Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Весной, в марте в Париже давление стало спадать: «кутеповщина» стала превращаться в фарс, и, как писал Довгалевский, «теперь ясно для всех», что белые эмигранты в Париже тесно связаны с парижской полицией и властями. Монархисты ввязывались «в совершенно откровенную драку, к большому конфузу своих французских покровителей». Довгалевский не знал, что будет дальше. Кто знал, вдруг какой-нибудь негодяй раздобудет доказательства прямого или непрямого участия агентов ОГПУ в похищении Кутепова? [29]

29

В. С. Довгалевский — М. М. Литвинову. 6 марта 1930 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 14. П. 140. Д. 586. Л. 23–20.

Весной 1930 года Эрбетт поехал в отпуск в Париж. Его последняя встреча с Литвиновым перед отъездом прошла в обычном ключе. Они обсуждали парижскую кампанию в прессе. Посол сказал, что советское правительство должно выдвинуть предложения. Мы уже выдвигали, парировал Литвинов, в 1927 году, но французское правительство на них не ответило. Отношения между государствами, добавил Литвинов, нельзя наладить с помощью односторонних предложений. Обычно ведутся переговоры, но до настоящего момента французское правительство их избегало. Перед уходом Эрбетт несколько смущенно спросил, нельзя ли его освободить от уплаты таможенных пошлин за личные вещи, которые он приобрел в Москве. Литвинов саркастически ответил, что таможенные пошлины были отменены из опасений разжигания кампании в прессе из-за Кутепова [30] . Литвинов был готов на такую уступку — лишь бы убрать Эрбетта из Москвы.

30

Выдержка из дневника Литвинова. Встреча с Ж. Эрбеттом. 26 февраля 1930 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 14. П. 139. Д. 585. Л. 17.

В Париже Довгалевский попросил свою жену Надежду Ивановну осторожно выяснить у мадам Эрбетт, не собирается ли ее супруг возвращаться в Москву. Жены должны были встретиться во время светского визита. Так в те дни работала дипломатия: иногда женщины могли растопить лед, если это не удавалось их мужьям. Однако, как сообщил Довгалевский, Надежда Ивановна не узнала ничего определенного [31] . Литвинов был разочарован. Как и Довгалевский.

31

В. С. Довгалевский — М. М. Литвинову. 24 мая 1930 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 14. П. 140. Д. 586. Л. 47–46.

Осенний кризис

Осенью 1930 года разразился новый кризис. В конце сентября Литвинов узнал о возможном западном сговоре против «так называемого советского демпинга», то есть продажи товаров по цене ниже стоимости производства. Любое правительство, втянутое в такое «антисоветское движение», писал Литвинов, должно понимать, что мы примем меры против экспорта его товаров [32] . Конечно, через два дня, 1 октября французское правительство наложило ограничения на советский импорт, обвинив Москву в «демпинге». Советские власти официально отрицали эти обвинения и через три недели ответили тем же, наложив эмбарго на французский импорт в СССР. Подобный поступок застал французских чиновников врасплох, и вскоре им пришлось иметь дело с разозленными производителями, лишившимися доступа на советский рынок. Великая депрессия поздно докатилась до Франции, но тем не менее производители понимали, что им нужны новые клиенты и контракты, чтобы предотвратить остановку производства и закрытия предприятий. Какой был смысл изолироваться от прибыльного рынка? Все равно что выстрелить себе в ногу.

32

М. М. Литвинов — Л. М. Кагановичу. 28 сент. 1930 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 10. П. 56. Д. 2. Л. 90.

Тем не менее кризис продолжался до весны 1931 года. Французы дрогнули первыми. В марте Эрбетт нанес визит Литвинову и сообщил ему, что он скоро уезжает в Париж. Он спросил, не хочет ли Литвинов что-нибудь передать Бриану. Это звучало как приглашение, и Литвинов воспользовался им в полной мере. В СССР не до конца уверены, ответил Литвинов, кто в большей степени его враг — Великобритания или Франция? Франция была «активнее» во время иностранной интервенции, но советское руководство считало Великобританию главным агрессором. Конечно, это мнение сложилось под влиянием «наследия прошлого англо-российского антагонизма». Литвинов напомнил ему о российской поговорке «англичанка гадит». Эта фраза обозначала разные способы, к которым прибегала Великобритания, чтобы противостоять российским внешнеполитическим планам перед Первой мировой войной. Он привел длинный список кризисов, которые произошли в 1920-х годах, чтобы подтвердить свою точку зрения. Но неприязнь в обществе по отношению к Великобритании теперь сменилась неприязнью к Франции. И снова Литвинов выдал длинный список недавних французских провокаций, нацеленных против СССР, из-за которых складывалось впечатление, что Франция хочет устроить противостояние. Если это так, то о чем тогда вообще говорить? С другой стороны, если Франция хочет развивать другую политику, то «мы охотно пойдем ей навстречу». Как писал Литвинов, Эрбетт «горячо благодарил и крепко жал руку» и сказал, что сделает все возможное, чтобы организовать переговоры [33] . Возможно, Литвинов сомневался, что посол сможет сыграть положительную роль в улучшении франко-советских отношений, и Довгалевский постарался довести до сведения Парижа, что НКИД не желает участия Эрбетта в этом деле. «Разумеется, пользы от Эрбетта в переговорах не будет никакой, но, мне думается, и вреда большого он не причинит, — шутил Довгалевский, — не считая разве некоторой излишней порчи нервов мне лично» [34] . Ко всеобщему облегчению в Москве, МИД Франции не настаивал на том, чтобы Эрбетт остался послом в Москве. 20 апреля Бертло, который по-прежнему был секретарем Министерства иностранных дел в ранге посла, навестил больного Довгалевского в посольстве СССР. Читатели уже, возможно, встречали упоминание Бертло в книге «Тайная война. Запад против России. 1917–1930» [35] . Достаточно сказать, что он был влиятельным дипломатом, серым кардиналом французской дипломатии на протяжении большей части времени после 1914 года. В 1918 году Бертло сыграл важную роль в уменьшении враждебности Франции по отношению к новому советскому правительству. В 1920-е годы он проявлял мягкость и даже приветливо общался с Довгалевским. Однако когда он разговаривал с британской стороной, большевиков все еще упоминал с плохо скрываемым презрением.

33

Выдержка из дневника Литвинова. Встреча с Ж. Эрбеттом. 10 марта 1931 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 15. П. 148. Д. 659. Л. 20–18.

34

В. С. Довгалевский — Н. Н. Крестинскому. 23 мая 1931 г. // АВПРФ. Ф. 0136. Оп. 15. П. 148. Д. 661. Л. 52–51.

35

См.: Carley M. J. Silent Conflict. Русское издание: Карлей М. Тайная война. Запад против России. 1917–1930. М., 2019.

Советско-французские отношения налаживаются

В тот день в апреле 1931 года Бертло предложил Довгалевскому разрешить экономический спор с помощью торгового соглашения и пакта о ненападении. Это не было чем-то новым. Подобные документы уже обсуждались в 1926–1927 годах. В то время переговоры сорвал председатель Совета министров Раймон Пуанкаре, так как хотел поддержать антикоммунистическую предвыборную кампанию, направленную против левоцентристского «картеля левых». Пуанкаре ушел в отставку летом 1929 года и, таким образом, больше не стоял на пути. Председателем Совета министров в то время являлся Пьер Лаваль, бывший социалистом, разочаровавшимся в своих убеждениях, который и в тот раз повел себя не по-социалистически. На него давили французские производители, разозленные тем, что их отрезали от советского рынка. Лаваль хотел от них отделаться и отправил Бертло на встречу с Довгалевским, чтобы разрешить этот кризис. Пакт о ненападении был необходим, чтобы компенсировать то, что Франции пришлось отступить в торговой войне [36] . Учитывая лицемерное поведение французов в прошлом, советские дипломаты скептически отнеслись к предложению Бертло. И это неудивительно, с учетом того, что правительство Франции не могло прийти к согласию по поводу отношений с Москвой. Если Министерство торговли реагировало на возмущение производителей, то Министерство финансов и Банк Франции даже не скрывали враждебного настроя и не хотели одобрять кредиты и оформлять страховки тем, кто собирается торговать с СССР. Произошел традиционный раскол между банкирами, которые думают о невыплаченных долгах, и производителями, мечтающими заполучить побольше заказов.

36

R. H. Campbell, british charge d’affaires in Paris. No. 964. 5 Sept. 1931. N6077/431/38. [Kew, Richmond, Great Britain] National Archives (далее — TNA) Foreign Office (далее — FO) 371 15613.

Бертло и Довгалевский продолжали встречаться и в начале мая. Москва приняла предложения Франции. Литвинов, теперь уже официально вступивший в должность народного комиссара по иностранным делам, предложил аннулировать октябрьские указы Франции и СССР, чтобы создать положительную обстановку для переговоров. Состоялись две или три встречи торговых делегаций, и стороны наконец согласились на этот шаг. Переговоры должны были начаться в июне.

Стороны не доверяли друг другу. Никто не хотел выступать в роли просителя или показать, что ему не терпится поскорее заключить соглашение. В начале мая Довгалевский сказал, что Бертло уже пытается уклониться от взятых на себя в ходе переговоров обязательств. Полагаться на французские обещания нельзя, даже если их зафиксировали стенографисты. Французы часто меняют свою позицию [37] . Франция также явно не доверяла СССР. Сотрудники французского МИД сомневались, что СССР на самом деле хочет улучшить отношения с Францией. Скорее всего, Москва стремится всего лишь «разделять и властвовать» над капиталистическими силами, чтобы завоевать благосклонность прессы на Западе [38] . Франция не замечала сигналы СССР? Или была слишком слепа, чтобы их увидеть?

37

В. С. Довгалевский — М. М. Литвинову. 3 мая 1931 г. // Документы внешней политики (далее — ДВП): в 26 т. М., 1968. Т. XIV. С. 306–309; В. С. Довгалевский — Н. Н. Крестинскому. 1 июня 1931 г. // Там же. С. 358–361

38

Note pour Monsieur le secretaire general. Europe ns. 20 April 1931. MAE URSS/1006. P. 16–21.

Британский посол в Москве сэр Эдмонд Овий заявил, что в советской политике появилась новая «тенденция», направленная на «сотрудничество с другими странами». Литвинов даже конфиденциально подтвердил это изменение, но сказал, что, если новость просочится в прессу, он даст официальное опровержение [39] . Эрбетт явно прозевал изменения в советской политике, как и многие другие сотрудники МИД Франции. Поэтому было очень непросто заключить соглашение в Париже.

Довгалевский считал, что Бертло отступает из-за враждебности Министерства финансов и Банка Франции. Министерство твердо стояло на своем: никаких кредитов и никакой страховки на торговлю с СССР. По словам министра финансов Пьера-Этьена Фландена, что касается кредита, СССР, очевидно, просит «слишком много». Довгалевского надо было спустить с небес на землю: до решения вопроса с долгами любое соглашение с СССР может быть заключено лишь в ограниченном объеме [40] . Возможны были лишь частные соглашения о кредите, и то Банк Франции вел себя «очень сдержанно» [41] . Можно предположить, что банкиры забыли о том, что это правительство Пуанкаре в 1927 году отвергло советское предложение погасить царские кредиты. Это был самый щедрый поступок СССР из всех за межвоенный период. Если соглашение так и не было подписано, то винить в этом французы могли только себя.

39

Ovey. No. 343. 30 June 1931. N4721/393/38; Ovey. No. 126, very confidential. 27 July 1931. N5256/393/38. TNA FO 371 15612.

40

Reunion chez M. Flandin. 30 May 1931. Paris, Ministere des Finances (далее — MF) B32015; Flandin to Briand. No. 705–750. 2 June 1931. Ibid.

41

J.-J. Bizot. [sans titre]. Senior Finance official. 3 June 1931. MF B32015.

В самом Министерстве иностранных дел Франции не могли прийти к согласию относительно налаживания отношений с Москвой. Бертло сказал Довгалевскому, что французская политика изменилась главным образом благодаря его вмешательству. Позже, по словам Бриана, именно он требовал реализации новой инициативы, а Бертло не всегда выступал за улучшение отношений, хотя вроде бы теперь уже смирился [42] . Бертло иногда хвастался обострением отношений с Москвой, так что, возможно, стоило верить Бриану.

42

В. С. Довгалевский — Н. Н. Крестинскому. 21 апреля 1931 г. // ДВП. Т. XIV. С. 254–258; Стенограмма встречи М. М. Литвинова с А. Брианом. 26 мая 1931 г. // Там же. С. 350–352.

И Бриан, и Бертло пытались заверить советских дипломатов, что Франция благосклонно к ним настроена, но с учетом прошлого опыта СССР относился к этим словам с большим скептицизмом. Как сказал Бриан Литвинову в конце мая, прекращение переговоров в 1927 году было ошибкой Пуанкаре, но он надеется, что политические и экономические отношения улучшатся. Чтобы продемонстрировать свое расположение, Бриан спросил, не будет ли советское правительство возражать против того, что Эрбетт останется на должности посла. Литвинов пришел в ужас. Он напомнил Бриану о том, что СССР уже давно выражал свои опасения насчет Эрбетта и что из-за него могут быть неприятности. Бриан ответил, что тогда поищет кого-то другого [43] . «Слава богу», — скорее всего подумал Литвинов.

43

Отчет о беседе М. М. Литвинова с А. Брианом. 26 мая 1931 г. // ДВП. Т. XIV. С. 350–352.

Довгалевский ожидал, что переговоры будут тяжелыми. Так и вышло. Первая встреча прошла в июне 1931 года. Стороны изложили свои основные цели. Франция хотела значительно улучшить баланс внешней торговли и добиться погашения всех долгов, потому что иначе парламент откажется ратифицировать долгосрочное торговое соглашение. Представители СССР предлагали временный вариант. Они были готовы увеличить объем промышленных заказов, но на условиях соответствующего кредита и с учетом решения вопроса правового статуса советской торговой миссии во Франции [44] . Этого было достаточно для того, чтобы 16 июля аннулировать октябрьские указы, однако переговоры длились все лето и всю осень, поскольку никак не получалось добиться результата из-за сложностей, связанных с кредитным вопросом. Что касается Бриана, то он сдержал слово насчет Эрбетта. Его отправили в Мадрид и заменили на профессионального дипломата Франсуа Дежана.

44

Comite franco-sovietique d’experts, seance du 5 juin 1931. MAE Relations commerciales (hereinafter — RC). Russie/2052, dos. 1.