Роман межгорья

За несколько минут до катастрофы ему сообщили, что его срочно вызывает к телефону инженер Коржиков.

Телефонный аппарат был установлен во временной будке, стоявшей на повороте бетонированного канала. Но он не спешил к телефону. Посмотрел на часы, отдал приказание закончить работу в штрабах и немедленно выйти всем из-под скалы. Мациевский успел выбраться из пропасти и сделать замечание десятнику о том, что рабочие выходят слишком медленно. Лишь тогда он зашагал к телефону, вытирая пот со лба. В этот момент и произошел взрыв.

Люди, находившиеся в пропасти, бросились бежать. А куда ты убежишь, если взрыв был предназначен для того, чтобы закрыть пропасть? Рабочие стали метаться на штрабах. Несколько человек, сорвавшись или прыгая со штрабов, рухнули вниз.

Не было слышно ни криков, ни стонов! Нависшая огромная скала задрожала от взрыва. Сползая в пропасть, она заглушила всякий шум, который мог услышать человек. Страшное движение этой массы на миг парализовало разум людей, работавших на бетонировании. Замерло все. Только угрожающее движение скалы Кам-пыр-Равата, гром и молнии взрывов наконец разбудили этих людей от страшного столбняка.

И вдруг все кинулись спасаться…

Мациевский побежал к рабочим и повел их за собой вдоль пропасти. За ним, однако, последовали не все. Некоторые устремились вдоль изогнутой трассы канала. Им казалось, что именно так можно спастись от гибели. Все бежали молча. Инстинкт самосохранения подгонял людей. Несколько человек упали замертво еще до того, когда глыбы с обвала, точно выпущенные из гигантской пращи, засыпали территорию строительства на сотни метров вокруг.

Но Мациевский… Что мог сделать он в этом хаосе взрывов и молний? А он оставил людей, бежавших за ним, и вдруг свернул к тем, что направились вдоль канала. Он махал им руками, ловил, возвращал обратно, падал, спотыкаясь о бочки с цементом, поднимался и снова размахивал руками. Но бежавшая перепуганная толпа оставила его далеко позади. Ему не догнать ее!

Мациевский остановился и решал, что делать.

И решил…

Но уже было поздно. Еще минута отчаянного бега навстречу беде, и гора Кампыр-Рават распласталась на том месте, где когда-то была пропасть. Гиганты-экскаваторы исчезли под обвалом, как нежная паутина под лапами верблюда. Их должны были передвинуть подальше от места взрыва, но не успели.

Мациевский отбежал от места обвала и потому не получил непосредственного удара, но воздушной волной его, как щепку, подняло вместе с клубами пыли и отбросило за несколько метров под высокий бетонированный берег канала.

Отбросило и рабочих, которые послушались совета Мациевского, только некоторых из них контузило воздушной волной. Остальных же оглушило громовым взрывом.

А другие? Те, что были на штрабах, на пути обвала гигантской горы? Она раздавила их, как слон муравьиное гнездо, не оставив и духу людского.

На месте глубокой пропасти выросла могила — курган Кампыр-Равата, покрытая льдом, блестевшим в лучах вечернего солнца. Далеко-далеко разнеслось тревожное эхо взрыва, а здесь все живое умолкло, точно удивленное тем, что уцелело от гибели, а потом застонало.

— Аллагу акбар! Аллагу акбар! Ллоиллага иллал-ла! — торжественно произнес Исенджан, стоявший позади взволнованного Лодыженко, прибежавшего из туннеля на место катастрофы.

XVII

Саид-Али пересел на дрезину и только возле южного туннеля встретил Синявина и Храпкова.

— Я хочу сейчас же видеть Лодыженко.

— Он там, у Коржикова.

— Где Преображенский?

— За ним послали машину! — поторопился ответить Храпков.

— Но ведь мне Лодыженко звонил по телефону из Кампыр-Равата! — нервничал Саид.

Саид вместе с Синявиным и Храпковым, поднявшись по ступенькам на первую скалу, опять сели в дрезину, курсировавшую по горной узкоколейке, которую Синявин только на днях проложил к распределительной станции. Как благодарен был Саид-Али Синявину за эту дорогу! Ему срочно надо быть в Кампыр-Равате, а разве сумел бы он добраться туда к утру, если бы не эта дрезина?

На станции было пусто. Все хлынули к Кампыр-Равату.

Так это же и с нижних участков люди устремятся сюда, как только узнают о катастрофе! Кто сможет их остановить? Более десяти тысяч людей сбегутся сюда в узенькое ущелье. И что скажут они Саиду? Ведь то, что они говорили ему на митинге, ни разу не сказали ни Преображенскому, ни своим прорабам! Только он один отвечает перед ними. От него будут требовать ответа за увечья и трупы рабочих, похороненных под грудами скал Кампыр-Равата.

XVIII

Вихрем пронеслись над строительством в Голодной степи правительственные следствия, допросы, составление актов, протоколов. Несколько специальных комиссий подрывников, военных саперов старательно выясняли у строителей, кто закладывал взрывчатку под кампыр-раватской скалой, сколько ее было заложено, кто и какие ставил взрыватели.

Но от всего этого не стало яснее — почему преждевременно взорвались бурки. И у членов каждой комиссии срывалось с уст страшное слово:

«Диверсия!»

Но это слово в протоколы, в акты так и не было занесено. Пророческие слова, сказанные инженером Синявиным: «Эта скала принесет нам беду», — чуть было не обернулись против него самого. Кое-кто пытался обвинить инженера во вредительском замалчивании опасности. От Синявина требовали объяснений, ему задавали зловещие вопросы.

Наконец пришли к выводу — самовоспламенение. Синявин считал, что подмытая потоками воды, потрескавшаяся скала сама начала оседать от взрывов на соседних участках работ. В этот день оседание усилилось. Под давлением оседавшей скалы поднялась температура в месте заряда, наполненном несколькими тоннами взрывчатки, и поэтому произошел взрыв…

Много детей после этого взрыва осталось сиротами. Глиняные дувалы заглушали громкие рыдания, а густые волосяные чиммат скрывали неутешные вдовьи слезы. Из великодушия не спросят руководителей строительства о безвозвратной потере, а советами не уймешь тяжелую сиротскую боль.

В мечетях, в обители ишаны безнаказанно вопили о каре аллаха и цитатами из корана объясняли этот «промысел божий». Они пророчили, что за этим обвалом придет смертельная эпидемия и вавилонское смешение языков. Аллах больше не мог сносить глумления над правоверной мусульманской верой.

А в Голодной степи, несмотря на эти ужасные пророчества, кипела жизнь, продолжалось строительство.

Придавленный горем, но еще более уверенный в правоте своего дела, в больницу приехал начальник строительства. Тяжелые переживания покрыли его лоб морщинами, но не сломили воли. Суровый, молчаливый, около часа он просидел у постели инженера Мациевского, всматриваясь в бледное, обескровленное лицо, будто гипнотизируя больного своим ожиданием.

И он дождался. Впервые за несколько дней Мациевский пришел в сознание. Он открыл глаза и узнал Саида-Али Мухтарова.