Роман межгорья

Улыбка не появилась на лице инженера, но Мухтаров почувствовал ее. В порыве радости он поцеловал пылающие губы Мациевского и вскочил, не имея сил сдержать бурю чувств.

— Ты будешь жить! Мы еще поборемся! — произнес он, уходя от больного.

За дверью палаты он неожиданно встретился с. Любовью Прохоровной. Почему она здесь в такое время? Ему даже показалось, что она стояла возле двери и прислушивалась, ждала.

Потускневшие глаза Любови Прохоровны вдруг округлились, в них вспыхнули искры нежности, но тут же постепенно угасли, будто потушенные удивлением Мухтарова. В этом удивлении Любовь Прохоровна почувствовала нечто большее, и она испугалась…

Неужели это ненависть? В такое время, в пору тяжелых неудач, бурных волнений он возненавидел ее?

— Саид-Али… Я приехала выразить вам…

— Не надо, Любовь Прохоровна. Мы сами. Нам не нужны сочувствия.

— Погодите!

Но он прошел по коридору мимо нее. А потом все-таки остановился, оглянулся и стал поджидать.

— На строительстве, Саид-Али, у вас нет друзей. Вам завидуют…

Это его только рассмешило. Он подошел к женщине, которая с огромным трудом подыскивала слова для выражения своих чувств, погнавших ее из Намаджана в больницу Голодной степи.

— Я вам благодарна, очень благодарна… За Евгения Викторовича…

— За что именно? — искренне удивился Мухтаров.

— Он председатель конфликтной комиссии.

— Ну и что же, Любовь Прохоровна? Евгений Викторович нынче самый популярный человек на строительстве. У нас тут аварии, катастрофы, увечья, а он лечит, спасает людей! Ему доверяют… За что же тут благодарить?

— Вы этого не поймете, Саид… Мне тяжело быть женой рядового, серого муравья, который копошится где-то в своем уголке, никому не ведомый. Да вы не смейтесь надо мной, пожалейте женщину.

— Итак, благодарю за соболезнование, Любовь Прохоровна. Евгений Викторович, кажется, у себя в кабинете.

Мухтаров взял руку Любови Прохоровны, которую она прижала к груди, свидетельствуя свою искренность, и дружески пожал ее. Он заметил, как вздрогнули нежные губы женщины, как задрожали ее длинные, густые ресницы.

Так и не нашла она слов, чтобы выразить подлинные чувства, толкнувшие ее на это свидание.

Из кабинета выбежал озабоченный, деятельный Евгений Викторович. Он давно уже забыл о своей прилизанной прическе с пробором посередине. Теперь он расчесывал свои черные кудри пятерней. Мухтаров тут же задержал его. Даже взял его за плечи и вернул снова в кабинет.

— На вас, Евгений Викторович, вся надежда! Он пришел в сознание.

— Кто сейчас у него?

— Врач и, кажется, Таисия Трофимовна.

Храпкову почудился в словах Мухтарова какой-то намек.

— Я вам не помешаю? — спросила Любовь Прохоровна, входя в кабинет. Она уже вполне овладела собой и даже сумела выдавить улыбку.

— О, милости просим, Любовь Прохоровна. От вас нет секретов… Таким образом, Евгений Викторович, прошу вас взять Мациевского под свою личную опеку. Он должен жить! Понимаете?

— Боже мой, товарищ Мухтаров. Приложим все силы… Любочка, милая, не мешай нам. Я сейчас освобожусь. Такие дела.

— Хорошо, хорошо. Я посижу. Или лучше подожду тебя на дворе.

Какое-то время она постояла возле двери, мимолетным, даже почти равнодушным взглядом еще раз встретилась с глазами Саида-Али Мухтарова и вышла. В коридоре уже толпились дехкане, женщины, закрытые черными чиммат, с узелками и, наверное, подумала Любовь Прохоровна, со слезами на глазах.

— Но вы должны подписать соглашение тут же. Иначе дело передадим…

— Никуда не надо передавать.

Услыхала это за дверью, обернулась, точно хотела броситься спасать Мухтарова, так припертого ее Женечкой к стенке. Но решительно прошла между людьми и вышла во двор.

XIX

В тот же день, перед открытием широкого совещания строителей, прибыл на стройку второй секретарь обкома КП (б) Уз. Из конторы на центральный участок его привез инженер Преображенский, по дороге рассказав о совещании, о представительстве от рабочих, с особенными подробностями о старике аксакале Исенджане, возглавлявшем представителей рабочих.

— Понимаете, товарищ Щапов: с одной стороны, это будто мусульманский мулла, правоверный аксакал, которому буквально поклоняются все эти «мардыкеры» и «чайрыкеры». А с другой — это прямо-таки патриот строительства! Где среди рабочих появился Исенджан, там не нужны десятники, чтобы следить за дисциплиной.

— Интересно. Очень стар?

— Да, еще и какой старый, — ему под семьдесят лет… Но… право, интересный экспонат.

Лодыженко уже успел собрать актив коммунистов строительства, и Щапов попал на это собрание прямо из автомашины Преображенского. Шестнадцать человек партийного актива обсуждали один вопрос: кого избрать председателем широкого совещания строителей.

Коммунисты предлагали Лодыженко вести совещание. Мухтарову это делать неудобно — он выступает с отчетным докладом. А обсуждаться будет сложный вопрос о кампыр-раватском взрыве, о гибели и увечье стольких рабочих…

Но и Лодыженко, оказывается, по тем же мотивам не следовало председательствовать на этом совещании. И Щапов вдруг спросил:

— А почему бы не избрать председателем совещания инженера Преображенского! Умный и вполне лояльный человек, как мне показалось.

— Беспартийный спец… — отозвался Каримбаев.

— Даже сугубо беспартийный, — добавил Лодыженко, грустно улыбнувшись. Несколько человек из группы засмеялись.

— Если избирать беспартийного, — вмешался Саид-Али, — так уж лучше доктора Храпкова. Добросовестный советский врач, председатель конфликтной комиссии. К тому же еще и знающий строительные дела.

— Но Преображенский, кажется, ваш заместитель, товарищ Мухтаров? — не успокаивался Щапов.

— Уже не заместитель, товарищ Щапов. Был заместителем как начальник строительного отдела. Сейчас он только инженер для особых поручений при инженере Синявине, начальнике строительного отдела. Я настоятельно рекомендую Храпкова.

И уже потом, высказав свое предложение, он вдруг вспомнил: «Мне тяжело быть женой серенького муравья… в уголке…» Так и подмывало его после этого крикнуть: «Не надо Храпкова!»

Но Лодыженко уже проголосовал его предложение.

Совещание собралось в конторе участка. Евгений Викторович Храпков торжественно исполнял свои председательские обязанности. Открывая совещание, он сказал несколько слов, из которых не трудно было понять, что он является непримиримым поборником интересов рабочих строительства. Отстаивать эти интересы на совещании ему велит совесть советского человека.