Ромашка-1
Шрифт:
– Ну, вот видите, как с ней говорить, а?
Петрович тоже повышает голос:
– Хватит, ну что это, Маш.
– Что, хватит?
Я уже почти в истерике от обиды, в отчаянии пытаюсь воззвать к совести неудачных «свидетелей». Ну, не могло же у них за одну ночь отшибить память!
– Валя, Толик, вас что, запугали что ли?
Они оба молчат, и я оборачиваюсь к Петровичу, указывая рукой в сторону Пузырева и Мягковой:
– Ну, их запугали, я же вижу!
Толик, пряча глаза, бормочет:
– Мне больше нечего сказать.
– Поня-я-я-тно-о-о, все. Была проделана большая работа.
Сашок
– Нет, это уже паранойя!
Я прекрасно понимаю, чьи мерзкие ручонки здесь поработали, и смотрю на него с ненавистью:
– Слушай, ты и тут присосался?!
Тот пытается наехать:
– Слышь, ты, присасываются обычно пиявки!
Была бы воля, прибил бы собственными руками. Буквально наскакиваю на него:
– А ты то, кто?
Федотов встревает в спор:
– Все, хватит! Даже мне уже надоело! Мария Павловна! Хватит, я сказал! Все.
Затем поворачивается к Киру:
– Я от лица всего нашего коллектива приношу тебе извинения.
Во мне все клокочет. Никогда! Еще и извиняться перед подлецом?! Тычу в себя рукой и срываюсь на крик:
– Я извиняться перед ним не буду!
Федотов шипит:
– Тогда выйди. Езжай домой и чтоб глаза мои тебя не видели!
Да ради бога. Обхожу толпень уродов и трясогузов, и, ни на кого не глядя, широким шагом покидаю поле проигранного боя.
***
Моему возмущению нет предела. Так же, как человеческой подлости и трусости. Первый раунд я полностью проиграл… Ну, с Пузыревым все понятно - трус каких поискать… Но, Валька! Сколько раз Маша ей помогала и всегда считала твердо стоящей на правильных позициях. Вот, правду говорят, никому не верь и не делай людям добра, все равно боком выйдет.
А эти гаврики - Козлов, Федотов, Стужев… Устроили, блин, экзекуцию. Буквально врываюсь в Машкину комнату:
– Козлы! Ну, козлы!
Если я сейчас не выговорюсь, меня, наверно, Кондратий хватит… Да! И еще я совершенно не понимаю, что теперь делать и как себя вести. Хватаю мобильник со стола и, зависнув возле кресла, оглядываюсь на дверь:
– Надо же быть такими козлами!
Садиться нет никакого желания, набираю номер на телефоне и прикладываю трубку к уху. Остается возмущаться и беспомощно вздыхать:
– Пф-ф-ф…
Как только соединение проходит, тороплюсь вывалить на подругу все свои проблемы:
– Алло, Свет!
– Да?
– Слушай, ну это полный капец, я просто в ауте.
– Что опять случилось?
– Да ты представляешь, эти уроды уже обработали Мягкову с Пузыревым!
– Как обработали?
– Как, как… Дихлофосом, как… Теперь они в одну дудку говорят, что работал себе Побужецкий, сидел спокойно….
Развожу руками:
– … А Ма… Я, такая дура стукнутая, влетела и дала ему по морде!
– Ничего себе.
– Козлы, а? Еще Стужев сидит там, жаба, квакает.
– Подожди, ты говорила, что у этой девочки истерика была.
– Да-а-а! А это у нее от счастья, представляешь? Это ей, оказывается, судьба подарила такой шанс поработать с таким известным извращенцем! В общем, ладно, Свет, прости, что я тебя гружу… Некому выговориться… Но я, все равно, просто так это не оставлю.
– Ну,
что ты сможешь, одна?– Вечером посмотрим, как они у меня запрыгают.
Раздраженно захлопываю крышку мобилы… Кажется, меня гнали домой? Ну и ладно! Не очень то и хотелось!
***
Через час я уже дома и открываю дверь в квартиру. Светки нет, и меня встречает одна Мими. Сняв сумку с плеча, кидаю ее на ящик с обувью и маршевым шагом топаю на кухню - у меня есть цель и плевать я хотел на все препятствия. А цель эта святая – компенсировать уныние, идиотские раздумья и сопливость настроения любым вкусным способом. Оставив ключи, на кухонном столе, открываю холодильник и извлекаю на божий свет полупустой жбан с мороженным, а еще баночку с вареньем. Все это переношу на стол, иду к полке с посудой, чтобы вооружиться большой миской и столовой ложкой – самыми подходящими инструментами для приема сегодняшнего лекарства.
Усевшись за кухонный стол, приступаю к главной подготовительной процедуре - открыв банку, перекладываю куски мороженного в миску и обильно все это поливаю клубничным вареньем…. М-м-м! С удовольствием слизываю красные капельки с края баночки и закручиваю крышку назад.
Ну, что, приступим? Вздохнув, начинаю уминать содержимое миски за обе щеки. К черту всех! К черту Козлова и Федотова с Побужецким! Покачав головой, передразниваю:
– Езжай домой и чтоб глаза мои тебя не видели! … Тоже мне, блин!
И отправляю в рот новую порцию.
***
Оставив мобильник в гостиной, отправляюсь в спальню переодеться. Не найдя в шкафу ничего более привлекательного натягиваю на себя красный спортивный костюм. Снаружи слышится знакомый трезвон телефона, и я тороплюсь вернуться за трубкой.
– О, кто-то проснулся!
Хочется перекреститься – надеюсь, отрицательные разборки на сегодня закончены и в офисе уже не до меня. Интересно, пресса уже вышла из печати? Смотрю на часы – едва перевалило обеденное время. Пожалуй, для бомбы, обещанной Оксаной, еще рано.
– Ну что, понеслась душа в рай… Гхм… Алло!
Голос Петровича суров и холоден.
– Мария Филатова?
Стараюсь говорить веселее:
– Да, Николай Петрович?
– Мы тут посовещались… Госпожа Филатова, с сегодняшнего дня вы уволены.
Словно звук вокруг выключили. Хватаю ртом воздух и ноги словно ватные. Не может быть! Я ничего не понимаю.
– Как, уволена. Это что шутка?
Телефон молчит. Гудки.
– Николай Петрович, алло! Николай Петрович!
Захлопываю телефон. А изнутри поднимается волна гигантской обиды и несправедливости.
– Полный триндец.
Вся неистраченная энергия, весь накопленный критическими днями психоз лезет из меня наружу. Меня уволили! Нет… Машку - уволили! За что? И кто посмел? Я нарезаю круги по комнате, и не устаю поливать старого маразматика последними словами:
– Ты хоть понимаешь, кого ты уволил, а?
6-2
Ромаша
Скрежещет входной замок и в прихожую вваливается Дорохина с собакой на поводке. Обе ошарашено смотрят на мою бессмысленную беготню.