Ромашка-1
Шрифт:
Еще там, в больнице, спускаясь бегом по лестнице, начинаю пилить Дорохину - появление врача в палате, явилось столь внезапным, что я совершенно утеряла контроль над ситуацией. Поэтому мое угрюмое молчание за рулем машины, пока едем по ночным улицам, подруга воспринимает, как продолжение упреков, хотя мысли мои уже заняты новыми утренними планами. Светка не выдерживает:
– Я тебе еще раз говорю - он настолько мгновенно вообще вышел из-за угла, что я даже ойкнуть не успела, а уж не то, чтобы тебя предупредить.
А чего он тогда за нее не зацепился? Не стал вопить и гнать на
– Да ладно Свет, с этими докторами, блин… Мне вообще он по барабану. Мне главное, чтобы с Ромкой разобраться. Судя по всему, он в коме и когда придет в себя, одному богу известно.
– Ну, не знаю… Прямо, как в кино получается.
– Ты тоже подумала о том же самом?
– О чем?
– О Саббах и шамане этом? Помнишь, как он спросил: «В вас кто-то вселился?».
– Маш, ну это же бред! Ты хочешь сказать, что тобой и правда кто-то управляет, когда ты ничего не помнишь?
Хмуро смотрю на дорогу за лобовым стеклом:
– Не кто-то, а Серебров. Это он выслал мне на почту свою запароленную презентацию!
Снова смотрю на дорогу:
– Ладно, разберемся… Да, ты там, кстати, про свою проблему про какую-то говорила с Ленчиком?
Дорохина молчит, потом отмахивается:
– Да, ладно, ерунда.
А потом будет говорить, что я плохая подруга.
– Да прямо-таки, давай вываливай, Свет.
– Ой, да нечего там вываливать.
Вот так всегда. Держит все в себе, доведет себя до истерики, а мне, потом, отдувайся. Недовольно повышаю голос:
– Вот ты обижаешься, когда я не интересуюсь твоими проблемами. Я интересуюсь – ты не хочешь разговаривать. Давай, вываливай, хорош…
Дорохина мнется, потом, все-таки, признается, выдавливая по слову:
– Ну… просто…
Сморщившись, она снова отмахивается, но я настойчива:
– Что, там с Лизуновым?
– Вообще-то, честно говоря, даже стыдно озвучивать.
Стыдные проблемы? Неужели пропал задор в постели? Или наоборот, засмотрелся на чужую задницу? Двусмысленно тяну:
– Та-а-ак… Вот это уже интересней!
Светлана ворчит:
– Ну, что, та-а-ак… Как раз, все не так.
Чем вызывает у меня приступ хихиканья, заставляя Дорохину хмурится и бурчать:
– Хватит ржать!
– Давай, рассказывай.
***
Несмотря на Светкины ахи и охи во время повествования, на ее скулеж по поводу милиции, мне вовсе не претит мордобой устроенный между мужиками у нее на работе. Леонид еще тот задира и рано или поздно кто-то должен был дать ему сдачи. Так что, когда заходим домой в квартиру и я зажигаю свет в прихожей, категорично одобряю поступок соперника:
– Не знаю, Свет… Мне такие мужики нравятся!
Кладу ключи на полку, а сзади, за спиной, бурчит Дорохина, прикрывая входную дверь:
– Какие такие?
Иду к стенному шкафу, стаскивая пальто:
– Какие? Конкретные! Какие. Черное, значит черное, белое значит белое!
Повесив на плечики, убираю куртку в шкаф:
– Подрались и подрались. А ты, ходишь тут, бурчишь как чайник.
Отправляюсь на кухню, а Светка задерживается пристроить
в шкаф свое пальтишко:– Да?
– Да.
– А если Ленчику пятнадцать суток вкатают?
Не пятнадцать же лет.
– И вкатают. Ну и что из этого?
– Ха! Ты такая умная, я посмотрю.
– Да что тут такого-то?!
Добравшись до холодильника, лезу внутрь, но все равно слышу Светланин бубнеж:
– Посмотрела бы я на тебя, если бы твоего Сереброва на две недели упрятали.
Достав бутылку вина, пожимаю плечами:
– И чтоб было бы?
Может быть, я мечтаю на это посмотреть: Ромка и в драку, чтобы синяки потом и сбитые кулаки.
– Да, ничего. Бегала б тут как наседка: «Ромочка, Ромочка»…
– Ну, прямо.
Если только потом, обрабатывая герою раны.
– Криво. Уже бы вся Москва вообще на ушах стояла, во главе со мной…
Так это же от радости стояла и гордости. Усевшись на табуретку возле кухонной стойки, Дорохина демонстративно отворачивается, и я укоризненно качаю головой:
– Свет, вот ты сейчас глубоко не права.
Может быть, и кудахтала, но в душе то - гордилась! Вот чего мне все время не хватает в этой жизни, так это Ромкиных поступков, положительных, решительных и абсурдных. А не оправданий, почему их нет, и почему у нас не срастается. Взгляд подруги полон скепсиса:
– Неужели?
Наливаю вина себе в бокал:
– Светочка, если бы Роман совершил бы мужской поступок, я была бы с ним до конца! И мне плевать было бы, какие бы последствия это имело бы.
– Угу… То есть по твоему устроить драку в кабаке - это мужской поступок?
– Драка драке рознь! Ты сначала копни, из-за чего эта все произошло. Согласись, когда о тебя вытирают ноги, тут не то, что в морду, тут убить вообще хочется.
Дорохина молчит, потом ворчит недовольно, не найдя поддержки:
– Маш, ты такая агрессивная сегодня... Вообще, в чем дело?
– Жизнь такая, Светочка. Знаешь, я бы хотела порхать, как бабочка, но вот как-то не порхается.
Дорохина вновь отворачивается, задрав глаза в потолок и мне остается одиноко попивать винцо.
***
После ужина отправляюсь с ноутбуком в спальню и забираюсь с ногами на кровать. Хочется подготовиться к завтрашней экзекуции над Побужецким. Что у меня на него? На экране кучка фотографий с телефона, сделанных утром во время кастинга, где Козлов и Кирилл в явно фривольной манере щупают пришедших на смотрины девиц.
Эх, надо было и Ингу сфотографировать! Тогда бы точно не отвертелся. А вдруг завтра опять я буду не я? Надо написать письмо моей второй личности - Светка же посоветовала вести дневник! Процесс, надо сказать, идет тяжело - хоть по-турецки сижу, хоть откинувшись на подушки…, хоть задрав ноги кверху или перевернувшись на живот, кверху попой. Тем не менее, медленно, но дело все же продвигается.
Строчка ложится за строчкой. Наконец, переползаю на пол и сижу там, сбросив тапки - полумрак, желтый свет от бра и голубой от дисплея ноутбука. Все стучу и стучу по клавишам, рожая новые мысли, а потом стираю, правлю и снова печатаю.