Рискованная игра Сталина: в поисках союзников против Гитлера, 1930-1936 гг.

Эту логику рассуждений Майский и привел в качестве подтверждения улучшения англо-советских отношений. Мы видим, что позиция Стрэнга существенно поменялась со времени скандала с «Метро-Виккерс», при том что с тех пор прошло меньше года. В продолжение разговора они подняли тему Японии. Стрэнг спросил «несколько нерешительно», имело ли влияние признание Советского Союза Соединенными Штатами на советско-японские отношения. «Я ответил, — заметил Майский, — что несомненно имело, и что данный акт сближения между двумя великими тихоокеанскими державами несколько отрезвит кое-какие милитаристские головы в Токио». А если говорить об англо-советском сближении, подхватил Стрэнг, «слегка осмелев», окажет ли оно благотворное влияние на Дальнем Востоке? «Я ответил, — продолжал Майский, — что сближение двух таких великих держав, как СССР и Великобритания, если бы оно стало совершившимся фактом, имело бы чрезвычайно большие последствия для укрепления мира во всем мире, в частности и на Дальнем Востоке. Стрэнг заявил, что он тоже так думает и при этом стал с горечью жаловаться на необычайные бесцеремонность и агрессивность Японии».

Из сделанной Майским записи разговора можно сделать вывод, что в нем участвовал только Стрэнг. На самом деле на встрече были и другие представители британского МИД: Кольер, Фрэнк Эштон-Гваткин, Эдуард Халлет Карр. И в их присутствии встал вопрос, сколь долгосрочным может быть мир. Только представьте: Майский за столом с мидовскими клерками обсуждает, когда придет конец мирному времени. Большинство полагало, что через пять лет; Карр, который в будущем стал знаменитым историком, назвал более оптимистичный срок — 10 лет. Между Карром и Кольером со Стрэнгом вспыхнул спор, в ходе которого было решено, что «Карр предается совершенно необоснованному оптимизму». Все гости были «совершенно единодушны в проявлении большой тревоги в отношении Японии и ее намерений на Дальнем Востоке. Все вместе и каждый персонально они подчеркивали, что японская угроза является сейчас наиболее актуальной и наиболее трудно разрешимой проблемой для Великобритании» [720] . Про нацистскую Германию в этом разговоре никто и не вспомнил.

720

Дискуссия И. М. Майского с П. Кольером и У. Стрэнгом. 5 мая 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 97. Д. 18. Л. 187–189.

Майский далеко не всегда поднимал в своих отчетах дипломатические вопросы «жизни и смерти». Он также присутствовал на вечере в британском МИД, и этот факт должен был служить для советского посольства знаком, что отношения нормализуются. Во время скандала с «Метро-Виккерсом» советская миссия подверглась частичному бойкоту, и Майского на светские рауты звать перестали. Но за неполный год многое изменилось. Для Майского ужины и приемы были излюбленным поводом вступить в беседу с британцами, поскольку он был человеком общительным и умел разговорить любого. На таких светских вечеринках люди чувствуют себя свободнее, их раскрепощают виски и вино. И вот в начале июня после одного такого обеда в МИД дипломаты устроили сборище в импровизированной курительной комнате. Саймон, обходя гостей, в конце концов заговорил с Майским. «Начал, как водится, с погоды». Саймона такое начало устроило. В Англии стояла засуха, что не очень-то волновало главу МИД. По словам Майского, потом он поднял тему, отчасти связанную с политикой. Удивительно, но, похоже, Саймон и советский посол оказались людьми с очень похожим чувством юмора. Была ли эта их встреча предвестником сближения?.. Пусть обо всем расскажет Майский:

«Потом он [Саймон] перешел на политику. Вспомнил Женеву и вдруг, сделав драматический жест обеими руками и схватившись за голову, воскликнул: “Женева! Ах, это сейчас такое пустое, такое скучное место”. Еще через мгновение: “Г[осподин] Литвинов произнес в Женеве большую речь. Я всегда люблю слушать его речи. Он умеет шутить. Это единственный человек в Женеве, который умеет подарить вас хорошей шуткой. Вот, например, сейчас г[осподин] Литвинов сказал: конференция мертва, — так давайте ее увековечим! Разве это не первоклассная шутка?”».

Наш читатель шутку, может, и не оценит, но для дипломатов — знатоков Женевы это прозвучало очень хлестко. Во всяком случае (хотя, по мнению историков, вовсе не случайно) Саймон здесь приоткрывает нам не слишком очевидную сторону личности Литвинова. Майский тут же парировал: «Я внимательно посмотрел на Саймона и ответил: “Но Вы, сэр Джон, ведь тоже произнесли в Женеве речь… может быть, без шуток, но зато весьма увесистую. Конференции, пожалуй, от Вашей речи не поздоровится”. Саймон неопределенно развел руками, что можно было понять примерно так: каждый делает, что может».

Затем беседа перешла в более серьезное русло. Лордом-хранителем печати незадолго до этого был назначен Энтони Иден, молодой парламентарий и член Консервативной партии. По словам Майского, Саймону такое назначение было не по душе: он видел в Идене конкурента в борьбе за влияние на кабинет в вопросах внешней политики [721] . Об Идене речь зашла впервые, но, как скоро увидит читатель, этот человек в британско-советских отношениях сыграет важную роль, а Майский постарается наладить с ним личные отношения.

721

Дискуссии И. М. Майского за обедом в британском МИД. 4 июня 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 97. Д. 18. Л. 218–222.

Действительно, меньше чем через год после скандала с «Метро-Виккерсом» англо-советские отношения пошли в гору. 21 июня Ванситтарт организовал на квартире в Лондоне ужин для Майского. Присутствовала также и жена Ванситтарта Сарита; был Саймон без супруги; был парламентарий-консерватор Бутби; присутствовала дочь премьер-министра Ишбел Макдональд; также главный личный секретарь Саймона и бывший глава Северного департамента Хорас Джеймс Сеймур с женой. По правую руку от Майского посадили Сариту, слева — Саймона. «Это первый завтрак подобного рода за все время моего пребывания в Лондоне, — отмечал Майский, — и, видимо, знаменует собой маленький шаг вперед в деле установления более простых отношений между советским полпредством и Форин-офисом. Интересно посмотреть, что будет дальше». У Майского о Сарите сложилось весьма высокое мнение. «Я довольно долго беседовал с женой Ванситтарта, — сообщал Майский в Москву. — Она женщина очень неглупая, образованная и интересующаяся политикой. Во всяком случае, она в курсе всех важнейших политических событий. Настроение у леди Ванситтарт явно антигерманское и профранцузское. Она также относится довольно недружелюбно к Японии и заявила мне, что считает Японию величайшей угрозой для британских экономических интересов. Много говорила потом, как она боится войны и как ее муж озабочен вопросами сохранения мира. Он ищет сейчас пути и способы этого сохранения. Леди Ванситтарт расспрашивала меня также о тов[арище] Литвинове и наших планах и намерениях в области внешней политики. Я ей отвечал, что наши планы и намерения очень просты: мы хотим мира».

Все это было так, но негласная политика СССР, как читатели вскоре узнают, была значительно сложнее. В любом случае после позднего завтрака Майский довольно откровенно изложил ее сэру Роберту. «В разговоре я заметил, что общественное мнение в СССР в последнее время с известным беспокойством наблюдает за развитием британской политики. В наших партийных и советских массах широко распространено мнение, что Великобритания старается подтолкнуть на враждебные действия против СССР Японию и Германию, и что именно этим объясняется недружелюбное отношение британского правительства к проектам “Восточного Локарно”». Ванситтарт отреагировал на эти выпады с некоторым раздражением, недвусмысленно дав понять, что подозрения Советского Союза беспочвенны:

«Англичане хотят лишь одного — мира. Он, В[анситтарт], не может понять, как мы можем подозревать Англию в том, что она хочет развязать войну. Ему совершенно ясно, что, если бы началась война между Германией и СССР или Японией и СССР, то она не могла бы быть локализованной и рано или поздно захватила бы также и Великобританию. А Великобритания совсем не хочет войны, настроение британского населения крайне пацифистское. Однако, насчет “Восточного Локарно” В[анситтарт] ничего не сказал» [722] .

722

Дневник встреч И. М. Майского. 25 июня 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 97. Д. 19. Л. 8-16.

21 июня, в день, когда Майский с супругой обедали на лондонской квартире у Ванситтартов, Литвинов в Москве встретился с Чилстоном. Чилстон среди прочего поднял вопрос о комментариях в советской прессе и об избранном по отношению к Великобритании «нежелательном тоне». Не касаясь того, как представлен Лондон в политических карикатурах и на плакатах, он высказал возражения исключительно по поводу передовиц «Правды» и «Известий», где утверждалось, что Великобритания настраивает Германию и Японию против СССР. Эти утверждения, сообщил Чилстон, «не соответствуют действительности». Согласно докладу Литвинова посол сказал, что будет лучше, если мы повлияем на нашу прессу «с целью пресечения инсинуаций и смены антибританской окраски в публикациях». Чилстон признал, что в Лондоне антисоветского тона придерживаются британская пресса, а также деятели вроде лорда Джорджа Эмброуза Ллойда, известного прожженного консерватора, но добавил, что пресса и частные лица находятся в Великобритании вне правительственного контроля. В какой-то степени это было правдой, хотя если Департаменту печати нужно было «по неофициальным каналам» распространить то или иное сообщение, в «Таймс» и других изданиях у него всегда находились добровольные помощники. Удивительно, что нарком не ухватился за этот тезис, ведь он никогда не упускал случая сразить собеседника контрдоводом. Литвинов в дневнике написал, что «в Советском Союзе тоже нет контроля над прессой и нет цензуры». Судя по отзывам Литвинова в 1920-е годы о «наших ораторах», он был бы и рад ввести такой контроль. На советскую прессу жаловался также Чичерин [723] .

723

Carley M. J. Silent Conflict. P. 159–160, 273–274, 368, 412.

Но Чичерин был в отставке, а Литвинова роль прессы как-то не занимала. Он, однако, считал, что, когда, пусть не британское правительство, но влиятельные консерваторы вроде лорда Ллойда высказываются в пользу натравливания Японии и Германии на СССР, советская пресса должна непременно дать отпор. Литвинов в разговоре с Чилстоном, наконец, подошел к сути: «Дипломатические отношения между нами существуют только номинально, но не фактически». Откуда было советскому руководству знать мнение британского правительства по тому или иному интересующему его вопросу, если между странами не было прямых контактов? Советская пресса, как и всякая пресса в мире, собирает информацию из разных источников, строит версии и предположения. Литвинов явно не без удовольствия описывал этот разговор в своем дневнике. И добавил: «Я не вижу оснований вмешиваться в это дело, тем более, что я сам не могу исходить из каких-либо фактов или заявлений противоположного характера». Он также записал, что «недопустимо такое положение, когда английская пресса свободно лает на нас без всяких ограничений, а наша пресса должна быть заранее обуздана. Если улучшатся отношения между нами и Англией, к чему мы, во всяком случае, искренне стремимся, то и тон прессы сам по себе изменится» [ 724] . Последние слова были как бальзам, именно это послание Литвинов и адресовал британскому МИД.

724

Встреча с британским послом лордом Чилстоном. Дневник М. М. Литвинова. 21 июня 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 95. Д. 4. Л. 172–175.

724

Встреча с британским послом лордом Чилстоном. Дневник М. М. Литвинова. 21 июня 1934 г. // АВПРФ. Ф. 05. Оп. 14. П. 95. Д. 4. Л. 172–175.