Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Вообще-то Майский отправил в Москву две записи беседы: одна представляла собой телеграмму, другая — многостраничную депешу. Телеграмма весьма лаконична и отражает лишь общих ход беседы [733] . В депеше больше подробностей, приводятся слова и Майского, и Ванситтарта. Отчет британского МИД об этой встрече также был отправлен депешей с порядковым номером, отправителем был Саймон, адресатом в Москве — Чилстон. Любопытно, насколько разнится в двух отчетах оценка этой встречи. Разумеется, полностью исчезло упоминание леди Ванситтарт, сдвинувшей дело с мертвой точки. Отсутствуют продолжительные обсуждения на тему опасности Японии и нацистской Германии. Читая британский отчет, невозможно понять обеспокоенность Советского Союза по поводу исходившей от двух упомянутых государств угрозы безопасности.

733

И. М. Майский — в НКИД. 3 июля 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 436–437.

Эта мысль проходит разве что вскользь. «Есть два момента, — сообщил Майский, — которые вызывают подозрительное отношение к британской политике у него на Родине, и это Япония и Германия». То есть про страхи СССР перед угрозами безопасности с востока и запада сказано настолько подспудно, что можно и не догадаться. Про «Майн кампф» также не упоминается. Нет и свидетельств солидарности Ванситтарта с выдвинутой Майским оценкой японской и германской угрозы миру и безопасности в Азии и Европе. Из мидовского отчета эта мысль практически изъята, что лишь подтверждает обозначенную Майским в своем отчете мысль о разнице политических взглядов Ванситтарта и Саймона. В свою очередь, Ванситтарту свои взгляды насчет этих двух угроз было неловко афишировать перед членами кабинета.

Майский не уделял должного внимании жалобам Ванситтарта на статью в советской печати; Ванситтарт — наоборот. Он писал о «зловещих подозрениях» Майского насчет британской политики, как если бы они возникли на пустом месте в результате паранойи, а не по итогам контактов с британскими властями по всему свету. Темы вступления СССР в Лигу Наций и британской позиции по поводу «Восточного Локарно», а также редакционной политики «Таймс» в отчете МИД отражены, и здесь мы не видим большой разницы между двумя документами. Майский проявляет инициативу, чего-то требует; Ванситтарт в разговоре более пассивен: ему предлагают контактировать чаще и продуктивнее — он соглашается [734] . Майский спешит открыть людям правду; Ванситтарт, напротив, напускает тумана в наиболее важных вопросах: например, вуалирует свои взгляды на Японию и нацистскую Германию и свое восприятие совместных англо-советских интересов, которое у него и у Майского совпадало.

734

Simon to Chilston. No. 352, confidential. 18 July 1934. N4029/16/38, TNA FO 371 18305.

Встреча произвела на Майского сильное впечатление, поэтому он отправил Литвинову еще одну депешу. «Прежде всего, считаю необходимым отметить, что данная беседа, насколько могу судить, является первой в своем роде в истории наших взаимоотношений с Англией. Возможно, что в периоды лейбористских кабинетов аналогичные беседы бывали (хотя я в этом не вполне уверен), но совершенно несомненно, что такой беседы, какую я только что имел с Ванситтартом, до сих пор не было и не могло быть при господстве консервативного правительства. Несомненно, что обстановка, тон и содержание самой беседы знаменуют собой известный сдвиг в благоприятную для нас сторону в настроениях британского правительства, ибо я не допускаю мысли, чтобы Ванситтарт решился вести со мной подобный разговор на свой страх и риск. Надо полагать, что он предварительно советовался с членами правительства, во всяком случае, с Болдуином».

Майский также упорно полагал, что между Ванситтартом и Саймоном существуют политические разногласия. Он сослался на июньский разговор с Саритой за обедом, но утверждал, что слышал мнения, подобные этому, и от других:

«Суть этих разногласий вкратце сводится к следующему: Саймон — прояпонский и пронемецкий, Ванситтарт — профранцузский и антинемецкий, а наряду с этим и антияпонский (или осторожнее — с большой опаской относится к Японии). Аппарат Форин-офиса, главой которого является Ванситтарт, в основном разделяет точку зрения последнего. Между Саймоном и Ванситтартом давно уже идет борьба. Тот факт, что Ванситтарт решился вести со мной такую беседу, какую он вел, свидетельствует, на мой взгляд, о том, что, очевидно, линия Ванситтарта начинает побеждать в кабинете линию Саймона. Поведение же жены Ванситтарта на завтраке заставляет думать, что, по мнению Ванситтарта, дни Саймона как министра иностранных дел сочтены».

В то же время Майский не мог понять, когда именно Ванситтарт говорит, следуя указаниям кабинета, а когда выражает собственное мнение. Будет интересно, писал Майский, дождаться публичных заявлений в прессе по поводу британской политики, которые Ванситтарт согласился организовать. «Поживем — увидим», — заключает он. Рассуждая о перспективах англо-советских отношений, Майский руководствовался именно этим девизом. Он указывает на признаки улучшения англо-советских отношений, но замечает, вторя словам Ванситтарта, что необходимо разрешить затянувшийся спор вокруг Ленских приисков [735] . Учитывая, что в собственном отчете о встрече 3 июля Ванситтарт старался скрыть свою точку зрения и нивелировал германскую и японскую угрозу, можно сделать вывод, что он в беседе выражал не чье-то мнение сверху, а свое собственное.

735

И. М. Майский — М. М. Литвинову. 10 июля 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 97. Д. 19. Л. 42–44.

Так или иначе, Ванситтарт, как и Майский, был удовлетворен июльской встречей. «Г[осподи]н Майский заявляет, что его страна активно и всерьез настроена на сближение Англии и СССР и улучшение отношений, — пишет Ванситтарт. — Этот настрой, конечно же, во многом продиктован страхом перед Германией, Его Превосходительство был на этот счет предельно откровенен». А судя по отчету Майского, откровенен был и Ванситтарт [736] . Слова надежды на улучшение двусторонних отношений Ванситтарт и Майский вкладывают в уста друг другу — для большей убедительности в глазах скептически настроенного начальства, особенно когда каждому из них приходится сделать шаг в сторону от инструкций или политики собственного государства.

736

Simon to Chilston.No. 352, confidential. 18 July 1934. N4029/16/38, TNA FO 371 18305.

Спустя неделю после встречи Ванситтарта и Майского в Лондон приехал министр иностранных дел Франции Барту — просить поддержки Великобритании в вопросах принятия СССР в Лигу Наций и подписания Восточного пакта безопасности. Читатели помнят, что поездка Барту была удачной. Ванситтарт известил об этом Майского. Посол Франции в Лондоне Корбен сообщил Майскому, что ожидал с британской стороны большего неприятия в адрес французского курса, но ожидания не оправдались, и он уехал после встреч, будучи «очень довольным результатами» [737] . Майский писал: «Барту сумел хорошо использовать свой шанс. Мне известно, что он поставил вопрос перед британским правительством чрезвычайно круто: либо Вы поддержите пакты безопасности (Восточный и франко-советский), либо в самом недалеком будущем Вы будете иметь франко-советский альянс. Это подействовало и заставило английский кабинет выступать в пользу пактов. А такое выступление, в свою очередь, уже неизбежно влекло за собой известное смягчение в англо-советских отношениях» [738] . Это один из тех нечастых за 1930-е годы случаев, когда глава французского МИД показал свою несгибаемость на переговорах с англичанами. 13 июля, на следующий день после разговора Майского с Корбеном, Саймон сделал заявление в Палате общин о том, что, ни много ни мало, британское правительство будет приветствовать вступление СССР в Лигу Наций. Другие консерваторы высказались за улучшение англо-советских отношений. Неужели Майский прав и в консервативных кругах Британии действительно произошел сдвиг?

737

Запись беседы И. М. Майского с Р. Ванситтартом. 12 июля 1934 г. // ДВП. Т. XVII. С. 466–468; И. М. Майский — М. М. Литвинову. 12 июля 1934 г. // Там же. C. 468–469.

738

И. М. Майский — Н. Н. Крестинскому. 24 июля 1934 г. // АВПРФ. Ф. 010. Оп. 9. П. 35. Д. 7. Л. 111–119.

Майский и Ванситтарт снова встретились 18 июля. Они повторили сказанное 3 июля, подтвердив настрой своих правительств на улучшение отношений. Ванситтарт вновь заверил Майского в том, что отношения Великобритании с Германией и Японией не направлены против СССР, и пожаловался на соответствующие обвинения в советской печати. Кампания по очернению Лондона развязывает руки тем журналистам и парламентариям, которые стремятся помешать англо-советским отношениям. Британское правительство не возражает против здоровой критики в советской прессе, но обвинять британское правительство в разжигании войны против СССР — это было уже слишком.

«Я понимаю ваше желание, — отвечал Майский, — но считаю необходимым отметить, что всего лишь две недели тому назад я имел случай в первый раз услышать из уст ответственного представителя Форин-офиса изложение точки зрения британского правительства на важнейшие проблемы международной политики». Перед этим Майский заявил, что вынужден в качестве источников информации использовать газеты или отчеты третьих лиц. Должно пройти время, прежде чем советская общественность заметит перемены в британской политике. История англо-советских отношений породила значительное взаимное недоверие. Оно «не может исчезнуть сразу, в один день». Начнут спрашивать: «А надолго ли это [сдвиг в британской политике. — М. К.]? Это лишь временный маневр?» Так что не ожидайте чуда, сказал Майский.

Конечно же, подобные комментарии про советскую политику исходили от сотрудников британского МИД, хотя Ванситтарт об этом не говорил. Он лишь попросил Майского задействовать свое влияние и призвать Москву проявить благоразумие. Ванситтарт заявил, что верит в приверженность Майского идеям англо-советского сближения, а советский посол, в свою очередь, записал, что также убежден в аналогичном настрое Ванситтарта [739] . «Хочу думать, — писал Литвинов в ответ на результаты первой встречи Майского, что заявления Ванситтарта — «искренни и без задней мысли» [740] . Очевидно, в это хотел верить и Саймон, не случайно он изложил Чилстону основные пункты из разговора Ванситтарта с Майским и усилил формулировку Ванситтарта о том, что «мы, официальные лица, вполне готовы» к улучшению отношений, убрав «официальные лица» и заявив просто «мы готовы» [741] . Если изначально Саймон и Ванситтарт расходились во взглядах на британскую политику в отношении СССР, то теперь этих расхождений не наблюдалось. 25 июля, спустя пять дней после того, как Саймон написал записку Ванситтарту, в Австрии нацисты убили канцлера Энгельберта Дольфуса — еще одно свидетельство опасности нацистского режима, бывшее для Ванситтарта и Майского совершенно излишним.

739

Дискуссия И. М. Майского с Р. Ванситтартом. 18 июля 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 97. Д. 19. Л. 52–57, опубл.: ДВП. Т. XVII. С. 484–488; Майский И. М. Дневник дипломата. Лондон. 1934–1943: в 2 кн. Кн. 1: 1934 — 3 сентября 1939. М., 2006. С. 12–13 (запись от 18 июля 1934 г.). См. также: The Complete Maisky Diaries, 3 vols / ed. G. Gorodetsky. New Haven, CT: Yale University Press, 2017. Данная работа содержит ссылки исключительно на русское издание.

740

М. М. Литвинов — И. М. Майскому. 19 июля 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 97. Д. 17. Л. 22–24, опубл.: ДВП. Т. XVII. С. 489–490.

741

Simon’s minute. 20 July 1934; Vansittart to Chilston. 24 July 1934. N4027/16/38, TNA FO 371 18305.