Родная партия

У Виктории Револиевны тут же реакция: “Андрюша, а ты чего? Разлюбил свое любимое блюдо?”

— Нет-нет, всё хорошо, — соврал я как можно скорее.

Мне стало ещё хуже от одной только мысли, что Андрей Иванович это ел. Пытаясь не спугнуть “маменьку” и несчастную Римму, которая весь день сидела на кухне словно в осажденной крепости, нарезая, варя и выпекая что-то сладкое, я сделал дрожащую улыбку и вкусил рыбку.

Ох, спасите меня. Сейчас наблюю до потолка.

— А рыба-то с лучком, всё, как наш Григорий Максимович любит, — Виктория Револиевна поднесла хрустальный бокал с шампанским к бокалу Лиры. — Ну, друзья и родственники Озёровы, предлагаю тост!

— Разве тост не должен делать отец семьи? — удивилась Лира.

— И то верно, — Григорий Максимович грузно встал, сбросив с себя салфетку. — Дорогие молодожены! Как прекрасно, что сбылась наша мечта — вы поженились. Ты, Лирочка, всегда была нашим членом семьи. В нашей квартире тебе всегда были рады. И вот, когда вы наконец-то разобрались со своими чувствами…

— Ну хватит, Гриша… — покрасневшая Виктория Револиевна аккуратно погладила его по руке.

— Нет, а что? Я разве не прав?

— Прав, прав конечно же, но сейчас у нас праздник, Гришенька.

— Да. Верно. Лишнее выдал. В общем, мы вас любим. И тебя, Андрей, и тебя, дорогая Лира. Будьте настоящей, крепкой советской семьей. Ура!

— Ура! — взвизгнула на радостях Виктория Револиевна.

Чокнулись. Пытаясь избавиться от отвращения не то к рыбе, не то к ужасному тосту от Григория Максимовича, я сделал два глотка шампанского. И всё это под пристальным вниманием старших Озёровых.

Обещали позвать бабушку со стороны Виктории Револиевны, но она в итоге предпочла остаться у себя в деревне. Её было за девяносто, и ездить даже в соседнюю Москву было делом чрезвычайно сложным. Из тактичности никто не спросил у Лиры, будет ли она приглашать своих родственников на семейный ужин. Все всё прекрасно понимали. Григорий Максимович ещё утром в своем кабинете сказал мне:

— Её отец один из самых важных людей в государстве. Знакомство с ним не помешало бы.

— А тебе обязательно заниматься налаживанием связей с ним? — спросил я без обиняков.

Григорий Максимович нахмурился.

— Ну конечно, — ответил он раздраженно. — Мы же нормальная семья.

— Да. Нормальная. Конечно.

От Виктории Револиевны я получил просьбу не провоцировать его. Но кто кого провоцирует? Рядом с ним абсолютно токсичные вайбы, злость и внутренняя агрессия растёт на глазах. Токсичная маскулинность, токсичное понимание “народного мужика”. Он думает, что если ему что-то показалось правильным, значит в народе такого же мнения: “Ну, я же из народа, окончил обычную школу, московский техникум после 7 классов, как все выезжал на колхозные поля”.

Это моя обыкновенная боль, знакомая по настоящей жизни в России. Бумеры ждут от меня соответствующего поведения, а любое несогласие записывают в бунт или даже “иностранное влияние”. Как итог, всё мое поколение задерганое своими же родителями, а также дедами и бабами, которые постоянно чем-то недовольны.

И вот я оказался в СССР, и меня здесь поджидал Григорий Максимович… От русской безотцовщины я влетел в русскую переотцовщину. Как мне быть? Одно неприятнее другого.

— Поговорим о ваших планах, — предложила Виктория Револиевна.

Я уже хотел было охнуть от недовольства, но власть над ситуацией перехватила Лира. Её импозантность и артистичность оказывались крайне полезными личными чертами. Григорий Максимович охотно слушал её либо притворялся ради прагматических задач, а вот Виктория Револиевна словно видела в ней свою дочь, о которой мечтала.

Правда, у неё проскальзывали как-то сквозь повседневную речь о том, что Риммы в квартире Озёровых быть не должно: “Когда в доме есть мать и дочь, там и так опрятно ” Впрочем, директору автомобильного завода положено по статусу иметь прислугу, и жена ни в чем ему не отказывала. Да кто ж в своем уме откажется от элитарных благ?

Только не Озёровы.

Кроме того, у Григория Максимовича очень сильно прослеживается интерес пойти наверх, в высшие эшелоны власти. Сам он возрастом близок к Горбачеву, но ещё надеется на счастливый билет в большую политику. "Угадайте, кто тот самый заветный клочок бумаги со счастливыми цифрами удачи?

Мы! Я и Лира. Вот поэтому я не верю в чрезмерную любовь Григория Максимовича в мою “жену”. Слишком уж всё натянуто. Боюсь, Лира это понимает тоже, что пределы любви к ней определяются возможностями её отца в институтах власти.

— Вы же знаете, что в Москве показали картину Климова “Иди и смотри”?

— Нет. Это когда её показали? — удивился Григорий Максимович, заглатывая рыбку с лучком.

— Так на Московском международном.

— А, ты про этот фестиваль. Не посещаем такое.

Лира словно окаменела. Виктория Револиевна тут же добавила, что они предпочитают классику кинематографа, а к новинкам нынче очень холодны.

— Понимаю. Очень грустно. Многое пропускаете.

— А что там у Климова? — Григорий Максимович протер губы салфеткой. — Я слышал, наверху были вопросы. Раз так, то неудивительно, что в прокат не пошло.

— В прокат выйдет в октябре.

— Откуда такие познания, Лира?

— Я дружу с режиссером. Со мной много кто из интеллигенции дружит.

Григорий Максимович неопределенно хмыкнул, но высказываться на этот никак не стал. У него заметное пренебрежение к людям умственного труда. Мозгокруты, балаболы, болтуны. Характеристика понятная.

— Так что же такого в этом “Сиди и смотри”?

— Картина называется “Иди и смотри”, — улыбчиво поправила Лира. — Элем Климов показал ужасы Великой Отечественной войны.

— О, полезно. Только почему сразу ужасы? — в лице Григория Максимовича появилось напряжение. — Нужно показывать патриотические стороны войны. Ужасов мы видели предостаточно.

— Лишь бы не было войны, — вторила ему Виктория Револиевна, глядя на меня. — Хватит с нашей страны пролитой крови. Уж советский народ выстрадал свое право пожить спокойно хотя бы век.

— Да, конечно, — поддержал я мысль матери “Андрея Ивановича”. — Однако есть одно но.

Родители уставились на меня. Слово Афганистан вызвало в них досаду.

— Это интернациональный долг, Андрюша, — протестовал Григорий Максимович. — И не пристало тебе осуждать решения Политбюро.

— А я и не осуждаю. Просто замечаю несоответствие, — поднес к губам бокал, чтобы ароматом шампанского на секунду освободиться от плена запахов жареной рыбы и лука.

— Лира, ты продолжай, — Виктория Револиевна подозвала Римму и попросила принести на стол пирожки.

— Фильм прекрасен своей реальностью, — заявила Лира. — Снятый без чрезмерного налета на воспитательную функцию. Есть, разумеется, в нескольких складках полотна назидательный тон, но персонажи показались мне очень живыми. Очень настоящими.