знал, какие могут быть последствия, если один из коллег сошел с ума. Полицейские объяснили советскому дипломату, что они приехали в посольство по просьбе Беседовского, так как он просил их помочь «избежать насилия». Пока шел этот разговор, Григорий Зиновьевич быстро поставил «свои многочисленные чемоданы» на тротуар перед посольством, и он, его семья и полицейские ушли без происшествий. Все это заняло не более получаса [22] .
22
Directeur de la police judiciaire to the Prefet de police. 3 Oct. 1929. Paris. Ministere des Affaires etrangeres, Europe, 1918–1940 (далее — MAE) Russie/1116. P. 302–306.
С точки зрения французов, ничего страшного не произошло, но все выглядело куда серьезнее для советской стороны. Через неделю об этой истории рассказала московская пресса. В редакционной статье «Правды» говорилось, что Беседовский — мошенник, укравший казенные деньги. Как сообщил исполняющий обязанности комиссара Литвинов послу Эрбетту, Григорий Зиновьевич был недоволен текущим положением дел. Он не хотел работать и украл 5000 долларов, которые принадлежали посольству [23] . Советский полпред в Париже В. С. Довгалевский во время побега Беседовского находился в Лондоне и проводил переговоры с британцами. В итоге он все же обсудил эту историю с Филиппом Бертло, секретарем Министерства иностранных дел Франции в ранге посла. «Он полупомешанный и интриган», — сказал полпред. Довгалевский ранее работал инженером-электриком и получил образование во Франции. Он проанализировал, что произошло, согласился, что полицейские вели себя как положено, и посчитал дело закрытым [24] . Но, конечно, оно не было закрыто, так как глава резидентуры Британской секретной разведывательной службы (М1-6) в Париже побеседовал с Беседовским через два дня после его ухода из посольства. «Крайне болтлив и несдержан», — пришел к выводу он, чем был очень доволен и позабавлен. Впоследствии Беседовский зарабатывал на жизнь журналистикой и написанием книг. Это он опубликовал поддельный дневник Литвинова, озаглавленный как «Заметки для дневника». Однако эта плохая подделка не смогла ввести в заблуждение историков. НКИД ничего не потерял, избавившись от Беседовского: он был слишком мелкой рыбешкой и не заслуживал внимания ОГПУ — советской секретной полиции. Беседовский пережил Вторую мировую войну, и вероятно, что он даже работал на ОГПУ в послевоенный период [25] .
23
Herbette. No. 609. 10 Oct. 1929 & enclosure. MAE Russie/1116. P. 312–313; Herbette. No. 646bis, confidential. 20 Oct. 1929. Ibid. P. 324–327.
24
Aristide Briand to Herbette. No. 704. 23 Oct. 1929. MAE Russie/1116. P. 318; Briand to Herbette. No. 714. 29 Oct. 1929. Ibid. P. 328.
25
West N. The A to Z of British Intelligence. Langham, MD: Rowman & Littlefield, 2009. P. 46–47.
Это
было не единственное «дезертирство» советского чиновника в 1929 году. Весной 1929 года бывший нарком и заместитель наркома А. Л. Шейнман ввязался в неприятности и отказался возвращаться в Москву. Это было намного неприятнее, чем история с Беседовским, поскольку Шейнман был советским чиновником высокого ранга. Политбюро даже отправило за ним в Берлин его близкого друга, чтобы тот уговорил его вернуться, но Шейнман твердо стоял на своем. «Я не настолько безрассуден, чтобы вернуться в Москву, где меня, несомненно, расстреляют», — примерно так сказал он. В результате была заключена сделка: Шейнман, помимо всего прочего, согласился отдать секретные средства взамен на то, что его оставят в покое. В конце 1930-х годов он возглавил «Интурист» (советское туристическое агентство) в Лондоне [26] . Странная история.26
Prefecture de police. Paris. 26 Nov. 1929. MAE Russie/1110. P. 267; Carley M. J. Silent Conflict: A Hidden History of Early Soviet-Western Relations. Lanham, MD: Rowman & Littlefield, 2014. P. 376–379.
Большой скандал
По парижским стандартам скандал с участием Беседовского не был чем-то серьезным — так, небольшое развлечение, о котором интересно почитать за завтраком в воскресных газетах. А вот более серьезные проблемы во франко-советских отношениях оставались по-прежнему нерешенными. Противоречия усилились три месяца спустя после сенсационного похищения в центре Парижа. 28 января 1930 года пропал белогвардеец генерал Александр Павлович Кутепов, и с тех пор никто ничего о нем не слышал. Считалось, что его похищение организовали агенты ОГПУ. Парижская пресса забурлила, журналисты требовали разрыва дипломатических отношений с Москвой. Довгалевский написал официальное письмо парижской полиции, в котором сообщил, что посольство и советская власть не имеют никакого отношения к пропаже Кутепова, а также пожаловался на кампанию в прессе министру иностранных дел Франции Аристиду Бриану.
Бриан хотел узнать, что же случилось с генералом Кутеповым. «Расскажите мне, пожалуйста, что вы сделали с генералом? Как вы ухитрились похитить такого важного человека в центре Парижа? Сюжет для кино, да и только». Довгалевский не хотел подробно обсуждать исчезновение Кутепова. «Я попытался попасть в тон Бриану и отделаться шутками, — писал он в Москву. — Но Бриан, приняв дружески-серьезный вид, попросил меня объяснить ему, как я представляю себе причины и обстоятельства похищения Кутепова». Читателям, наверно, будет интересно, что на самом деле знал Довгалевский. Бриану он этого не рассказал, всячески избегая темы и делая упор на то, что именно писала французская пресса о возможных похитителях. Подозревали не только ОГПУ: писали и о том, что, возможно, это сведение счетов между противоборствующими антибольшевистскими группировками. Бриана версии прессы не слишком интересовали, и он сел на извечного конька — заговорил о «пропаганде», и от этого разговора уйти было не так просто. Довгалевский, наконец, сменил тему и заговорил о проблемах французско-советской торговли. Бриан обещал с ним связаться. Проблемы оставались все те же: раскол между банкирами, ненавидевшими СССР, и не дававшими кредиты советским торговым предприятиям и предпринимателями, которые хотели увеличивать объем торговли с СССР. Советские дипломаты предлагали более выгодные договоры, надеясь таким образом оказать давление на правительство и банки и заставить их обеспечивать франко-советскую торговлю кредитами и страховкой.
Но все тщетно, так как Париж притягивал белых эмигрантов, которых привлекала юридическая возможность подать в суд на СССР и добиться вынесения решения вопреки советским интересам. Показательный в этом смысле пример — дело Херцфельда. Гарри Херцфельд был русским белогвардейцем, который подал в британский суд, требуя возместить ему финансовые потери, которые, как он утверждал, он понес в связи с революцией. Он приехал в Париж, чтобы добиться конфискации активов торгового представительства СССР во Франции, и французские суды сначала хотели удовлетворить его иск. Советское торговое представительство было готово вывести все активы, чтобы предотвратить их потерю. Это стало бы катастрофой для французских производителей, которые хотели работать с СССР [27] . В конечном счете Херцфельд ничего не добился.
27
В. С. Довгалевский — М. М. Литвинову. 14 апреля 1930 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 14. П. 140. Д. 586. Л. 40–37; также см.: Запись беседы В. С. Довгалевского с А. Брианом от 25 марта 1930 г. (вложение на франц. яз. по делу Херцфельда). 1 апреля 1930 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 14. П. 139. Д. 585. Л. 30–37.
Таким образом, отношения между Парижем и Москвой оставались плохими. Дело Кутепова тянулось до весны. Как докладывал Довгалевский, «полпредство было окружено атмосферой враждебности и настороженности». Все говорили о «таинственном похищении Кутепова». Все. «В лучшем случае нас подозревают: вообще же нас обвиняют», — писал он. Ситуация была опасной. «Мы стремимся держать себя в руках, но готовы к любому исходу. Приняты все меры к соблюдению спокойствия и выдержки при одновременном соблюдении бдительности» [28] .
28
В. С. Довгалевский — М. М. Литвинову. 5 февраля 1930 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 14. П. 140. Д. 586. Л. 4–3.