Рождение чудовища

Амади сидел в стороне, наблюдая за происходящим и ухмыляясь. Он, похоже, понимал, что происходит, и чего ждет от нее Иму. А вот она, Накато, не понимала.

С этого началось сущее мучение. Иму учил ее стоять и ходить по-новому. Спину постоянно ломило от того, что приходилось дни напролет выгибать плечи и поясницу немыслимыми способами, тянуть голову и шею вверх – да ни одно животное так не делает! Не говоря о людях.

Ходить так, как привыкла, тоже стало нельзя: нужно особым образом шевелить бедрами и вилять коленями.

Она могла шагать целый день по бездорожью, карабкаться по кручам или бежать далеко и стремительно. Могла работать. Могла даже убить льва! А ломота в костях мучила от простых, не требующих напряжения движений.

– Пойми, ты – царица! – толковал Иму.

Накато тяжко вздыхала и задирала плечи и подбородок. Иму выходил из себя и вопил, что ему не нужны ужимки. Снова и снова исправлял, чувствительно хлопая ладонью по спине и больно тыча пальцами.

Царица. Что такое – царица?

Через пару дней добавилось новое: нужно было чуть не по полдня смотреть прямо в глаза своему отражению, стоя неподвижно перед зеркалом. Зачем? Из объяснений Иму она поняла, что ей придется предстать перед людьми в горах, будто она – дух, хозяин этих мест. Точнее – хозяйка. Царица.

Да помилуют духи их, всех троих! Знает ли об эдаком святотатстве сама хозяйка или хозяин этих мест?!

*** ***

– Мастер Амади, - окликнула Накато. – Не святотатство ли – выдавать себя за могущественного духа, хозяйку гор? – голос дрогнул.

– Боишься мести? – он усмехнулся. – Не бойся. У местных гор нет хозяина. Духи, что носятся здесь – равнодушны и не принадлежат этому месту. Они свободны.

– Откуда ты знаешь?

– Я ведь колдун, - он усмехнулся. – И говорить с духами тоже немного умею. Здесь нет хозяев. Духи вообще редко задерживаются на одном месте. Быть хозяином – означает быть привязанным. Быть привязанным для духа – бессмысленно и тягостно. А тебя, я вижу, утомили экзерсисы Иму?

– Я не могу сделать то, чего он от меня хочет, - созналась девушка. – Он хочет, чтобы я превратилась в кого-то другого.

– Ты же видела, как ведут себя самые сильные воины? Глава кочевья, главы родов? – проговорил Амади. – Как ходят, говорят и ведут себя старшие женщины, любимые жены глав родов? Представь, что все эти горы – твой шатер. Камни и здешние духи – твои дети и рабы. И ты за всех в ответе. Твоя задача – защитить их, сделать так, чтобы они жили и были сыты. А тут пришли люди. Они копают землю в твоем шатре. Строят свои дома и печи. Пугают и разрушают твоих детей и рабов, мамонтов и страусов, увозят утварь и припасы. Жгут вокруг траву, без которой твои животные будут голодать.

– Я должна притвориться главой племени, - Накато вздохнула.

– Главой племени, да! Представь себе, чтобы кто-то зашел в шатер главы племени и стал там хозяйничать, не обращая внимания ни на главу племени, ни на его приближенных!

– Воины такого безумца убили бы.

– Ну, а ты – тот глава племени, который вначале решил вразумить чужаков. Объяснить им, что они не заметили его по своему невежеству.

– Может быть, - с сомнением протянула девушка – ей трудно было представить, чтобы глава какого-нибудь племени стал церемониться с пришлыми безумцами. – А зачем гнуть спину, задирать плечи, выгибать ноги и руки, делать что-то невообразимое с шеей?! Ни разу не видела, чтобы хоть один глава рода или воин делали что-то подобное.

– Им это и не нужно. Они – вправе, и живут с этим чувством. Поэтому ты всегда можешь отличить по виду воина или важного человека от раба.

Накато склонила голову, примолкла. В словах Амади ей слышалась смутная правда. Она и правда ведь безошибочно могла издали понять – кто перед ней: воин или простой погонщик скота. Но осознать в полной мере услышанное не удавалось.

Погрузившись в непривычное раздумье, она не заметила, как Амади отошел потихоньку. В этот день ее не трогали. А потом она сама подошла к зеркалу и принялась изучать свое отражение.

Спустя пару дней Накато впервые услышала похвалу от Иму. Да и мастер Амади глядел одобрительно. Кажется, ей удалось-таки сделать то, чего они пытались от нее добиться!

После разговора с Амади Накато с полдня вызывала в памяти образы брата, его сильнейших воинов – ближайших соратников, старика Аситы. Припоминала в подробностях их манеру держаться и говорить, осанку, взгляд. То, как они глядели друг на друга, на жен и наложниц, на чужаков, на детей и на рабов.

Вызванные в памяти облики она пыталась соотнести с тем, что толковал ей Иму – про спину, шею и голову, про руки и ноги.

Припомнила она и то, как ходили, глядели и говорили любимые жены и наложницы старших мужчин племени. Какими они были в самые удачные свои дни и годы – когда их слово имело вес, когда они обладали властью.

Непросто оказалось влезть в чужую шкуру! Однако – странным образом – советы Иму помогли в этом. И вот спустя дни на Накато глядела из зеркала незнакомая ей женщина – властная, гордая, с пронзительным взглядом. Амади качал головой и вслух поражался совершенству образа.

Научиться говорить нужным голосом фразы, с которыми могла бы обратиться хозяйка здешних гор к чужакам, оказалось нетрудно. Куда проще, чем держать нужную осанку и делать нужное выражение лица и взгляда. И выучить слова – язык здешнего племени, оказывается, отличался от языка, на котором говорила Накато.

За то время, что девушка с наставником провела в шатре среди кустарника, успело похолодать сильнее. Выпал снег, кругом побелело. Кустарник облетел, сделался куцым и прозрачным. Из-за этого Накато и Амади пришлось перебраться в шатер. Туда же занесли и зеркало. Чтобы внутри было достаточно светло, полог днем держали открытым. А часть поляны перед открытым пологом Иму загородил, соорудив из толстых веток высокую рогатину и развесив на ней грубую темную материю.

По ночам Амади куда-то выбирался, возвращался с пучками трав, мешочками коры и бурдюками с какими-то жидкостями. Иму ворчал.

– Ночами они все дрыхнут! – раздраженно отвечал Амади. – И кто поверит, что вот она, - кивал на Накато, - хозяйка этих гор?! Сразу станут спрашивать – а чего это дух так похож на человека?!

– А ты лишь теперь об этом вспомнил, - щерился Иму. – Большее, на что тебя хватило – это озеленить ей кожу! Сейчас, кстати, когда оттенок ослаб, стало лучше.

– Теперь ее вид – вопрос, который нужно решать, - поправлял Амади внушительно. – Ты что это, перестал верить в мою задумку?!

– Твой план с самого начала казался мне диким, - не оставался тот в долгу. – И, чем дальше, тем больше я сомневаюсь, что у нас что-то выгорит! Мы пришли сюда в конце той зимы. Бапото открыто насмехается и не желает слушать меня. Говорит – я старик, который выжил из ума. И сомневается – могу ли я лечить его людей. Мол, если с головой у меня непорядок, так, может, я и ремесло знахаря позабыл?