Родная партия

Выход нужен здесь и сейчас. Хотя бы какой-то паллиатив, полумера, но достаточно эффективная, чтобы политика оказалась заметной. Успех инициатив оградит меня от Мишина, всё более склоняющегося к стороне хейтеров комсомольца Озёрова, так и разблокирует ветку развития с ЦК КПСС.

Экологические идеи я вытащил из будущего, из своего времени; это столь очевидный ход, что немного стыдно за использование читерских штук. Но для выживания в советской Системе, особенно в текущих отрицательных условиях, важно прибегать ко всем доступным средствам.

И да, Андрей, почаще напоминай себе — мертвым, маргинальным или сидящим в тюрьме ты ничем не поможешь ни себе, ни Советскому Союзу, ни всему миру.

Залыгин относится к элементу Системы. Он хорошо в неё интегрирован, судя по рассказу Татьяны, часто обращается в ЦК КПСС по вопросам экологии. Это дает мне основание предположить, что у писателя есть связи. Хорошие, на уровне высшего руководства. Допустим, к нему не прислушиваются на сто процентов. Но процентов на пятьдесят могут? Почему нет.

И тут необязательно иметь все сто процентов. Достаточно того, что его обращения прочтут, с ними ознакомятся и возможно дадут какой-нибудь фидбэк. Возможно, Залыгин привлечет внимание к моей персоне. Это безусловный плюс. Кроме того, я посчитал нужным расширить известность инициативы, вывести её за пределы сделки с Лигачевым и дальше здания ЦК ВЛКСМ. Руководящий аппарат комсомола, судя по моим наблюдениям, как вертикальная структура исключительно неподатливый к изменениям в горизонтальной связи. Только сверху, обязательно директивно, непременно по постановлению партии и правительства.

Соответственно, первая задача для Залыгина — помочь распространить три идеи, которые заготовлены к фестивалю молодежи. Времени осталось совсем мало, но ничего, он сможет постучать в дверь так, чтобы в ЦК КПСС точно её приоткрыли с вопросительным лицом.

Во второй задаче Залыгин должен помочь мне свести теорию с практикой. Ему виднее, как можно приплести советскую действительность к хай-теку: например, что нужно сделать, чтобы пластик и правда собирали на глазах иностранной молодежи? В этом деле время не столь важно. Я заведующий отделом в ВЛКСМ. Могу и приказать. Кадровый потенциал в низовой структуре к июлю мне стал более-менее понятен. Им необходимо воспользоваться.

Молодые комсомолки с колокольчатым смехом стоят у вестибюля “Театральной”, машут платочком и кричат: “Уважаемые товарищи! Использованные билетики в урну, ненужный пластик — в ведро! Вместо утиля на переработку!”

К третьей задаче стоит отнестись с особым вниманием. Как всё это не разбилось об инерцию общества. Советский человек в 1985-м на любое политическое действует машинизированно. Да, согласен, ура. Хлопнуть в ладоши, продемонстрировать братскую, интернациональную и патриотическую солидарность — и снова за дело, за строительство коммунизма. Залыгин лучше меня знает слабые стороны стандартной модели поведения советского человека. Пока я буду разбираться через вспоминание и копание в немногочисленных книгах, пройдет фестиваль, а с ним укатит и мой поезд в будущее.

Четвертая задача — это освежение моей памяти о текущем времени. Я пережил ядерную войну и, честно говоря, Советский Союз вообще не впечатляет меня безопасностью. Тут же алармизм на алармизме. Взять хотя бы речь Горбачева с апрельского пленума: “Мы убеждены: мировую войну можно предотвратить”. А дальше вместо конструктива один поток обвинения — Запад, Запад, империализм, Соединенные Штаты Америки… Это неэкологичная работа по сглаживанию конфликта. Но это понятно мне, осознанному зумеру с проработкой у психолога. Тут же чувствуется гигантский комплекс страха в обществе. Лишь бы не было войны, но всюду милитаризм. Армия вроде как на страже советского народа, и я должен завалиться и не ныть, суперсила упредит противника о неминуемой смерти… А потом от нищеты развалился Союз. Па-да-бум.

Залыгин знаком с другими экологами, вероятно, что они помогут ему собрать весь пул проблем, которые способны опрокинуть наш мир. Даже если их взгляды окажутся слишком паническими, даже если они будут слишком крикливыми, всё равно это конкретная помощь моим мозгам. Я стою двумя ногами на 2028-м: в мое время только долбоящеры вроде антипрививочников кричали про отсутствие изменения климата. Ну да, нет никаких изменений, поэтому мне пришлось лететь на эвакуационном самолете МЧС из Турции, которая полыхала от жары, и поэтому в Нови-Саде январским днем ходил в футболке и шортах. Мороз? Не, не слышал.

— Андрей, я сейчас полистал ещё раз ваш доклад, а именно перечитал раздел с тремя предложениями, и скажу вам вот что — надо брать! — Сергей Павлович даже не смотрел на меня, пил чай и водил пальцем по бумаге. — Что же, мне надо поднять материалы, выяснить, какие возможности имеются в доступе прямо сейчас. Может быть, попробовать перекрыть проспект Калинина на день-два… Виктор Васильевич разозлится, заругается сильно.

— Вы про Гришина? — уточнил я. — Первого секретаря московского горкома?

— Да-да, Андрей, именно про него. Но как изменить отношение к природе, если не конкретным действием? Жизнь тревожится, не смерть тревожит. Как её прожить по-человечески? Надо пробовать. Точно говорю, надо предложить это дело товарищам в ЦК КПСС.

— Спасибо, Сергей Павлович. А по поводу просьбы по угрозам будущему?

Писатель провел пальцами по седым волосам.

— Мне не очень нравится ваша просьба, вот именно эта просьба. Я не знаю, почему.

Татьяна добавила в качестве смягчающего средства: “Здесь имеется в виду не апокалиптический сценарий, а что-то реальное, что-то существующее сейчас, но что возможно изменить своими силами, нынешними поколениями”

— Да… А то я подумал, спрашивать ли у своих коллег про апокалипсис и конец света, — Залыгин слабо посмеялся. — Но спрошу, ребята, спрошу. Наверное, нам пора завершать разговор. Крепко зажали мой ум своими просьбами, со всех сторон обложили. Чудесно провели диалог. Буду просить ещё. Какие всё-таки у нас есть прогрессивные молодые коммунисты.

Я кивал головой, затем попрощался, крепко пожав руку Залыгину. Мы вышли из ЦДЛ, добрались до «Баррикадной». Татьяна, поблагодарив за приглашение остаться, уехала к себе домой, но перед самым отъездом снова раскраснелась: “Сидела с начальником за ужином, как неприлично…” Но меня забеспокоило не это.

Последняя реакция у писателя получилась травматичной и для моего сердца. Он, Сергей Павлович, говоря о кризисе, о необходимости срочных действий для природы, всё же искренне убежден в том, что плохое не случится. Только вот мои легкие вдохнули ядерной смерти, этот удушающий черный ужас гибели всего живого.

Залыгин не верит в Апокалипсис. Я же в нём побывал.

Глава 18. Где дети?

К столу подали тушеную рыбу. Я съёжился от неудовольствия.