Родная партия

— А что бы ты хотел?

— В тот момент? Я тогда планировал быстро сбежать, избежать конфликта и пропустить мимо ушей его нагон.

Лира смутилась.

— Что такое нагон?

— Это когда на тебя гонят. Претензии выражают.

— Ах, ясно. И что случилось потом?

— Он попытался напасть на меня.

— Ты ударил его?

— Нет.

— А как ты повлиял тогда на его смерть?

— Я же мог сбежать, например. Мог не разговаривать с ним, уйти с балкона. А в итоге замешкался. Уходить было поздно, когда решился.

Лира извлекла из портсигара сигаретку.

— А что дальше?

— Дальше только проблемы. Теперь у меня серьезные проблемы. Из-за меня могут пострадать и другие.

— Даже так?

— Ну да. Курочка, например.

— Он рядом там был?

— Да, пытался спасти дурака. Не сумел. Теперь больше меня впал в депру. Ещё Коля может пострадать, так как это его дача.

— А кто такой Коля?

— Друг Курочки, не из комсомольских. Я тоже узнал о нем только позавчера.

— Не слышала, чтобы у Сережи был такой друг, — сигаретка засветилась в огне зажигалки.

— Он промышляет спекулянтством. Сергей старается держаться подальше от подобного.

— Ну разумеется. Моральный кодекс строителя коммунизма. В действительности же наш Сережа имеет куда более ощутимые познания тёмной стороны морали.

Мы замолчали. Вода хлестала из крана в ванну.

— Лира, я не знаю, что мне делать.

— Ситуация не из легких. Пока следствие не завершат, ты вряд ли сможешь уехать из страны. Когда закроют, беги.

— Но я не хочу бежать.

Сигаретка прыгнула в хрустальную пепельницу.

— А ты не отказался от плана спасения мира? — Лира сделала вдох и нырнула под воду. — Ух! Какая же я глупая мартышка. Забыла макияж снять.

— Только хотел тебе сказать, — я смотрел, как комично расплывается тушь по её щекам.

— Вот такой у меня муж. Подлюка.

— Нет, не отказался. Мне сбегать нельзя.

— Тогда борись. Я могу тебе чем-то помочь?

В голове сразу родились три идеи. Первое. Просить её папу закрыть дело — навсегда, железно, чтобы исчезло само упоминание о произошедшем. Ему это под силу, наверное. Но захочет ли он мараться? А Лира? Ей ведь тоже будет неприятно. Второе. Просить пожить вместе. Сейчас мне нужна психологическая стабильность. Виктория Револиевна ещё может обеспечить что-то в таком духе, но у Григория Максимовича природный талант выбешивать по пустяку. Если до него дойдут слухи о случившемся, меня ждёт расспрос с пристрастием. Третье. Ускорить мое продвижение наверх. Ваня поработал инсайдером, а вот папа Лиры ещё ничего толком не сделал, судя по всему. Может поторопиться.

С другой стороны, я всё ещё жду информацию о сыне водителя. Ещё одна просьба может взбесить большого чиновника. Скажет ещё: “У, надоел, попрошайка! Не муж, а заноза” И будет прав. Впрочем, для чего же существуют покровительствующие родственники? В этом обществе столько подводных течений, что легко не всплыть, запутаться и утонуть. Помощь будет кстати.

Я взвесил самый катастрофический сценарий с реалистичным и оптимистичным. Риск велик, но пока не было вызова на допрос, стоит ли дергать за ниточки? Если следствие пойдет по ложному пути, то всё останется прямо там, в сожженой даче.

Жалко Колю. Он рискует больше всех. Если атлетист активно занимался серыми и полузаконными сделками, желание милиции превратить его в обвиняемого возрастет до небес. Я ж потом стекло жевать буду, видя его за скамьей подсудимых. Парень смышленный, мог бы пригодиться.

— Андрюша? — кажется, Лира пятый или шестой раз меня позвала прежде чем я очнулся.

— Ага. Решил. Ты когда уезжаешь?

— Двадцать пятого. Как раз во время фестиваля.

— Лира, я не хочу находиться дома. Мне нужно собраться с мыслями. Скорее всего, ничего плохого не случится, и в милиции сделают честное разбирательство. Но последнее, что мне сейчас хотелось бы, так это выслушивать возможные нотации от родителей. Может показаться смешным, что тебе говорит такое тридцатилетний мужик, но, во-первых, мой биологический возраст в прежней жизни на десять лет меньше, во-вторых, куда забавнее то, что мы столько раз купаемся в ванной, в таком виде и без всякого продолжения.

Лира встала, набросила на себя халат и ушла в гостиную. Видел, как постояла в темноте, затем нервно скинула с себя халат, упала на диван. Я тоже вылез, сбросил с себя мокрое белье и быстро вытерся полотенцем. Плюхнулся в кресло рядом с ней.

— Июльская жара. Жареная Москва.

— В будущем климат изменится. Станет ещё жарче.

— Всё зашло так далеко… — сказала она удрученно, словно в пустоту.

— Думаешь?

— Я стала от тебя зависеть. Эмоциональный наркотик. Вижу тебя, и становится весело, необычно, красочно, загадочно, удивительно. Мои мечты — твоя душа. А я не люблю зависеть. Моя любовь заключается в свободе.

— Ты очень высоко меня оцениваешь, мне даже неловко после таких слов. Нет, комплименты то ещё удовольствие, только я ловлю от их обилия комплекс самозванца.

— Что такое комплекс самозванца?

— Ой, ну когда тебе кажется, что достижения не готов принять. Это если по-простому.

Лира засмеялась.

— Я тебя очень прошу остаться со мной, — положил её руку на свою. Сцена, конечно, та ещё — оба нагими в гостиной, держимся за руку и глядим сквозь темноту. — Пожалуйста, не бросай меня в эту трудную минуту. Побудь со мной до конца месяца. Когда закончится фестиваль, я должен получить зеленый свет в ЦК КПСС.

— И что тебе это даст, мой ласковый друг? Кроме власти, понятное дело.

— Приходится рисковать, чтобы чего-то добиться. Считай, что я рискую в свое удовольствие. Это как проявление свободы.

— Бунтарство, что ли? Тебя в ЦК за такое порежут, как картонку.

— Не порежут. Но мне для нужного вайба эффективности нужна ты. Я для тебя эмоциональный наркотик. Ты для меня эмоциональный якорь. То же самое, только на моем современном языке. Помоги разобраться с проблемой, и потом уезжай.

— Так ты хочешь пожить в моей квартире? — спросила она.

— Если можно. Стыдно просить такое… у девушки. Боже, чувствую себя идиотом. Сейчас рипнусь.

Лира громко засмеялась. Она резко вспрыгнула, закрутилась в огромной гостиной; дом на Котельнической набережной, гигантский и величественный в сталинской броне ампира, вокруг этой девушки словно развоплотился и пересобрался в магический замок. Она всё въюжила, крутилась и смеялась, всё быстрее и сумбурнее.

— Я такая дурочка! — восхищенно кричала Лира. — Мне дай свободу, а я прыгаю в клетку к попаданцу.

Я заулыбался тоже, встал и захлопал в ладоши, и на ум пришла далекая песня не из этого времени, которую стал подпевать.

Глава 16. Машина, пластик, лес

Заседание в кабинете Мишина. Серый пиджак вещает на птичьем языке о заключительной стадии готовности к фестивалю молодежи, напротив меня сидит Курочка и калякает на бумаге; я же, погруженный в свои мысли, изредка делаю легкий кивок: “Всё так, слушаю, подтверждаю, ага…” Мишин то и дело смотрел в мою сторону, но никаких реплик не давал. Разговор с ним в последние дни стал сухим, как пустыня Сахара, с оттенком враждебности.