Рудники Эхнатона

Первый из сражённых мечом, с пронзённым сердцем, замер на полу неподвижно, двое же последующих всё ещё бились в предсмертных конвульсиях, отвлекая внимание шокированных врагов. Мицуи, замерев в стойке «син-но камаэ», встретился глазами с очередным противником, и тот, не выдержав взгляда поверх направленного в его сторону острия, запаниковал. Огромное неуклюжее самодельное мачете выпало из его дрожащей руки на пол, тягуче зазвенев, а сам бунтовщик обратился в бегство. Что ж, хоть один из них усвоил урок, и остался при этом жив…

Прочие невольно обернулись на звон. Ошибка ваша, ребята! Опасно упускать врага из виду! Ещё один «цуки», но на этот раз без продолжения — пронзив печень врага остриём, Мицуи отшагнул назад, ещё назад и в сторону, меняя диспозицию.

Нападать на него никто не решался. Мицуи стоял среди разобщённого кольца бунтовщиков, не глядя ни на кого из противников, рассеяв взгляд поверх поля боя, позволив просветлённому уму самому выбирать себе очередные цели. Он чувствовал, как далеко позади него сгущается неминуемая угроза, но поделать с нею ничего не мог. Понимая, что уходят его последние секунды, он мог лишь унести с собой ещё пару негодяев.

Обманный бросок вправо — даже не пытаясь защищаться, враги бросились прочь. А теперь, резко изменив вектор движения — очень дальний «цуки» вперёд, в сторону очередного мародёра с мачете в руках. Тот отшатнулся назад, но поздно — уже на самом излёте выпада калёное остриё всё же достало его. Если бы в руках Мицуи была катана — враг оказался бы нанизан на меч, как жук на булавку, но вакиздаси лишь чуть погрузился в тело соперника, впрочем, достаточно, чтобы мгновенно лишить того жизни.

Мицуи уже перегруппировался для очередного броска, как вдруг острая боль обожгла бок. Вот она, неизбежная угроза — позади него, вдали по коридору, очередной мерзавец подобрал пистолет и выдал в его сторону целую очередь, поранив заодно одного из своих сообщников.

Но прервать начатое им движение могла только смерть. Мицуи устремился на выбранную им жертву, разгоняясь, вкладывая тающие силы в то, чтобы достичь неумолимости несущегося кабана, даже после смерти сносящего своего убийцу. Враг заметался, растерявшись, на миг позабыв даже, что в руке его огромная заточка, лишь в последний момент успев выставить своё оружие перед собой.

Мгновением позже противники сшиблись, пронзая друг друга. Заточка вошла под рёбра господина Мицуи, но это уже не имело никакого значения — его клинок пронзил врага насквозь, стукнувшись цубой о вражьи рёбра. Акио успел ещё увидеть, как очередная пуля вышибла искры из стены совсем рядом, а затем следующая пуля прошла навылет через его позвоночник, вышла из груди и, прежде, чем стукнуться о стену, преодолела и ещё одно тело.

Мицуи повалился, погребая под собой труп поверженного им негодяя, не выпуская меч из намертво сжавшихся пальцев. Жизнь стремительно покидала его тело. Что ж, он погиб, как подобает настоящему воину — в бою, с мечом в руках, исполненный гордости, уничтожив множество врагов…

Вот и всё… Жизнь — лишь краткий сон во сне…

…Он уже не видел, как опасливо возвращались в холл перед приёмной разбежавшиеся было бунтовщики. Один из них, чуть повернув его тело, завалившееся на пронзённого им противника, привлечённый блеском намертво зажатого им меча, попытался завладеть оружием. Не решаясь прикоснуться к мертвым пальцам, неосмотрительный дельта схватил меч за клинок и заверещал, порезавшись о бритвенно-острое лезвие. Все остальные, охваченные паническим ужасом, решив, что мертвый враг нанес неожиданный удар, бросились врассыпную.

Даже после смерти господин Мицуи смог одержать очередную победу…

Глава 28. Генетическая спецификация

…Спотыкаясь, Берта брела в составе колонны дельт, то и дело бросающих на неё быстрые любопытные взгляды. Спотыкалась она от того, что руки её были перетянуты за спиной кабельной стяжкой, а она, оказывается, настолько привыкла при ходьбе помахивать руками, что сейчас, лишённая этой возможности, ощущала себя невероятно неуклюжей. Вдобавок в голове засела навязчивая мысль, что если она споткнётся, то неизбежно разобьёт себе нос об пол. Особенно страшно споткнуться на лестнице… Воображение то и дело рисовало перед ней картинку, как она падает на лестнице и бьётся зубами о ребро ступеньки.

Возможно, это было и к лучшему — пока она переживала за свои зубы, в её сознании не выстраивалась связь между взглядами дельт и тем, что она видела в комнате отдыха центрального поста…

Надо сказать, что стяжка причиняла ей боль исключительно тем, что елозила по одному и тому же месту, грозя её коже, но отнюдь не кровообращению. Когда она сама вязала сектанта, то перетянула провода куда как сильнее. Всё-таки, Спуки слабее её… Или добрее? А вдруг то, что с ней только что произошло — своеобразное возмездие от судьбы за то, что она так зло обошлась с тем странным человеком, к которому отчего-то сам господин Вагнер относится с необъяснимым уважением, хотя и пытается это скрыть?

Впрочем, конечно же, ответ прост — её, действительно, вязала та Спуки, которая добрее. Та, что в шарфике и тоннельных ботинках. У неё и глаза добрые, как у котят в детских мультиках. Не то, что у второй — модной фифы в то ли деловом, то ли праздничном костюме с бантом, да ещё и в дорогущих туфлях. С того момента, как «Бантик» прикончила господина Свенсона, у неё жутковатый взгляд. Холодный… Не злой, но безжалостный. Наверное, что-то сломалось в ней в тот момент, как она разнесла господину Свенсону голову…

А ведь всего-то час назад, когда Берта охраняла обе плачущие в переговорке копии, они смотрели совершенно одинаково! Испуганно. Грустно. Нежно… Берта вернулась в памяти на час назад, невольно перебирая свои действия — не сотворила ли она чего-то, что могло засесть в памяти полукровок, вызывая желание отомстить? Да нет — вроде бы, она была предельно корректна с ними…

Впрочем, ту обёрнутую цветастым шарфиком Спуки, что конвоировала её сейчас, глядя ей в спину взглядом котёнка, Берта не боялась. Для себя она назвала её «Спуки-Жизнь», в отличие от её сестрёнки с бантиком и безжалостными глазами, окрещённую ею «Спуки-Смерть» — с нею Берта предпочитала не встречаться взглядом… Хорошо, что сейчас та куда-то отлучилась!..

А может быть, Спуки-Смерть стала такой после того, как Хартманн плюхнулся перед нею на колени, признавая её главенство над целой ордой этих оголтелых дельт? Память Берты перескочила на события десяти-пятнадцатиминутной давности, начиная с того, как она очнулась от паралича, лёжа, уткнувшись носом в холодный металл основания барного стула в телецентре. Первое, что она тогда увидела — холодные глаза только что вкусившей жертвы «Бантика», глядящие на неё через прицельную рамку её же собственного автомата, в то время, как «Шарфик», глядя на Берту немного испуганно, но при этом чуть улыбаясь уголками рта, вытягивала из упаковки несколько кабельных стяжек.

Нет — уже тогда «Бантику» лучше было не противоречить… Перед взором Берты вновь пронеслась та сцена, когда они вышли из телецентра. Трудно сказать, сколько прошло времени с момента убийства Свенсона, которого она, к счастью, не видела вживую, но вновь и вновь транслируемого на экранах в записи — она получила импульс парализатора с малого расстояния, так что отрубилась полноценно. Едва только её паралич прошёл окончательно, Спуки вывели её в коридор — как раз в тот момент, когда из-за поворота выплеснулась целая человеческая волна. Хартманн в сопровождении толпы работяг, что-то шумно скандирующих. В тот момент Берта ощутила, как усилилась хватка держащей её за предплечье Спуки «Шарфика» — та явно испугалась… Но её сестренка вышла навстречу этой толпе с автоматом в руках. Она даже не целилась, просто держала оружие в руках… Она не боялась, это точно.