Русь. Строительство империи

— Боярин Душан требует, чтобы ты, Антон, сдался и отдал Березовку, — начал один из переговорщиков. — Иначе, как только взойдет солнце, мы захватим село.

— А если не сдамся?

— Тогда не обессудь, — пожал плечами второй. — Боярин сказал, что пощады не будет. Никому.

— Передай своему боярину, чтобы катился отсюда… кхм… подальше.

— Ты пожалеешь об этом, — процедил первый переговорщик. — Очень пожалеешь.

— Убирайтесь. И передайте Душану, что он зря затеял эту игру.

Переговорщики, бросив на меня злобные взгляды, развернули коней и поскакали прочь. Я проводил их взглядом. Похоже, шутки кончились. Начинается настоящая война.

— Ну что, — обратился я к своим, — похоже, нас ждет веселый денек.

— Да уж, — хмыкнул Добрыня.

— Не соскучишься, — добавил Степа.

— Главное — не раскисать, — подбодрил я их. — Прорвемся.

Я оглядел всех еще раз. Не позавидуешь нам. Уставшие и сонные.

— Значит, так, — скомандовал я, стараясь, чтобы все расслышали. — Сейчас наша главная задача — не дать им прорваться через ворота. Добрыня, ты командуешь людьми на стене. Степа, на тебе — ополчение. Распредели людей, чтобы везде был отпор.

— Будет сделано, староста, — кивнул Степан.

— Ясно, — коротко ответил Добрыня, оглядывая своих бойцов.

— И не забывайте про загон! — крикнул я им вслед. — Пусть эта западня станет для них местом, где они встретятся со своими богами!

Сам я остался на стене над воротами. Отсюда, как на ладони, видно все поле боя. Вон уже и войско Душана показалось. Идут, гады, уверенно так, будто на прогулку вышли. Ну ничего, сейчас мы им устроим теплый прием.

У меня было всего четыре охотника, которые умели обращаться с луком. Их я поставил на башни.

Наши лучники работали слаженно, не давая врагу передышки. Конечно, много стрел летело мимо, но некоторые все же находили свои цели. Вон один из воинов Душана схватился за плечо, другой повалился на землю.

— Копья готовь! — крикнул я, видя, что враги подходят все ближе.

Дружинники, стоявшие по обе стороны от меня, подняли копья, готовясь к бою. Ополченцы тоже не отставали, вооружившись кто чем — топорами, вилами, дубинами.

— Давайте, мужики! — подбодрил я их.

Тем временем, передовые отряды врага уже достигли ворот. И тут началось самое интересное. Мы заранее оставили ворота открытыми. А чего мелочиться? Пусть заходят в западню. А ворота не надо ломать, пригодятся в хозяйстве. Их таран остался без работы.

Враги, не веря своему счастью, ворвались в загон. Те, кто шел впереди, с воплями проваливались в волчьи ямы, натыкались на скрытые колья. Остальные, пытаясь их обойти, сбивались в кучу, создавая давку.

— Молодцы! — не сдержал я торжествующего крика. — Работает наша ловушка!

— Дави их, ребята! — раздался рядом голос Добрыни. — Не дайте им опомниться!

Сверху на врагов посыпался град камней. Ополченцы, не жалея сил, швыряли булыжники, целясь в головы и плечи. Несколько вражеских воинов повалились на землю, оглушенные ударами.

Но, несмотря на потери, враги продолжали упорно рваться вперед. Те, кому удалось миновать ловушки, с яростью набросились на стенки загона. Сообразили использовать таран. Я об этом не подумал.

— Держите стену! — заорал я. — Не дайте им прорваться!

Сам я, схватив копье, начал с силой тыкать им вниз, целясь в тех, кто пытался подлезть под хлипкую стенку загона. Рядом со мной сражались Степа и Добрыня.

Бой кипел нешуточный. Враги, как бешеные псы, лезли на стены, осыпая нас градом ударов. Мы отбивались, не давая им подняться. То тут, то там раздавались крики боли.

Вдруг я заметил, как один из врагов, ловко вскарабкавшись по стене, уже занес топор над головой Степы.

— Степа! — заорал я, бросаясь к нему на помощь.

Но Добрыня опередил меня. Одним молниеносным движением он выбил топор из рук врага, а затем, с силой ударив его кулаком в лицо, сбросил вниз.

— Спасибо, — выдохнул Степка, перехватывая копье поудобнее.

— С тебя медовуха, — буркнул Добрыня, снова вступая в бой.

Я с удивлением посмотрел на него. Не ожидал я от него такой прыти. Думал, он только и ждет момента, чтобы воткнуть мне нож в спину. А он, вон, грудью за село встал.

Бой продолжался. Враги, озверев от потерь, с удвоенной силой навалились на наши укрепления. Мы намеренно брали на прицел тех, кто прикасался к тарану, поэтому враги начали отступать.

Неужели мы победили? Но радость была недолгой. Из-за спин отступающих воинов вышла новая волна — свежие силы, готовые ринуться в бой. Вот, значит, как. Пока первая волна нас изматывала, вторая пришла на смену. Хитро, ничего не скажешь.

— Готовьтесь! — крикнул я. — Сейчас будет вторая волна! Еще жарче первой!

И снова завертелась кровавая карусель. Снова свистят стрелы, стучат топоры, ломаются копья. Снова крики, стоны, лязг железа.

Вторая свежая волна врагов с ревом бросилась на наши ряды. Я, находясь на стене над воротами, старался координировать оборону, одновременно отбиваясь от наседавших врагов. Вот один из них, ловко миновав выставленное мной копье, замахнулся топором. Я резко пригнулся, уходя от удара, и, развернувшись, ткнул древком копья ему в колени. Кажется раздробил коленную чашечку. Враг пошатнулся, и я, не теряя времени, нанес ему мощный тычок в грудь, сбрасывая со стены.

Краем глаза заметил, что на Добрыню наседают сразу двое. Я бросился к нему, сбив одного из нападавших ударом ноги в спину. Второй, воспользовавшись моментом, занес меч для удара, но я, извернувшись, перехватил его руку и вывернул оружие, заставив противника вскрикнуть от боли. Довершив начатое, я добил его ударом кулака в висок.

— Спасибо, староста! — крикнул Добрыня, не прекращая отбиваться от наседающих врагов.

— С тебя медовуха! — бросил я, снова вступая в бой.

Добрыня захохотал, прыгая на очередного врага.

Снизу, из загона, доносились крики и вопли — ловушки продолжали исправно работать, собирая свою кровавую жатву. Но и врагов там оставалось еще много. Один из них, огромный детина с секирой, прорубался, круша все на своем пути. Если его не остановить, то сможет наделать много бед.

— Сюда! — крикнул я дружинникам, указывая на детину. — Надо остановить его!

Сам я, перегнувшись через стену, метнул копье, целясь верзиле в голову. Но тот, заметив опасность, увернулся, и копье лишь оцарапало ему плечо. Взревев от ярости, бугай с удвоенной силой принялся крушить загон.