Роман межгорья

— Передайте командиру, чтобы его люди были в полной готовности!

И сразу же Саиду стало стыдно. Разве просил он у кого-то помощи для разговоров с дехканами-аксакалами? Думал ли он когда-нибудь, что ему будут нужны милиционеры для защиты?

Саид глубоко вздохнул и направился к гирлу.

Он прислушался, как шумел водопад Кзыл-су. Этот шум поднимал его неугомонный дух и звал вперед, к большой и славной победе.

Но со стороны гирла доносились и иные звуки. Эти звуки говорили о спешке и увлечении работой. Пройдет еще два-три дня, и в гирле будет проложен такой арык, по которому можно будет в достаточном количестве пропустить воду в степь. Это даст возможность оросить ее и успокоить майлисайцев, ибо именно отсутствие воды вселяет в них неверие в собственные силы. Десятки тысяч людей поселились в долине Голодной степи, й взоры их обращены к Саиду.

XI

— Где же вода? Давай нам воду, чтобы мы поверили в твои обещания. Воду!.. — раздавалось в предвечерней тишине Голодной степи.

И он обязан дать им хоть немного воды, открыв временные шлюзы.

Рокот водопада отозвался едва уловимым дрожащим эхом в горах, а слух Саида уловил тысячеголосый говор.

«Идут!» — вспомнил он предупреждение Исенджана. Вдруг набежавшие из-за гор тучи закрыли солнце и заморосил дождь. Такой дождь выпадает здесь в горах по нескольку раз на день. Брызнет, прибьет пыль и снова перестанет, точно стыдясь жгучего солнца. Тучи распадутся, рассеются беспомощными каплями и освободят солнцу путь в небесных просторах.

Вдоль берега Кзыл-су плыло, будто украшенное цветным шелком, облако. Белые чалмы покрывали множество голов, и казалось порою, будто толпа людей несла гигантский хлеб. А когда они преодолевали многочисленные рвы и овраги — белая полоса напоминала собой змею, что извивалась своим пестрым телом, издавала какой-то зловещий шум.

Саид-Али вздрогнул, увидев такую картину. Он вспомнил митинг на площади в день великого байрама и еще явственнее ощутил боль в плече.

— Работу не прекращать! — приказал он молодому инженеру-стажеру, ходившему даже в большую жару с непокрытой головой. У этого молодого инженера были покалечены пальцы на левой руке, которую он все время держал в кармане, и поэтому казалось, будто он небрежно, несерьезно относится к работе. Но Саид хорошо знал инженера Коржикова.

— Позаботьтесь о том, чтобы как можно быстрее пробили временное русло к Кзыл-су. Можно даже не откатывать землю в сторону.

— Я, товарищ Мухтаров, еще утром дал такое указание. Мы с Долидзе договорились об этом. Он и с гирла перебросил ко мне часть рабочих.

— Правильно! Погодите, — остановил Саид Коржикова, — вон идут люди от обители!

— Мы уже знаем. Нам сказал об этом какой-то старик.

— Да. Так что вы намерены делать?

— Ничего.

— Как это «ничего»? Ведь они-то идут сюда с воинственными намерениями.

— Ну конечно, они подготовились как следует. В этом нет ничего удивительного. Но это пустяки, у нас тоже люди есть.

— Люди? — допрашивал его Саид, едва сдерживая волнение.

— Да, — ответил Коржиков. — Рабочие, техники, все… Мы встретим их. Уже и делегацию избрали. Вы только не вмешивайтесь. Вон уже наша делегация пошла им навстречу.

Саид только теперь заметил, как из гирла выбирались около двух десятков подпоясанных чапанами полуголых дехкан-рабочих. Они карабкались друг за другом по склону горы напрямик, так что их можно было легко пересчитать. А внизу кипела работа, будто за пределами гирла не существовало для людей никаких интересов и никаких тревог. Инженер Долидзе, в белом кителе, в войлочной казахской шляпе, бегал по «подошве» очищенного гирла. Кто-то из техников нивелировал «подошву», а по склону одну за другой катили нагруженные землей вагонетки, каждую по два человека. Полосой протянулось вдаль временное русло, туда, где в ущельях скрывалась Кзыл-су. Люди, как муравьи, копошились в гирле.

А на берегу все возрастал шум тысяч людей в белых чалмах.

К Саиду подошел командир конного отряда милиции, за которым он без слов последовал по холмам в обход гирла, навстречу этой толпе. Потом он остановился и… все-таки приказал командиру уйти обратно.

Делегация рабочих вежливо встретила авангард защитников обители. Здесь были ишаны-муллы, ближайшие помощники имам-да-муллы Алимбаева, за которыми шли его верные последователи, собравшиеся со всего Узбекистана. Сознание того, что они этим путешествием к верховьям канала в Голодной степи приносят большую жертву аллаху, отражалось на их лицах мрачной торжественностью, а усталость от многокилометрового движения по горам придавала им еще и мученический вид.

Работу в гирле не прекратили даже тогда, когда пришло время полуденного чаепития. Рабочие-дехкане хотели как можно чувствительнее отплатить обители за то, что ее пшеница и хлопок не выгорели, купаясь в воде, а они в кишлаках даже вдоволь не могут напиться. Из загрязненных хаузов допивали они, может быть, позапрошлогоднюю, позеленевшую воду.

Дехкане уже хорошо сознавали, зачем они пришли в Голодную степь, и трудились, напрягая все свои силы, чтобы поскорее получить долгожданную воду.

— Работа-ай! — раздавалось вокруг.

Казалось, что даже железо было охвачено азартом и звон его дополнял общую гармонию вдохновенного труда.

— Работа-ай!

Люди на взгорье остановились.

— Эльхамду лилла!^[35] — первыми произнесли делегаты.

— Бисмилла, — ответили усталые ишаны.

— Бисмилла, бисмилла, бисмилла-а-а… — загудело в первых рядах и эхом понеслось по толпе, как сплошной вздох.

— Лла-а-а… а-а-а!

— Эс-салам алейкум! — опять начали рабочие стройки.

— Ваалейкум эс-салам! — здороваются пришедшие и, по примеру рабочих, садятся рядом с ними.

— Похвально, очень похвально, что правоверные мужи задумали в такие дни великого байрама проведать и нас, вынужденных трудиться, чтобы получить для себя каплю воды. Аллагу акбар!

— Ллоиллага иллалла. Мухаммадан-рассул алла^[36], — рассаживаясь, подхватили муллы-ишаны.

Одноглазый гурум-сараец Каримбаев нацелился на них своим глазом и так энергично завертел заросшей до самых щек головой, что ишаны покорно замолчали.

Может, и никакой злости не было у этого широкоплечего одноглазого человека, но почему-то, когда его глаз бегал по рядам, немели языки. Он должен говорить первым, молчаливо решили ишаны.

Шум все еще прибывавшей толпы нарастал. Небольшие группы людей отделялись и напрямик спускались вниз, к месту, где кипела работа. А вдоль Кзыл-су все еще тянулась бесконечная полоса белых чалм и разукрашенных чапанов. Те же, у кого было меньше сил, злости или желания идти в такую даль, плелись в хвосте. Казалось, что они вот-вот начнут проклинать инициаторов такого бессмысленного похода. Ведь в ушах многих еще раздавался звон от выстрела в день великого байрама.

Ахмат Каримбаев начал:

— Аталяр! Нам очень приятно узнать, что вы с добрыми намерениями пришли в такую даль, чтобы увидеть и благословить наш труд, — так сказал он и богобоязненно устремил свое око в небесный простор. Исенджан, сидевший рядом с Каримбаевым, поднялся потихоньку и протиснулся в толпу. — Мы пришли сюда искать для народа каплю воды, чтобы наши дети не только ели черствую лепешку, но и могли бы запить ее чаем. Нас пригнала сюда не лихая напасть. Мы сознательно пришли сюда, чтобы переделать устаревшую жизнь! — и он, замолчав, посмотрел на задние ряды. Его голос вновь зазвучал над внимательно слушавшей толпой. — А зачем пришли вы? — уже угрожающе загремел он. — У вас нет ни капли воды, или ваш хлопок побледнел от засухи, или ваши дети плачут и не хотят есть черных ягод тутовника? Чего, скажите! Если вас пригнало сюда горе, тогда идите, идите! Берите в руки кетмень и копайте, добывайте себе воду, чтобы не голодали ваши дети! А может быть, вас прислал сюда имам обители? Успокойтесь! — продолжал он, поднимая свою волосатую руку. — Успокойтесь! Если вы пришли сюда, чтобы не дать мне, — и он ударил себя рукой по волосатой и мускулистой груди, — тысячам, миллионам трудящихся преградить путь к счастью, если вы пришли защищать обительских мироедов, вредить нашей народной власти, то… — и умолк, будто у него что-то стало поперек горла. Глаз его, казалось, вот-вот лопнет от напряжения. Он размахивал рукой, но голоса не было слышно. Это произвело сильное впечатление на сидевших вблизи, а стоявшие позади угрожающе закричали.