Ромашка для Сурового Орка

Иргкхан с другими отцами внимательно следят за своими сыновьями сквозь кроны деревьев, в которых сидят в засаде уже больше двух часов. Все молчат, но внутри посмеиваются, глядя, как их взрослеющие дети едва не ерзают и изо всех сил продолжают не двигаться.

Поза лежа на животе для молодняка — то еще испытание их терпения, но по достижении девяти лет каждый мальчик племени обязан пройти ритуал, который делает из каждого мальчишки настоящего мужчину.

Поймать и приручить дикого тура.

Их с ромашкой сыну Нар’окхану исполнилось девять лет три месяца назад, и он в предвкушении ждал, когда наступит очередная сезонная миграция диких туров, которая проходит всего дважды в год.

Во время зимней он еще не достиг возраста зрелости орков, так что, несмотря на уговоры матери, которая просила его подождать до очередной зимней миграции, сын вождя вызвался доказать свою зрелость и готовность быть полноценным воином племени одним из первых.

— Пора, — произносит один из воинов, и Иргкхан переводит взгляд на стадо туров невдалеке.

Не чувствуя опасности, звериный молодняк дерется у поймы, пока старшие утоляют жажду. Приручению лучше всего поддаются двух-трехлетние особи диких туров, так что Иргкхан опытным взглядом подмечает, кто из молодняка поспокойнее.

С тревогой глянув на своего сына, вождь быстро отводит взгляд снова, чтобы тот не почувствовал его внимание.

Мать-эльфийка чересчур переживает за мальчишку и часто перегибает палку в своей заботе, забывая, что их первенец Нар’окхан — не человек и даже не эльф, а орк.

Сын вождя, который априори не может расти в тепличных условиях.

Конечно, как отец, он о нем тоже беспокоится, но по-своему. По-мужски.

Так что в вопросах воспитания сыновей Иргкхан непреклонен и своей нежной ромашке не позволит испортить самцов своей женской лаской. Они должны вырасти настоящими мужчинами и защитниками, а не рафинированными неженками-эльфами.

Их сын и так на четверть эльф, так что с него и спрос в орочьих землях выше. Все следят за его успехами, ждут, что он проявит трусость, не присущую оркам, и долг Иргкхана, как вождя и любящего отца — воспитать сыновей сильными воинами.

Мальчишки, дождавшись отмашки старшего товарища, резко подбираются и спустя пару мгновений взлетают из укрытия. Когда они преодолевают половину расстояния до туров, стадо, почуяв запахи двуногих, начинает волноваться и двигаться в сторону запада.

На плече у Нар’окхана, как и у других девяти- и десятилеток, лежит скрученная петля аркана из сыромятной кожи, которая мягко ложится в руку. Иргкхан лично готовил оружие для сына и обучал всем тонкостям и премудростям охоты и приручения тура.

— Ставлю клык дракона, что испытание охотой не пройдет и половина молодняка.

Воины позади решают поспорить, наслаждаясь занятным видом, как мальчишки неуклюже и хаотично пытаются заарканить молодых туров, которые находятся к ним ближе остальных.

Молодняк сопротивляется и не позволяет себя стреножить, а некоторые особо ретивые самцы туров и вовсе пытаются напасть на орчат.

Иргкхан внимательно и напряженно наблюдает за действиями старшего сына. Тот, в отличие от своих сверстников, хоть и самый юный, но сосредоточенный и спокойный. Единственный, кто выжидает, еще ни разу не использовав свой аркан.

— Ставлю шкуру метатерия, что пройдет всего шестеро, — задумчиво вклинивается в разговор Дуркхан.

Остальные начинают перешептываться, раздумывая, стоит ли поспорить с шаманом. Метатерий — самый дикий хищный кот в степях по эту сторону Анкайры. Лишь единицам удается победить его в схватке один на один, и на заре своей юности, поговаривают, Дуркхан был одним из таких счастливчиков.

Воины взволнованно переглядываются, и всё больше самцов решает побороться за такую редкую шкуру. За исключением вождя, который не сделал ни единой ставки.

Иргкхан переводит на Дуркхана задумчивый взгляд, но свои мысли о причинах, побудивших шамана последовать за ними, держит при себе. Удивляться есть чему.

Шаман редко ходит на охоту, предпочитает проводить большую часть времени в племени, среди женщин, но в этом году решил сделать исключение.

Проследив за глазами Дуркхана, вождь смотрит на своего сына и остальных орчат, придерживаясь того же мнения, что и шаман. В этот летний сезон мужчинами станут только шестеро мальчишек.

Когда один из туров, на чью шею накинут аркан, во весь галоп мчится к основному стаду, один из воинов едва успевает вытащить сына из-под лап зверя. Одна из рук мальчишки искривлена и, видимо, сломана, но он терпит боль, сцепив зубы.

— А в наше время выживали сильнейшие, — задумчиво произносит шаман и почесывает подбородок.

Никто ему не отвечает, хотя даже во времена молодости Иргкхана ритуал зрелости был куда более жесток и беспощаден. Когда ему было девять лет, из пяти дюжин молодняка в живых осталось едва ли с десяток. Но времена меняются, и сейчас жизнь каждого орка на вес золота.

Иргкхан этому рад не только, как вождь, радеющий за увеличение племени и всей расы орков, но и как отец, не готовый в один день оплакать собственного сына.

Пятеро орчат один за другим седлают туров и объезжают их, пытаясь приручить к своему весу и запаху, а остальные быстро сходят с дистанции. Кого забирают со сломанными конечностями и потерянными арканами, кого уносят в бессознательном состоянии.

Остается один лишь Нар’окхан, пытающийся заарканить самого злобного тура, который не дался целой дюжине орчат. Он уже не раз опрокидывал невольных всадников, рвал веревки, едва не втаптывал юнцов в землю.

Нар’окхан же крепко держит в ладонях аркан, в глазах его горит упрямая решимость. Во взгляде зверя меж тем таится дикая злоба, ноздри раздуты, а дыхание обдает паром. Он топчет задней лапой землю, пригибая шею и низко опустив голову, и не сводит взгляда с орчонка. Будто сам вызывает его на бой.

Сын вождя медленно делает шаг вбок, огибая тура на расстоянии. Аркан медленно поднимается, образуя широкую, тугую петлю, но тур бросается на него первым.

Иргкхан наблюдает, не сводя глаз. Его пальцы сжаты в кулак, но он не вмешивается.

Нар’окхан продолжает стоять на месте, пока тур угрожающе надвигается на него. Вскидывает лассо и бросает. Петля ложится точно на шею. Стоит веревке натянуться, стягивая мышцы зверя, как тур вздыбливается, роняя пену из пасти и в ярости мотая головой.