Родная партия

– В вашем мире сексуальной революции не было, что ли?

– Ещё какая была…

– Тогда почему ты такой скованный?

– Лира, не забывай, что я всё-таки другой человек. Удобно сравнивать с тем самым “Андреем Ивановичем”, но такое сравнение не очень корректно.

– Ой да брось, – Лира ковырялась в своей сумке и напряженно что-то искала. – Считай, ничего серьезного между нами не было. Нет поводов для ревности.

– Так я и не ревную.

– А жаль, – из сумки на свет вышел стеклянный узорчатый флакон. – Ты стал лучше. Ты его лучшая версия.

– В каком плане?

– Во внешнем уж точно! Прежний Андрей меры не знал. Его чрезмерность сдерживали исключительно родители. Пить он так и не научился, а убивал в себе горе страшнее, чем это делают в далеком медвежьем углу.

Я поинтересовался, что за горе случилось с “Андреем Ивановичем”, но Лира словно проигнорировала вопрос. Вместо этого она взяла извлеченную из недр бесконечной сумки бутылочку, и, потирая ручки, захихикала:

– Сейчас будем купаться в розовом масле, как тогда в Париже!

– Погоди-ка, что значит будем? – у меня в груди похолодело от одной только мысли лежать с ней в ванне.

– Ну да. А ты думал, для чего приглашен?

– Чай пить, квартиру посмотреть, познакомиться ближе… – смущенно отвернулся к окну. – С того дня, как приехала в Москву, мы не можем нормально поговорить. Ведь ты мне совсем малознакома.

– Ну походи, посмотри, пока с ванной тут вожусь.

Дом Лиры был впечатляющ. Не просто сталинка, а именно одна из сталинских сестер. Я жил в квартире директора автозавода, просторной и удобной, но даже у нас не было такого потолка и роскоши… По советским меркам, конечно.

Очевидно, что чем выше потолок, тем больше твой номенклатурный статус. Папенька у моей “жены” влиятелен донельзя.

Лира имеет колоссальное преимущество перед всеми в номенклатуре. Если золотую молодежь куда-то приставляли, к каким-то едва заметным должностям, принуждая изображать труд, то у неё и должности толком не было. Когда я спросил её, что за командировка у неё была в ГДР, она громко рассмеялась:

– Это не командировка, это одна большая советская шутка! Чтобы я работала, просто немыслимое явление.

Полагаю, что за смехом скрывается правда – она работает в каком-нибудь торгпредстве под видом секретарши, перекладывает бумаги со стола на стол и всё свободное время вживается в полный ущемлений и тягот жизненный период Ленина в Швейцарии. Получает моя “жена” официальную зарплату на сберкнижку, а живет на широкую ногу благодаря конвертам. Вполне может быть, что она ещё вдобавок относится к зарубежной агентуре КГБ. Не хочется превращаться в параноика, но и любовь к творческой интеллигенции можно трактовать двояко.

Мне не пришлось долго размышлять над тем, каким образом у Лиры получился такой привилегированный статус. Внебрачный ребенок. Стыд для советской семьи, позорное нарушение морального кодекса строителя коммунизма. В общем, этические нормы номенклатура перед ликом советского народа будто бы соблюдает. Это стало понятно хотя бы потому, что “Андрей Иванович” пил только в специально отведенных местах, не попадаясь на глаза силовикам или простым москвичам, а Леонид его тайно из ресторанов вез домой и в час, и в два, и в три ночи…

Но за внешним фасадом, построенным для советского человека, можно было делать гораздо больше. Лира тому пример. Всё равно Суслова уже нет как три года. Некому сделать вежливое одергивание – с ритуалом положения партбилета на стол.

Если Лира родилась вне брака, то советскому чиновнику оставалось только укрыть её от партийно-чекистского надзора. Либо вовсе отказаться, сдать в детдом, чтобы растворилась в сиротской безнадёге. По какой-то причине истинный отец этого не сделал. Более того, полюбил её, взял под своеобразную по моим меркам опеку. Формально она вне семьи: не носит фамилии, отчество чужое, участие в жизни отца околонулевое. Чертовски сложная форма отношений между отцом и дочерью. Смог бы я так? Точно нет. Послал бы сразу.

Лира ни в чем не нуждалась, щелчком пальцев могла достать себе и вкусное, и дорогое, однако с отцом вживую общалась очень редко. На всякий случай, с той стороны держали ощутимую дистанцию. Даже на нашу свадьбу тесть, чье имя до сих пор одна большая загадка, не приехал, чем сильно разозлил Григория Максимовича.

Лира не расстроилась ни капли. Она всё понимает. Всё-таки у отца настоящая семья есть, жена, которая однозначно заревнует к сопернице.

Я очень мало знал свою “жену”, и отчасти приехал не столько поглазеть на квартиру, проникнуться вайбом сталинского лухари-стайла с видом на Котельническую набережную, сколько поговорить с Лирой. Просто. По-человечески. По-дружески.

– Лира, как насчет того, чтобы ты плавала дельфинчиком в ванной, а я рядом присяду на стульчик? Буду рисовать тебя.

– Умеешь рисовать?

– Не-а. Всё бывает в первый раз.

Лира сбросила халат. Я попытался изобразить на лице что-то вроде “Не удивлен, знакомо, ага, да-да, всё на месте”.

– Раздевайся и залезай, – одной ногой Лира уже вошла в горячую ванну. – Дверь ещё прикрой, пожалуйста.

– Лира, я полный аутист, – в растерянности встал стрелой. – Вот что ты этим мне хочешь сказать? Приглашение на секс?

– Вовсе нет, дурашка, – её тело погрузилось в воду, белая пена вспученной горой закрывала оголенные плечи и грудь.

– А если у меня будет не та реакция?

Лира сделала суровое лицо, даже наклонило чуть вперед голову:

– Андрей Григорьевич, немедленно прыгайте ко мне в ванну! Именем советской власти, приказываю: исполнять супружеские обязанности, а именно дружить, ласкать и веселиться.

С большим вздохом сбросил одежду. Высокая температура ущипнула ноги.

– Ой, а что ты от меня скрываешь? – она шлёпнула меня по рукам. – Будто я тебя не видела раньше!

– Ох, Лира, ты один сплошной поведенческий эксперимент…

Погрузился в воду. Мы смотрели друг на друга, а между нами большими облаками витала пена.

– В кипятке моешься, значит? – казалось, будто мое тело варится как у рака.

– Какой же ты неженка, я не могу, – Лира вылила розовое масло, сразу весь флакон. – Какое счастье, что нет во мне крови Понтия Пилата! Да расцветет букет алых роз в купальне! Боже, перед глазами вспыхивает Париж. Ах, город любимый, как же по нему скучаю.