Ромашка-1
Шрифт:
– Ну, что все собрались? Начнем? Все уже все знают, я думаю…
Козлов оглядывается на Кирилла:
– В наших стенах вчера произошло чрезвычайное событие. Слово пострадавшей стороне.
*Вот это наглость! Брови сами лезут удивленно вверх. Это он то пострадавшая сторона?!
Побужецкий начинает расхаживать за креслами, глядя пустыми глазами в пространство и гундосить:
– Я никогда не думал, что стану объектом такой необоснованной агрессии.
Ловлю жалобный взгляд Петровича в сторону «пострадавшего». Что происходит, в конце
– Честно говоря, я даже не понимаю, чем это можно объяснить. У меня нет слов, ей-богу!
Да-а-а… Ни стыда у человека, ни совести… Не снимая усмешки с губ, киваю каждому обвиняющему слову в мой адрес. Козлов подает свой начальственный голос:
– А чего тут понимать? Это просто, кое-кто, возомнил себя не начальником отдела, а председателем Совета Директоров!
И этот туда же? Они что хотят из меня мальчика для битья сделать? В смысле девочку. Гляжу на него с недоумением:
– А что это вы, Петр Константинович на меня смотрите?
Он сдвигает свою тушку в мою сторону и вдруг повышает голос:
– А на кого ж мне еще смотреть!
Ну, нет, так дело не пойдет. Типа Кир бедный и несчастный стоял, мечтал о высоком, а Машка проявила агрессию и напала? Возмущенно поднимаю обе руки вверх:
– Так, подождите! Давайте еще из меня психопатку сделаем! То есть я просто так вот вошла и ударила этого прекрасного человека, да? Да?
Тыкаю пальцем в сторону Побужецкого, сложившего ручки на пузе. Козлов, сходу не может ничего придумать и лишь настороженно кивает. Зато за спиной у меня слышится ядовитый шип - ясно, что Стужев своего не упустит:
– Ну, говорят, что так и было.
Оглядываюсь на этого обмылка:
– Кто, говорит?
Саня тут же делает шаг в мою сторону:
– Люди говорят!
Вот, гнида. Невольно срываюсь на крик от возмущения:
– Какие люди, Стужев, тебя там вообще не было! Поэтому, закрой рот и не тявкай!
Александр c горечью смотрит на Петровича:
– Вот, видите, она уже на меня бросается.
Уже?! Да у нас в офисе только два урода и есть, на которых бросаться. Федотов делает шаг к столу, наклоняется ко мне и растерянно мычит:
– Маш, действительно.
Это, уже, ни в какие ворота не лезет. Не выдерживаю и вскакиваю:
– Ну, что действительно? Ну, что Маша-то?
Вместо того чтобы пропесочить хама и раздолбая, стрелки переводят на меня! Тычу рукой в сторону приоткрытой двери:
– Есть свидетели, чем он там занимался!
Козлов вдруг интересуется:
– Что за свидетели?
Я кричу через весь зал:
– Толик, Валя, зайдите, пожалуйста!
Потом оглядываюсь на Козлова с Федотовым:
– Сейчас вы все услышите сами.
В дверь осторожно заглядывает Пузырев, за ним маячит фигура Мягковой.
– Можно?
Торопливо зову:
– Нужно!
Петрович делает знак рукой:
– Иди сюда.
Оба заходят и настороженно проходят поближе. Смотрю на них – ну, давайте ребята!
Федотов приказывает:
–
Говори.Козлов с интересом смотрит на пришедшую парочку:
– Ну, рассказывайте, что здесь вчера произошло.
Толик тупит:
– Когда?
Со страху что ли? Я его тороплю:
– Когда здесь Побужецкий работал, когда еще.
Пузырев начинает мямлить:
– Вчера был отбор на должность… Э-э-э…
Стою, обхватив себя за плечи руками, и киваю подбадривая. Ну, давай, милый, рожай. Петрович его перебивает:
– Это мы все знаем, ты по существу говори.
– Так я и говорю… И одна из девочек….
Он оглядывается и смотрит на Валентину, а потом продолжает:
– То есть одна из претенденток…. Мне даже показалось, что она непрофессиональная секретарша.
Я уже начинаю психовать… Никаких нервов с этим рохлей не хватит. Козлов тоже торопит:
– Это не относится к делу… И что?
Пузырев продолжает мяться и мычать:
– Ну, вот она как-то растерялась, разнервничалась, ну это понятно… Первый раз, с таким профессионалом работать.
У меня над ухом раздается голос Стужева:
– Ну, еще бы, я бы тоже растерялся.
Да что ж такое-то. Совершенно не понимаю, что происходит, и шиплю на Анатолия:
– Ты что несешь? Тебе что память отшибло? Валь, давай расскажи, что тут было на самом деле, если эта тряпка двух слов связать не может.
Стужев накидывается на меня:
– А ты не дави на людей! Они рассказывают то, что видели.
Он вдруг крутит пальцем у виска:
– А не то, что ты придумала.
Вот, хамло, обрываю словоблуда:
– Стужев, помолчи, а?
– Меня сюда не помолчать позвали,
Федотов прерывает наш спор:
– Так, тихо! Валя, говори.
Смотрю с надеждой на Мягкову. Уж она-то не подведет и трястись, как лист, не станет. Валя переводит испуганные глаза с одного лица на другое и вдруг заявляет:
– Ну, в принципе, Анатолий, уже все рассказал.
Приехали… Прикрываю глаза рукой, а потом смотрю с отчаянием на Вальку. И это Машкина подружка?! Та добавляет:
– Только мне кажется, что Инга не растерялась, а просто ей стало плохо.
Это мне сейчас станет плохо. Вижу, как Стужев перемещается за спины этих двоих и буквально дышит в затылок, контролируя каждое слово. Вот, гнида! Наверняка его рук дело. .Мягкова продолжает бубнить:
– Вы сами понимаете, три часа беспрерывной работы и вообще перенервничала.
Это же подлость! Подлость! Навалившись рукой на спинку кресла, другую протягиваю в отчаянии к ней:
– Валь, ты чего говоришь? Он же с ней закрылся, она плакала в голос, звала на помощь.
Побужецкий тоже начинает квакать от окна:
– По-моему, у Марии Павловны очень богатая фантазия.
Сказал и снова отвернулся к окну. Все против меня, все… Никому нельзя верить! Затравленно поворачиваюсь в сторону Побужецкого и ору, срывая свое отчаяние:
– Слушай, тебе не стыдно? Подонок!