Ромашка для Сурового Орка
Шрифт:
От сердца у меня сразу отлегло, но я не расслабляюсь, догадываясь, какую карту разыграет Ырхаш.
Она никак не желает угомониться и всплескивает руками, явно ругаясь и пытаясь что-то втолковать Иргкхану, но в какой-то момент около нее возникает Грыых, пытаясь увести свою тетку от шатра.
Вид у нее пусть и недовольный, но виноватый. Словно ей стыдно за поведение своей родственницы, и она всеми силами пытается прекратить это представление.
Орков вокруг становится много, почти все наблюдают за тем, что будет дальше, и мне становится не по себе.
Я привыкла к другой жизни, прямо противоположной
Вокруг всегда толпа народа, я никогда не остаюсь наедине с собой, за исключением времени, которое провожу в шатре, а стоит мне выйти, как каждый норовит заговорить со мной.
— Она пыталась побежать! — снова кричит Ырхаш, переходя на всеобщий, который ей дается трудно. Явно для того, чтобы ее слова поняла и я.
Я стою чуть сбоку, чтобы она не тыкала мне своим пальцем в лицо, и невольно подмечаю, до чего у нее длинные ногти.
Иргкхан наконец переводит взгляд на меня, и я сглатываю, пытаясь отыскать в его взгляде хоть толику тепла и нежности, но к собственному разочарованию вижу там одно равнодушие.
Брови его нахмурены, отчего его лицо выглядит куда суровее, чем мне показалось при первой встрече, и я едва сдерживаюсь, чтобы не обнять себя за плечи в защитном жесте.
— Это правда, Ромаш? — сурово интересуется у меня Иргкхан, когда Грыых на орочьем что-то ему поясняет, пытаясь перебить тетку.
Не в силах заговорить, я лишь киваю, не собираясь скрывать того, что и правда хотела сбежать из племени. Свидетелей тому случаю тьма, и глупо с моей стороны начинать разговор с вранья.
— Дуркхан! — зовет шамана вождь, и тот появляется позади словно из воздуха, хотя я могу поклясться, что буквально пару секунд назад не видела его в толпе.
— Я здесь, мой вождь.
Старческий голос Дуркхана не приносит мне облегчения. Я вся дрожу, желая, чтобы вся эта ситуация скорее достигла кульминации, ведь нет ничего хуже томительного ожидания, когда ты знаешь, что ничем хорошим всё это не закончится.
— Что случилось в племени в отсутствие вождя, шаман?
Иргкхан не оборачивается, а продолжает изучать меня, переводит взгляд на Грыых с Ырхаш, а затем возвращается взглядом снова ко мне. Так и не нахожу там того, что может меня успокоить, а потому опускаю глаза и делаю вид, что естественные узоры на песке мне куда интереснее, чем происходящее передо мной.
Шаман монотонно перечисляет всё, что происходило за последние дни, будто специально игнорируя то, что у него спрашивали совсем иного рода информацию.
В любом случае, никто перебивать его не рискует, ведь вождь молчит, а значит, поощряет речь Дуркхана.
— Грыых вызвала Ромаш ирш Иргкхан на бой кровью.
От вождя фонит напряжением после этих слов, и я кидаю быстрый взгляд на двух орчанок, которые делают шаг назад, упираясь в одну из стоек шатра. Выходит, о самом важном они умолчали, словно боялись реакции вождя. Глупо с их стороны было считать, что подобное удастся утаить.
— Чем бой закончился?
В голосе Иргкхана появляются хриплые нотки, и я вскидываю голову, жадно исследуя его лицо. Оно по-прежнему такое же холодное, как и пару минут назад.
— Ромаш ирш Иргкхан одержала победу, пустив Грыых первую кровь.
Плечи
вождя опускаются, а на губах возникает легкая полуулыбка, но такая короткая, что, моргнув, я уверена, что ее и не было.— Ты должен наказать грязную кровь по всей строгости, вождь! — выплевывает вдруг старая Ырхаш, и мои брови удивленно ползут вверх.
Куда-то вдруг исчезает ее акцент и неправильное произношение, но, в отличие от меня, Иргкхан не подает виду, что впечатлен.
— Высечь беглянку! — рычит снова Ырхаш, не замечая, каким мрачным становится лицо вождя.
Она издевательским взглядом проходится по мне, словно хочет насладиться моим страхом. Вот только я не даю ей такой возможности и встречаю ее внимание невозмутимой ухмылкой, из-за чего она дергается и выругивается на орочьем.
Последние несколько дней не проходят для меня впустую, так что некоторые слова и фразы я в состоянии понять и перевести для себя.
— Следи за языком, Ырхаш, — наконец, заговаривает Иргкхан и прищуривается. — Ты говоришь о лашими своего вождя. На первый раз я прощаю тебя, помня о заслугах твоего почившего брата, но в следующий раз будь готова получить наказание за оскорбление моей женщины.
Со всех сторон слышно, как все удивленно переговариваются, без конца повторяя «лашими», а вот на побледневшую Ырхаш и покрасневшую, если так можно сказать про орков, Грыых жалко смотреть.
Последняя что-то бормочет и поклоняется, утягивая тетку за собой, а затем и вовсе закрывает ей рот ладонью, словно боится, что та что-то ляпнет, не подумав, и их обоих будет ждать за это наказание.
Никто не расходится, но Иргкхану нет до этого дела. Он вдруг делает шаг вперед, а затем полог за нами опускается, оставляя нас двоих наедине.
Мое сердце часто и мелко колотится, и я боюсь пошевелиться, не представляя, как себя вести. Но стоит нам остаться вдвоем, как лицо Иргкхана вдруг преображается, и оно становится таким, каким я видела его чаще всего.
Взгляд теплеет, уголки губ разъезжаются в стороны, а набедренная повязка при этом приподнимается, не оставляя сомнений в том, насколько вождь по мне скучал.
— Так ты приветствуешь своего лаша, женщина? — порыкивает Иргкхан, а затем сгребает меня в охапку, поваливая на шкуры и накрывая своим телом. Не дает мне и слова вставить, пока не выбивает из меня первый стон удовольствия.
Глава 17
Когда Иргкхан оказывается внутри меня, распирая лоно, мне кажется, что соединялись мы целую вечность назад.
Выдыхаю с сипением, когда его губы касаются моей шеи, покрывая кожу жгучими поцелуями, от которых у меня сильнее кружится голова.
Мозолистые пальцы обхватывают мою талию, а затем я вдруг оказываюсь сидящей на орке. Пятками касаюсь шкуры.
Большие пальцы Иргкхана ложатся на мои ребра, слегка сдавливая, а глаза обводят круг по моим соскам. Они твердеют, слегка ноют, а сама я опираюсь на грудь орка, пытаясь обрести равновесие.
— Что… ч-что мне делать? — растерянно спрашиваю я, когда ничего не происходит.
Внутри я по-прежнему наполнена орком, но он не двигается, наслаждается открывшимся видом.
— Двигайся, женщина, — слегка порыкивает он, снова обхватывая талию.