Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.
Шрифт:
Кольер, глава Северного департамента МИД Великобритании, заметил смену советских настроений, но отнесся к этому весьма надменно. «Мы не французы, — заметил он, — и не нуждаемся в их [СССР. — М. К.] поддержке; а теперь они начинают нуждаться в нашей [выделено в оригинале. — М. К.] поддержке с целью закрепить территориальный статус-кво, и поэтому сейчас вероятность того, что в ближайшем будущем они не станут действовать в ущерб нашим интересам, мягко говоря, выше, чем в предыдущие годы». Его начальник сэр Ланселот Олифант выразился более оптимистично: «Если Советы начнут вести честную игру, мы без всякого ущерба для себя можем оказаться с ними в одном лагере… Если они чувствуют угрозу от Японии на Востоке и Германии на Западе, вероятнее всего, они будут играть с нами в открытую, руководствуясь принципом “Они любят Бога, которого боятся”» [701] . Олифант имел в виду, что большевики, оказавшись в беде, непременно призовут в союзники бывших врагов.
701
Minutes by Collier. 1 Jan. 1934; Oliphant. 2 Jan. 1934. N1/1/38, TNA FO 371 18297.
Благодаря улаживанию скандала с «Метро-Виккерсом» возобновились англо-советские отношения, что, в свою очередь, позволило 16 февраля 1934
702
Запись беседы И. М. Майского с лордом Р. Сесилом. 5 февраля 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 110–113.
703
Minutes by T. A. Shone and R.G. Howe. 19 Feb. 1934. N1069/16/38, TNA FO 371 18303.
704
Oliphant’s minute. 14 Feb. 1934. N1116/16/38, TNA FO 371 18303.
Майский, судя по всему, и не догадывался, как утомило британский МИД советское посольство, и он в разговоре с Москвой поднял вопрос о заключении с Великобританией пакта о ненападении. Он полагал, что надо подождать, пока торговое соглашение не получит достаточную поддержку, и уже тогда решать, делать ли британскому правительству официальное предложение [705] . Майский считал, что положительный исход инцидента с «Метро-Виккерсом» и новое торговое соглашение — это поворотный момент в англо-советских отношениях. Этим идеям начинали симпатизировать даже консерваторы. Признание от США, улучшение отношений с Францией и Италией — все это были шаги в правильном направлении, однако немаловажным движущим фактором для СССР оставалась победа над германским гитлеризмом. Враг моего врага должен быть моим другом (или, как говорят русские, лучшее — враг хорошего) — по словам Майского, этим принципом руководствовалась широкая британская общественность, включая «более умеренных консерваторов болдуиновского типа». Другими словами, писал он, «поскольку гитлеровская Германия кажется названным кругам более непосредственной опасностью для европейского мира, чем СССР, постольку в данный момент они готовы мягче и доброжелательнее отнестись к стране пролетарской диктатуры». Майский даже слышал от парламентария-консерватора Роберта Бутби, в меру симпатизировавшего СССР, что к данной точке зрения склоняется сам несгибаемый Уинстон Черчилль: «Мировая ситуация принимает такой характер, что, пожалуй, придется занять более дружественную позицию по отношению к Вашим друзьям [то есть СССР. — М. К.]» [706] . Вот уж действительно, враг моего врага — мой друг, даже для Черчилля.
705
И. М. Майский. 24 февраля 1934 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 9. П. 35. Д. 7. Л. 10–13.
706
И. М. Майский — М. М. Литвинову. 24 февраля 1934 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 9. П. 35. Д. 7. Л. 19–41.
В начале марта глава бюро НКИД Евгений Рубинин имел беседу с Ноэлем Чарльзом, британским поверенным в Москве, и вроде бы эта беседа подтвердила слова Майского о том, что взгляды британской правящей элиты поменялись. По мнению Рубинина, решающую роль сыграло заключение торгового соглашения. Чарльз был недоволен тем, что советская пресса выставляет Лондон в черном свете, Рубинин же советовал не придавать большого значения таким статьям. Ему виделись две тенденции в британской политике по отношению к СССР: позитивная, примером которой могло служить торговое соглашение, и негативная, примерами которой были «письмо Зиновьева» в 1924 году и налет на АРКОС в 1927 году. «К сожалению, — вынужден был признать Рубинин, — эта последняя тенденция довольно часто одерживает верх и это, естественно, оставляет определенный след в сознании советской общественности».
Чарльз согласился с этим наблюдением насчет двух тенденций. «Он убежден, однако, что вторая тенденция не имеет сейчас в Англии большого влияния… В Англии преобладает стремление жить в мире с Советским Союзом». Но затем Чарльз вновь вернулся к теме оголтелой пропаганды в советской прессе; он говорил, что, пока эти нападки не прекратятся, не будет «подлинного сближения с СССР». В этом поединке, утверждал он, у СССР преимущество, поскольку британское правительство не может ответить тем же способом. Здесь Чарльз, конечно же, наивно заблуждался, ведь Департамент печати при желании мог заставить прессу опубликовать что угодно. Рубинин вернул разговор в русло НКИД: «Нам не стоит входить в оценку внутреннего строя, существующего в наших странах, тем более что это не может иметь никакого влияния на взаимоотношения между нами». Советское правительство, продолжал Рубинин, улучшило свои отношения с Соединенными Штатами и Францией, что же мешает установить такие отношения с Великобританией? Для сближения нужна была точка соприкосновения. Он предложил сойтись на политической заинтересованности стран в укреплении мира. На языке советской дипломатии это означало наращивание коллективной безопасности перед лицом нацистской Германии. Здесь Чарльз согласился: «Посольство со своей стороны готово приложить все усилия в этом направлении» [707] .
707
Дискуссия Е. В. Рубинина с советником посольства Великобритании Н. Чарльзом. 9 марта 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 97. Д. 18. Л. 67–69.
Встреча Майского с Джеймсом Гарвином
В начале марта Майский следил за дебатами в Палате общин по ратификации торгового соглашения и доложил в Москву о том, что все прошло хорошо. Среди членов Консервативной партии, решил он, все больше преобладают «антиавантюристские реалистические настроения» [708] . В том же месяце Майский впервые встретился с Джеймсом Л. Гарвином — редактором воскресной
лондонской газеты «Обсервер», широко известным человеком. Гарвин рассказал много интересного — настолько много, что Майский посвятил этому восьмистраничный доклад, который лег на стол Сталину. Обсуждение проходило у Гарвина в загородном доме, куда Майский прибыл в воскресенье в сопровождении жены Агнии. За обедом и пятичасовым чаем присутствовал только Гарвин и члены его семьи, поэтому можно считать, что все происходило в узком семейном кругу. Присутствовали дочь Гарвина Виола, еще одна его дочь, имя которой не упомянуто, но известно, что она проживала во Флоренции, а также приемный сын Оливье Вуд, студент Оксфорда. Именно на таких «интимных» мероприятиях, как утверждает Майский, наиболее откровенно говорили о политике и международных отношениях.708
И. М. Майский — в НКИД. 2 марта 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 167–168.
В тот воскресный день в марте 1934 года важной темой была Германия. У Гарвина были личные причины недолюбливать и даже ненавидеть немцев: его единственный сын погиб в 1916 году в битве при Сомме. Гарвин, как утверждал Майский, воспринимал гитлеровскую Германию крайне враждебно: «Он считает, что германский национал-социализм является дикой, человеконенавистнической и весьма опасной теорией» (эти слова были подчеркнуты Сталиным). «Майн кампф» он называл «евангелием ненависти к другим расам и народам». Оказывается, книгу Гитлера читал не только Литвинов. Как и нарком, Гарвин не верил ни единому слову Гитлера о мире и безопасности. «Это всего лишь маневр, — говорил Гарвин. — Гитлеру нужно выиграть время для того, чтобы вооружиться, и пока он готов уверять все другие народы в своих добрых чувствах и в своей готовности отказаться от войны как орудия политики. Цена всем пактам о ненападении, которые подписал или подпишет Гитлер, — грош. Они будут нарушены Германией, как только она почувствует себя для этого достаточно сильной». С точки зрения Гарвина, лучшим доказательством двуличности Гитлера была «Майн кампф», которая продавался по всей Германии миллионными тиражами и на которой взращивалось новое поколение немецкой молодежи. Еще одно доказательство: «Не менее важный факт — быстро идущее перевооружение Германии». И эти строчки Сталин также выделил карандашом. Гарвин не переставал твердить: «Гитлеровская Германия — величайшая опасность для мира». Снова видим на этих словах пометку Сталина. «Германия мечтает о мировом господстве». Литвинова и Сталина в этом убеждать было не надо.
Когда заговорили о Японии, враждебности у Гарвина не поубавилось: он утверждал, что Япония — не меньшая угроза миру, чем Германия, и рано или поздно Англия вступит с Японией в конфликт.
Еще одна опасность — Германия и Япония образуют военный союз или просто сблизятся с целью противодействия СССР. Гарвин подозревал, что Польша уже имела «какую-то секретную договоренность с Германией о совместных действиях против СССР на предмет захвата советской Украины и Литвы». Эти строки из отчета Майского также подчеркнуты Сталиным. После прочтения публикаций Гитлера и Альфреда Розенберга не оставалось сомнений, что у Германии готов и проработан план экспансии на восток. Да, есть вещи, которые следует принимать всерьез. Гарвин рекомендовал СССР вооружиться до зубов, дабы иметь возможность отразить нападение и с востока, и с запада. Только так, с его точки зрения, можно было умерить пыл агрессоров и гарантировать мир. Эти строки Сталин также подчеркнул. Гарвин явно хотел передать для Москвы важное сообщение — что ж, как видим, в Кремле его изучили и надлежащим образом прокомментировали.
Под конец Майский задал неизбежный вопрос: что будет делать Англия, если Гитлер нападет на Францию? Гарвин тут же ответил, что Англия встанет на защиту: бросив французов, Англия подпишет себе смертный приговор. В качестве наилучших гарантов мира и безопасности Гарвину представлялась «большая пятерка»: Соединенные Штаты, Англия, Франция, СССР и Италия. К этому союзу должны были примкнуть также малые и средние страны. Это должен быть «блок мира», на который Германия и Япония попросту побоятся напасть. И вновь на тексте отметка Сталина: «Заговорили и о Лиге Наций». Гарвин высказал мнение, что вступление в организацию Соединенных Штатов и Советского Союза способствовало бы ее укреплению, а «блоку мира» дало бы возможность действовать в границах Лиги. Наконец, Майский заметил, что судьба «большой пятерки» напрямую зависит от улучшения англо-советских отношений. Гарвин согласился [709] . Советская стратегия была понятна: скандал с «Метро-Виккерсом» привел к задержке внедрения системы коллективной безопасности, и Майский хотел во что бы то ни стало наверстать упущенное.
709
Дискуссия И. М. Майского с Дж. Гарвином о международной обстановке. 24 марта 1934 г. // РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 291. Л. 11–18, опубл.: Вторая мировая война в архивных документах. 1934 г. URL:(дата обращения: 29.11.2023).
Недоверие в Министерстве иностранных дел
Услышанное за воскресным обедом у Гарвина, вероятно, очень воодушевило Майского. Вот только взгляды Гарвина разделяли в Англии далеко не все, и в самую последнюю очередь — британский МИД. Двумя неделями ранее советское правительство через британское посольство в Анкаре попробовало закинуть Лондону удочку о том, что желает улучшения отношений. Посол Великобритании в Анкаре сэр Перси Лорейн воспринял эту идею без энтузиазма. Он напомнил турецкому министру иностранных дел, «что среди значительной части английской общественности господствует мнение, что все политическое устройство и идеология Советской России — это порождение сатаны, и в моей стране это мнение нельзя сбрасывать со счетов».
Посол совершил ошибку, замечает в своем дневнике премьер-министр Рамсей Макдональд: выпад Лорейна наверняка дойдет до Москвы и попадет в советскую прессу. Тем не менее министр иностранных дел Саймон предостерег Лорейна от поспешного вступления в переговоры с советским правительством и посоветовал подождать, «пока они не продемонстрируют готовность прекратить нападки и пропаганду, которые Коминтерн продолжает на нас выливать, а также провести с нами встречи по ряду важных вопросов… решению которых они до сих пор упорно препятствуют». Следующий ход за советским правительством, подчеркнул он [710] . Эту мысль Кольер донес до Майского 22 марта на приеме у советской стороны, на который его пригласили телеграммой. Майский ответил, что «всеми силами пытается сделать так, чтобы торговое соглашение стало отправной точкой общего сближения». Тем лучше, ответил Кольер, но зачем же, как говорится, «скрывать свои чувства»? Должно же советское руководство, если долго тыкать его носом, понять, что от него требуется. Шутку поддержал постоянный помощник секретаря Ванситтарт: «Сообщите [Дугласу] лорду Чилстону [новому британскому послу в Москве. — М. К.], чтобы он при удобном случае по назиданию г-на Кольера потыкал их там носом» [711] .
710
Loraine. No. 12 saving. 22 Feb. 1934. N1316/16/38; Simon to Loraine. 29 March 1934. N1617/16/38, TNA FO 371 18303.
711
Minutes by Collier. 23 March 1934. N1082/120/38, and 26 March 1934, N1699/120/38, TNA FO 371 18316; Vansittart. 28 March 1934. N1082/120/38, ibid.