Русь. Строительство империи

А вот это неожиданно. Усач не удосужился как-то прикрыть свои махинации. Неужели до такой степени нет дружбы с головой? Это было как новогодняя звезда на вершине наряженной елки.

Что ж, Геннадий Петрович, твой подарок уже на подходе. Надеюсь, тебе понравится.

Я не просто хотел насолить. Мне нужны были доказательства. Железные. Неопровержимые. Что-то, что заставит совет директоров действовать.

Совет директоров — это вообще тихий ужас. Глава, с фамилией Моржов, был таким же недалеким как Усач. Но он не терпел воровства. По крайней мере ходили такие слухи. А у меня были доказательства того, что Усач — крыска.

Доступ к финансовой отчетности был у меня еще с тех пор, когда я делал презентацию для инвесторов. Геннадий Петрович, в своей бесконечной мудрости, решил, что я, как простой айтишник-дизайнер (это Усач так назвал мою должность), все равно ничего не пойму в этих цифрах. Ошибся. Я не только понял, но и сохранил копии самых интересных документов. На всякий случай. И вот этот случай настал. Но ссылка на оффшорный банк — вишенка на торте.

Теперь нужно было все это преподнести правильно. Так, чтобы никто не усомнился в подлинности. И тут мне пригодился мой опыт работы в рекламе. Перед тем, как переквалифицироваться в веб-дизайнеры, я несколько лет создавал рекламные кампании. И научился одной важной вещи — упаковке. Даже самый скучный и бесполезный товар можно преподнести так, что люди будут драться за него в магазинах. А у меня был не просто товар. У меня была бомба.

Письмо совету директоров я сочинял с особым смаком. От имени, разумеется, «Деда Мороза», то есть самого Геннадия Петровича. Подробное описание схемы вывода денег, с указанием сумм, дат и названий компаний (Спасибо ссылке с сохраненными паролями в браузере). Никакой клеветы, только чистая правда, почерпнутая из отчетов финансового отдела. Еще одна причина, по которой я был рад свалить из этого дурдома. Все это я облек в форму «чистосердечного признания», с фирменными грамматическими ошибкам шефа, канцеляризмами и вкраплениями блатного жаргона. Получилось просто шедеврально.

— Браво, — пробормотал я, перечитывая послание. — Оскар за лучший оригинальный сценарий.

Следующий этап — смена паролей. На всех ключевых аккаунтах. Генеральный, финансовый, бухгалтерия. Вместо паролей — набор случайных символов. Пусть поломают голову.

«С Новым годом, 'коллеги»!«, — мысленно поздравил я их. Поверьте, оно того стоит. Я не обижен на них. Когда работаешь в такой клоаке, как эта, все равно нужно сохранять простые человеческие отношения, но большинство 'коллег» стали лизоблюдами, подражателями Усача. С «коллегами» я еще безобидно пошутил.

На рабочем столе начальника оставил прощальный подарок — анимированную картинку с золотозубым моржом с логотипа компании, которую сношает снеговик. У Снеговика морковка — не нос, а «орудие» сношения (нейросети развились до такой степени, что за секунды и не такое нарисуют).

Чисто, профессионально, без лишних сентиментов.

Пора валить отсюда. Мавр сделал свое дело…

Конец интерлюдии.

968 г., весна.

с. Березовка.

— Добрыня! — зычно крикнул я, увидев, что неподалеку, на лугу, дружина отрабатывает приемы и не видит из-за пригорка надвигающуюся волну воинов. — Сюда, быстро!

Добрыня же, с видом оскорбленного достоинства, подошел неспешно, будто делая мне одолжение.

— Что случилось, староста? — спросил Степан, с тревогой оглядываясь по сторонам.

— Войско идет, — коротко бросил я. — Много. Нужно казну перевезти в село. Быстро.

Я внимательно смотрел на Добрыню. Вот сейчас и узнаем, на чьей ты стороне.

Но я был удивлен. Добрыня нахмурился, сжался в пружину, будто готовый напасть на любого, кто сейчас выкажет агрессию. Он углядел вдалеке армию, кивнул мне и бросился к дружинникам, что-то крикнув им. Те, в мгновение ока, оказались рядом с нами.

Даже так? Ни тени сомнения? Даже не удивился про «казну»? Но я тоже хорош. Ведь ожидал враждебных действий, но про золото и серебро в гривнах забыл. Вернее не так — не забыл, а инстинктивно прятал ближе к себе. Странно это, наверное было — живу вне села, казна ее тоже — вне ее. Но так уж сложилось. Зато все думали, что казна у старейшин.

— Добрыня, бери пару мешков, — скомандовал я, — и за мной.

Добрыня, хоть и без особого энтузиазма, но подчинился. Взвалил на плечи два тяжеленных мешка с золотыми кругляшами и пошел следом. Серебряные гривны подхватили остальные дружинники и мы спустились с пригорка.

Казну успели отнести в дом старейшин. Добрыню оставил на охране. Надеюсь не зря. Я очень рисковал. Подсознательно ждал от сына Радомысла подлянки. Вот и проверял его золотом. А как еще узнать?

Я с сожалением думал о мельнице. Столько сил и времени потратили на обустройство, а теперь придется бросать все на произвол судьбы. Почему я раньше не подумал об этом? Ведь ясно же было, что в случае осады мельница окажется первой мишенью для врагов. А я понадеялся, что успеем все барахло с мельницы перевезти в село, когда придет время. Вот и дождался, называется.

Когда я вышел из дома старешин, как раз появился Степа.

— Степан, бери пару человек, — распорядился я, — и охраняйте золото. И предупредите всех — пусть готовятся к обороне. Я скоро буду.

Степан кивнул и помчался в к Добрыне.

Когда я, добрался до ворот, то увидел, что все уже готовы к обороне. Мужики, вооружившись кто чем — топорами, вилами, косами — стояли на стенах. Ополчение. Это обговаривалось со старейшинами. Один раз в неделю ополченцы тренировались с дружинниками. Кстати, Добрыня и Степа руководили каждый по тридцать дружинников — набрали из бывших «рабов». Микола тоже хотел, но я убедил его взять шефство над артелью рабочих.

Женщины и дети укрылись в домах. Дружина Степки охраняла ворота.

Взобравшись на стену — а это уже было не просто двойной частокол, а самая настоящая крепостная стена, с башнями и бойницами — я огляделся. Вдалеке, на дороге, все еще клубилась пыль. Но теперь уже можно было различить не только силуэты всадников, но и пеших воинов, и даже телеги с каким-то скарбом.

— Много их, — присвистнул стоявший рядом со мной Микола, который стал мне верным помощником.

— Много, — согласился я. — Но и нас немало. Выстоим.

Я старался говорить уверенно, но на душе скребли кошки. Одно дело — отбиваться от разбойников, и совсем другое — противостоять настоящему войску. Степа с Добрыней скооперировались и оставили у казны несколько дружинников. Они стояли возле меня. Старейшины тоже забрались на стену. Стояли обособленно, переговаривались.

Прошел, наверное, час, прежде чем передовые отряды врага приблизились к селу. Я стоял на стене, вглядываясь в приближающуюся армаду, и пытался разглядеть, кто же ведет их на нас.