Робеспьер. В поисках истины

Друзья Бильо снова поднимают колоссальный шум, среди которого слышатся крики:

— Вон! Вон!

Несчастный депутат, на которого заговорщики неистово бросаются, сначала старается себя защитить, уверяя в своей невиновности, но потом, видя грозящую ему опасность, быстро исчезает.

Пользуясь своим успехом, Бильо переходит прямо к обвинению Робеспьера.

— Этот человек, — кричит он во всё горло, — забрал в свои руки парижскую армию и осмелился поставить во главе неё недостойного Ганрио. Он не спросил для этого ни вашего, ни нашего согласия, а действовал самовольно. Он уверяет, что перестал ходить в комитет, потому чго комитет действует деспотически. Он лжёт.

Робеспьер вскакивает и хочет ответить со своего места, но ему не дают произнести ни одного слова.

— Да, вы лжёте, — продолжает Бильо, — вы потому перестали к нам ходить, что мы не согласны быть вашими сообщниками и помочь вам уничтожить свободу! Ваша цель — сеять между нами раздоры, истребить нас поодиночке и сосредоточить всю власть в своих руках. Вы окружаете себя только пьяницами и развратниками, вроде того секретаря, который украл 150 000 ливров и которого вы приютили под своим крылом! Вы — «неподкупный», вы, мозолящий всем глаза своей добродетелью и честностью!

Раздаётся смех, и Робеспьер презрительно пожимает плечами, считая унизительным отвечать на такое бессмысленное оскорбление.

Фуше громче всех смеётся и шепчет соседу:

— Умная, ловкая тактика! Молодец Бильо!

Оратор теперь взывает к патриотизму конвента и умоляет его принять меры для своей безопасности.

— Если вы не укротите этого безумца, — восклицает он в конце своей речи, — то вы все погибнете, потому что он отдаст в жертву гильотине всех, кто мешает ему достигнуть своих честолюбивых целей. Дело идёт о спасении конвента, о спасении Республики, о спасении Франции. Я требую, чтобы конвент объявил своё заседание беспрерывным, пока он не положит конец честолюбивым планам нового Катилины, который хочет сделаться тираном, предав нас всех смерти!

Раздаются громкие рукоплескания, и друзья Бильо восторженно машут платками.

Робеспьер поднимается со своего места и в сильном волнении кричит:

— Всё это ложь, и я это докажу!

Его слова заглушаются неистовыми криками:

— К порядку! К порядку!

— Я отвечу этому изменнику, — продолжает кричать Робеспьер и хочет пробраться к трибуне, но заговорщики заграждают ему путь и усиливают общую сумятицу.

— Тише! Тише! — слышится голос с председательского места.

Тюрьо заменил Коло д’Эрбуа и громогласно произносит:

— Никто не может говорить, пока я не дам ему права голоса.

— Я требую, чтобы меня выслушали, — восклицает Робеспьер, напрягая свой голос.

— Нет, я даю слово Вадье! — произносит председатель, звоня в колокольчик.

И на трибуне показывается Вадье.

— Да, да, пусть говорит Вадье! — произносят несколько голосов.

— Это низко! Это подло! — протестует Робеспьер.

— К порядку! К порядку!

— Граждане... — начинает Вадье.

Но Робеспьер не даёт ему говорить, требуя, чтобы его выслушали раньше.

— Заставьте, председатель, его замолчать! Мы хотим слушать Вадье.

Тюрьо звонит в колокольчик и приказывает Робеспьеру не перебивать Вадье.

— Слово Вадье! — произносит он.

Робеспьер снова покоряется судьбе и молча занимает своё место.

Мало-помалу водворяется тишина, и Вадье начинает говорить слащавым голосом.

— Граждане, только 22 прериаля я понял всё двоедушие этого человека, который скрывается под столькими масками и который, не имея возможности спасти друга от грозящей ему опасности, посылает его на эшафот...

Раздаются смех и рукоплескания.

— Если вы станете его слушать, — продолжает Вадье, — то он станет вам доказывать, что он единственный защитник свободы и его все преследуют. В сущности же он преследует всех...

— Слушайте! Слушайте! Верно! Верно!

— Он жалуется, что ему не дают говорить, а в сущности он только один и говорит. Его вечный аргумент: я лучший друг Республики, а такой-то смотрит на меня искоса, значит, он изменник Республики, так как я и Республика — одно!

Снова слышатся смех и одобрительные восклицания.

Робеспьер бросает вокруг себя презрительные взгляды. Но оратор ловко взял шуточный тон и, сделав смешной грозную фигуру Робеспьера, унизил его настолько в глазах колебавшихся депутатов, что они готовы были примкнуть к заговорщикам.

Однако Вадье, продолжая свою речь и увлекаясь успехом, пустился в мелочные подробности и стал рассказывать анекдоты о том, как агенты Робеспьера следили за членами Комитета общественной безопасности по ресторанам и кабачкам.

— И вы можете слушать такой вздор! — воскликнул Робеспьер, заметив, что конвент начинает утомляться болтовнёй Вадье, и желая возбудить в нём чувство достоинства.

Но Тальен понял опасность и бросился к трибуне с криком:

— Я прошу слова! Мы удаляемся от вопроса!

— Не бойтесь, я вернусь к вопросу! — отвечает Робеспьер, подбегая к трибуне с другой стороны. Но несколько депутатов, стоящих на ступенях, отталкивают его изо всех сил.

— Мы хотим слушать Тальена, Тальена!

— После меня! — кричит Робеспьер и с неимоверными усилиями поднимается на трибуну. — Несправедливые, гнусные судьи, неужели вы хотите слушать только моих врагов?..

— К порядку! К порядку! Тальен говорит! — слышится со всех сторон.

— Граждане! — начинает Тальен зычным голосом.

— Молчи, негодяй! — начинает Робеспьер в отчаянии.

— Арестуйте сумасшедшего! — произносит кто-то.

— Я хочу говорить! Я буду говорить! — произносит Робеспьер.

Несколько депутатов хватают его за руки. Тюрьо неистово звонит, и снова порядок с трудом восстанавливается.

— Маски сорваны! — начинает Тальен громовым голосом, пока Робеспьер, остановленный на ступенях трибуны многочисленными депутатами, с трудом переводит дыхание. — Вчерашняя речь, повторенная потом в Якобинском клубе, доказала нам, что за человек этот пресловутый патриот, который во время взятия Тюильри и ареста короля скрывался в своём логовище. Этот благородный гражданин, уверяющий в Комитете общественной безопасности, что он защитник угнетённых, составляет в тиши своего кабинета списки жертв, кровь которых запятнала храм новорождённой свободы!

— Слушайте! Слушайте!

— Но его мрачные планы теперь обнаружены, — продолжает Тальен, — мы свергнем тирана, прежде чем он зальёт кровью всю Францию. Продолжительная удача побудила его забыть осторожность. Он выдал себя в минуту торжества, когда ему оставалось только назвать себя королём! Я также был вчера в Якобинском клубе, и мне стало страшно за Республику, когда я увидел, какая громадная армия сомкнула ряды вокруг знамени этого нового Кромвеля. Я вызвал тень Брута, и если конвент не прибегнет к правосудию, чтобы низвергнуть тирана, я поражу его в самое сердце вот этим кинжалом.