Роман межгорья
Шрифт:
— Уже с неделю как Мухтаров прогнал его сюда. На днях, кажется, и Мациевский выйдет из больницы. Ему поручили руководить строительным отделом. Он лишился левой руки, — сказал Синявин и затянулся трубкой так, что даже пламя вспыхнуло в ней. Морщины под глазами разгладились, и он весело воскликнул: — А вы знаете — эти переселенцы работают зверски. Ну, просто, я вам скажу, как ошалелые! Я позавчера соединял штольню, так вы подумайте — утренняя смена без обеда работала до позднего вечера! Говорят, закончим… Работали до тех пор, пока не пришла ночная смена. «Напрасно, говорят, не даете нам работать. Это наше дело… делаем для себя и платы не требуем, а поэтому сами и время устанавливаем».
— Получается, что добровольцы работают лучше специалистов?
— Как вам сказать? У них интересы разные. Конечно, и те работают
И по ходу работ чувствовалось, что Синявин готовится принять «пробу». Из туннеля беспрерывным потоком двигались вагонетки, груженные породой или разными отходами, а обратно шли пустые; возле вагонеток и в канале большей частью находились узбеки-дехкане, они работали горячо, с увлечением. Их оголенные до пояса потные тела блестели под солнцем, точно чугун. Звон железа, грохот камней, говор гармонично сливались в единый трудовой шум. И что удивительнее всего — здесь нет ни единого карнайчи. Даже как-то странно, что, когда на миг приостанавливалась работа, не было слышно ни тяжелых ударов меди, ни голоса певца.
Поняв улыбку Лодыженко, Синявин добавил:
— Отлично работают! Нет, знаете, я много думал об этом народе. Хочу вспомнить с Мухтаровым один наш разговор. Разговор был интересный, и… теперь бы мы с ним нашли общий язык.
— Правда? Очень рад, — ответил Лодыженко, которому хорошо были известны настроения Синявина в прошлом.
Х
Главное сооружение канала в Голодной степи было заложено там, где Кзыл-су разливается во время самого интенсивного притока воды. Оно было построено над входом в туннель, пронизывающий на протяжении ста пятидесяти метров высокую гору. До Кзыл-су осталось каких-нибудь полкилометра пространства.
После южного туннеля шел глубокий арык — ложбина — вплоть до северного туннеля. Кзыл-су создала здесь себе что-то наподобие гнезда, покрыв его илом, и как бы отдыхала в нем во время самого большого прилива силевых вод.
Саид-Али еще при исследовании Голодной степи, проезжая здесь на своем Сером, наметил это неприступное, отдаленное гнездо. Члены инженерной комиссии считали, что главное сооружение канала в Голодной степи должно быть на пятнадцать километров ниже этого места. Это больше чем на сто метров уменьшало снижение течения при помощи четырех водопадов, но там естественное ущелье отклонялось от Кзыл-су и тянулось чуть ли не до злополучной кампыр-раватской плотины. Это ущелье было даже глубже Кзыл-су, и в нем круглый год стояла вода.
Но на месте, избранном Саидом, устье было совсем неприступным и окружено высокими скалами. Даже самым большим силевым водам можно здесь преградить путь, и они, поднявшись, разольются по долине выше главного сооружения. Капля воды никуда не пропадет, сохраняясь в этом естественном бассейне.
На главном сооружении арыка заканчивали монтаж стоннеевских щитов и агрегатов к турбогенераторам, которые должны были работать после окончания строительства огромной электростанции с другой стороны этого небольшого туннеля. На протяжении ста пятидесяти метров туннель снижался на тридцать метров. Сила падающей воды в туннеле должна вращать турбины гидроэлектрической станции, которая вместе с другой станцией в южном туннеле будет обслуживать не только всю ирригационную систему в Голодной степи, но и промышленность, создаваемую здесь по проекту Совнаркома. Четыреста кубометров воды в секунду несла бурная Кзыл-су в самую засушливую пору года. Такое количество воды вполне бы гарантировало бесперебойную работу гидроэлектростанций.
Два инженера строительного отдела помогли Саиду организовать работы по очистке гирла реки. Саид-Али сам хотел присматривать за строительством сооружений, по которым первые капли воды Кзыл-су потекут на поля Голодной степи. Он постоянно держал телефонную связь с Преображенским, Синявиным, Тяжеловым. Он не обращал внимания ни на какие оправдания, доказательства, обрушивался на каждого, торопил и подгонял.
Каждый день по телефону из Намаджана спрашивали его, когда же он вернется
с участка в управление. По тону этих вопросов Саид понял, что в Намаджане творится что-то неприятное, неожиданное для него, и он умышленно оттягивал свое возвращение со дня на день. Его голову все время сверлила мысль о сбежавшем переводчике Преображенского и еще некоторых людях, задержанных Штейном после убийства Гасанбая. А оттого, что Штейн уклонялся от разговора с ним на эти темы, ему стало казаться, что он в последний раз расхаживает в качестве начальника среди тысяч рабочих строительства в Голодной степи.События этого года, и особенно выстрелы в обители, принуждали его быть бдительным. Тысячи дехкан под его непосредственным руководством овладевали Кзыл-су, подбирались к животворной жиле обители мазар Ды-хана, чтобы обескровить это гнездо. А его охватывал страх…
Саид ощутил около плеча боль в ране. Кто стрелял в него тогда?
Из будки, где находилась охрана шлюза, Саида пригласили к телефону. Шел он неохотно и также нехотя ответил:
— Храпков? Здравствуйте, Евгений Викторович… — а в голове мелькнула мысль: «Не слишком ли я мягко говорю с ним? Вместо «товарищ Храпков» — «Евгений Викторович»?..» — Да, да, Ев… товарищ. Что РКИ? Ну так что же? Я уволил по их просьбе… Они не подчинились моему приказу, не переехали на туннельный участок и требовали отправить их домой. О какой же компенсации может идти речь?.. Тут действует какой-то подставной комитет, поверьте мне. И дехкане по трудповинности… Должен… Да не бросать же нам начатое дело? Они добровольно… Даже нисколько! Платим полностью…
Вспотевший Саид повесил трубку. Звонок телефона еще несколько раз прорезал наступившую тишину. Саид посмотрел на аппарат, и вдруг какое-то новое решение пришло ему в голову. Он схватил трубку:
— Доктор Храпков? Алло! Вы слышите? Больницу передайте врачу Тарусиной, а сами выезжайте в Намаджан! Я назначаю вас своим заместителем в управлении!.. И не думайте! Свяжитесь с Лодыженко и скажите ему, что вы согласны. Это давно решено… Гоните их в шею!.. Никакой компенсации, пусть подают в суд… Преображенский?.. Пусть собственными деньгами компенсирует. Я понимаю, кто заваривает эту кашу… Он только начальник строительного отдела. Заместителем будете вы! Да, да! Довольно! Никаких уступок!.. Да, оставьте вы… Вы мой заместитель по совету строительства, а я расширяю ваши полномочия и обязанности… Я запрещаю вам уступать даже копейку для удовлетворения этой враждебной затеи!.. Приеду не раньше как через месяц. Должен еще побывать в обкоме и в центре.
Саид с такой силой повесил трубку, что аппарат зазвенел. В первое мгновение он так был расстроен, что несколько раз снова хватался за трубку, пока не разразился бранью:
— Рвачи!.. Безобразие! Еще деньги им плати! За то, что они бросили работу… Новое дело! Я еще должен их спрашивать. Кто эти хулиганы? Инженеры, называется! Плетутся за каким-то проходимцем… А! Это все дело рук Атарбекова! Он прямо художник, можно сказать, по конфликтным делам… — Посиневший от злости Саид-Али продолжал бормотать себе под нос. Вдруг неожиданно перед Саидом оказался Исенджан.
— Ты чего это здесь?
— Саид-бай! Послушай меня. Сюда идут возбужденные правоверные. Они чересчур верят в то, что Кзыл-су — река святейшего Дыхана. Аллагу акбар! Не накликай на свою голову беды-зла. Поговори с ними.
— С кем? — не понимая старика, спросил Саид.
— Там идут…
Похудевший Исенджан со своей жиденькой бородой был похож на пса, который после длительного блуждания по кишлачным ярмаркам все-таки добрался к дому. И радостно, и виновато, и непривычно обнюхивает своего хозяина, будто ждет от него гнева или ласки за содеянный им какой-то проступок. Глядя на запыленного и усталого Исенджана, Саид-Али спросил:
— Откуда это ты пришел в наши дебри?
— Я из больницы. Мне сказали, и я напрямик, а они… идут. Да я уже встречался с ними. Здесь, возле водопада. Весь Караташ и богомольцы со всего Узбекистана идут сюда.
Исенджан оглядывался так, точно собирался бежать от Саидова гнева, который, казалось, вот-вот вспыхнет.
А силу этого гнева старик уже наблюдал в первый год своей работы в Голодной степи.
Саид посмотрел туда, где стояли конники, и подозвал одного из них к себе. А Исенджан решил, что в этих обстоятельствах лучше всего скрыться за ближайшей горной скалой.